– Не знаю. Хотя нет, знаю. Приезжал доктор Уитерс. Он нас всех на весах вешал. Он хочет, чтобы я была лысая, потому что у меня стригущий лишай. Я поэтому в колпаке хожу. Показать, какой у меня лишай?

– Нет, не надо.

– Он у меня у самой первой был. Я шестнадцать детей заразила.

– Ты заходила ко мне в комнату и трогала краски?

– Нет.

– Честное слово?

– Что – честное слово? Я не знаю, в какой вы комнате. Когда мне можно будет рисовать?

– Ты клянешься, что не мазала краской?..

– До чего же вы тупая! – разозлилась Панталоша. – Не видите, что ли, когда человек правду говорит?

К своему величайшему удивлению, Агата почувствовала, что девочка не врет.

Она все еще размышляла над этим коротким разговором, когда дверь в конце партера открылась и в нее просунулся Седрик.

– Я тихенько-тихенько, как маленькая серенькая мышка. Только сказать, что обед уже на столе… Патриция! – завопил он, увидев свою юную родственницу. – Дрянной ребенок! А ну, шагом марш в западное крыло! Как ты посмела сюда явиться, чудовище?

Панталоша свирепо ухмыльнулась.

– Привет, нюни-слюни, – сказала она.

– Ну подожди! Попадешься на глаза Старцу, тогда узнаешь! Ох, он тебе покажет!

– Почему?

– Почему?! А то ты не догадываешься. У самой все руки в гриме, а она еще спрашивает почему.

И Панталоша, и Агата изумленно вытаращили глаза. Панталоша посмотрела себе на руки.

– Это ее краска, – она кивнула на Агату. – И это не грим.

– Неужели ты станешь утверждать, – продолжал Седрик, строго грозя пальцем, – неужели ты станешь утверждать, исчадье ада, что это не ты забралась к Старцу в спальню, когда он позировал миссис Аллен, и что это не ты написала гримом вульгарное оскорбление на его зеркале? Более того, не собираешься ли ты утверждать, что красные усы Карабасу намалевал кто-то другой?

С ошарашенным видом – Агата была готова поклясться, что это не притворство, – Панталоша повторила свое недавнее заявление:

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Я ничего не сделала.

– Расскажи это своему дедушке, – с наслаждением посоветовал Седрик, – посмотрим, как он тебе поверит.

– Нуф-Нуф меня любит! – распаляясь, закричала Панталоша. – Он меня любит больше всех. А тебя терпеть не может. Он про тебя сказал, что ты… это… как его… жеманный вертопрах! Вот!

– Подождите, – поспешно сказала Агата. – Давайте разберемся. Вы говорите, Панталоша якобы что-то написала гримом на зеркале сэра Генри. А что именно?

Седрик кашлянул.

– Милейшая миссис Аллен, мы не допустим, чтобы вы расстраивались из-за…

– Я не расстроилась. Что было написано на зеркале?

– Мама, конечно бы, это стерла. Она убирала в его комнате и увидела. Начала в ужасе искать тряпку, но в это время Старец вошел и узрел. Он так бушует, что еще немного, и Анкретон, даст бог, рухнет.

– Но что там было написано? Я вас спрашиваю.

– «Дедушка – чертов старый дурак», – сказал Седрик, и Панталоша хихикнула. – Вот, пожалуйста! Видели? Совершенно ясно, что это написала она. И ясно, что она же раскрасила кота.

– Это не я! Не я! – В девочке вдруг произошла перемена – дети часто повергают нас в недоумение такими мгновенными переходами из крайности в крайность, – она скривила лицо, нерешительно лягнула Седрика в ногу и разразилась бурными слезами.

– Ах ты, дрянь! – Седрик отпрыгнул в сторону. Панталоша повалилась в проход, старательно заверещала и начала колотить по полу кулаками.

– Вы все меня ненавидите, – всхлипывая, кричала она. – Звери вы и гады! Лучше бы я умерла!

– О-ля-ля! Как противно. Сейчас у нее будет припадок или что-нибудь в том же духе.

В эту минуту в театр вошел Поль Кентиш. Быстро прохромав по проходу, он схватил сестру за шиворот, как котенка, рывком поднял высоко вверх и хотел поставить на пол. Но Панталоша поджала ноги и, болтаясь, повисла в воздухе – Агата даже испугалась, что она задохнется.

– Панталоша, сейчас же прекрати! – приказал Поль. – Ты и так уже столько всего натворила.

– Одну минутку, – вмешалась Агата. – Мне кажется, она не виновата. По крайней мере в том, в чем вы ее подозреваете. Здесь какая-то путаница. Я уверена.

Поль разжал руку. Панталоша села на пол и заплакала навзрыд – ну просто самый разнесчастный ребенок на свете!