Старик в упор разглядывал Беатрис, в буквальном смысле испепеляя ее взглядом. Но к удивлению Коннора, она просто улыбалась в ответ. Он закрыл глаза. Херст Барроу уже почти проглотил ее, а она этого даже не понимает...

– А тот факт, что в течение трех поколений фамилия Барроу ассоциируется с банковским делом в Нью- Йорке, даже не пришел вам в голову, – сказал старый стервятник.

Коннор в тревоге открыл глаза и обнаружил, что Беатрис совершенно не обескуражена.

– Ну я же, в конце концов, деловая женщина. – Улыбка Беатрис стала шире, а щеки порозовели. – А никто из семейства Барроу для этих целей своим именем не воспользовался.

На мгновение Коннор решил, что его дед чем-то подавился. Звук, который он издавал, больше напоминал бульканье, чем смех, но, став громче, теперь явно выражал испытываемое стариком удовольствие.

– Да уж, чего-чего, а нахальства вам не занимать, – заявил Херст Эддингтон, и лицо его вновь приняло кислое выражение.

Коннор заморгал, переводя взгляд со старика на Беатрис и обратно.

– Я училась вести дела у мастера, сэр, – просто ответила она.

Но в эти слова было вложено столько смысла, что Коннор внезапно испытал нечто вроде озарения, поняв, какой была ее жизнь и как менялся ее характер. Был ли ее муж скроен из того же материала, что и дед Коннора? Если так, то она действительно училась у мастера. И первым, самым важным, уроком был для нее урок самоконтроля. Скоро Беатрис подтвердила его умозаключение.

– Мое личное кредо в делах – это ничего не оставлять на волю случая. Уверяю вас – этот банк будет хорошо организован, будет хорошо финансироваться и управляться. И я надеюсь, что ваша комиссия, состоящая из широко известных финансистов и банкиров, увидит ту тщательность, с которой планируется организация банка, и наше предложение будет выслушано со всей справедливостью и ответственностью... невзирая на какие-либо личные соображения. Я также уверена, что комиссия изложит свое решение в мудрой и непредвзятой манере, не забывая при этом о необходимости роста благосостояния деловых кругов штата Нью-Йорк.

Им бросали беспрецедентный вызов, но изложен он был настолько тонко, что члены комиссии, невзирая на все свое влияние, растерялись. В установившейся тишине старики обернулись к Херсту Барроу. Коннор почти физически ощущал, как его дед взглядом измерял расстояние между ним и Беатрис. Через секунду хитрая мина появилась на его высохшем, но все еще властном лице. Старик мельком взглянул на предложение корпорации, а потом движением руки, настолько небрежным, что при других обстоятельствах оно показалось бы нечаянным, смахнул документ со стола на пол.

В комнате раздался общий вздох. Все присутствующие поняли, что таким образом старик показал Беатрис, чего стоит ее предложение и где ему надлежит быть. У Коннора все сжалось внутри, и он начал подниматься со стула, но Беатрис потянула его назад. Без стеснения она встала, подняла документ и положила его прямо перед Херстом Барроу, поверх других бумаг.

– Полагаю, вам это потребуется. – Странно, но в ее голосе не прозвучало ни недовольства, ни обиды. – Комиссия еще не приняла по нему никакого решения.

Их взгляды скрестились. Беатрис вернулась на свое место, сложила руки на столе и спокойно ждала ответа. Коннор, не веря своим глазам, наблюдал, как старик взял предложение, просмотрел на него с непроницаемым выражением лица и сунул под мышку.

– Хватит с меня на сегодня начинающих финансистов, – провозгласил он, поворачиваясь к коллегам. – Я не могу руководить комиссией, пока не поужинаю и не выпью стаканчик портвейна. Мы делаем перерыв в заседании до завтра, до десяти часов утра.

Когда члены комиссии поднялись и вместе с ним удалились через боковую дверь, Коннор повернулся к Беатрис.

– Вы что, совсем спятили?

– Все сработало, не правда ли? – спокойно ответила она, но он заметил, что руки ее дрожат.

– Господи, ведь он же бросил эти чертовы бумажки на пол! – Коннор схватил ее за руку и развернул лицом к себе. – Неужели вы на самом деле думаете, что он рассмотрит ваше предложение?

– Да, думаю. – Беатрис высвободила руку и нахмурилась, глядя на него. – Он взял предложение с собой и, может быть, прочитает его сегодня за ужином. А завтра у него будет...

– Тысяча веских причин, чтобы не выдать вам разрешение. Вы уже утонули.

Беатрис отдвинулась и взглянула на Элис, которая остановилась в нескольких шагах и стояла с таким видом, будто и не слышала все до последнего словечка.

– Нет, не утонула. – Беатрис решительно вздернула подбородок. – Сегодня он пройдется по документам частым гребнем и завтра будет нас поджаривать без пощады... после чего, я готова поспорить, комиссия проголосует за то, чтобы выдать нам разрешение.

– Да? С чего это вы взяли?

– Я увидела это в его глазах.

– В его глазах? Боже праведный! – Коннор провел ладонями по лицу. – Вы – со своей драгоценной женской интуицией – что, действительно считаете, будто можете так легко догадаться, о чем думает этот старый мерзавец? Хорошо, прекрасно, тогда напрягитесь-ка еще раз. – Он придвинулся ближе, приблизил свое лицо к ее лицу и спросил: – Что вы видите в моих глазах?

Беатрис не стала отступать и через мгновение почувствовала, как погружается в эту обжигающую синеву и пробирается сквозь подозрение, возмущение, недоверие – все то, что, по его настоянию, она и должна была увидеть. Но вот для нее открылись другие, глубоко скрытые чувства и эмоции... сильные, обнаженные до предела... Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь увидит их в глазах мужчины.

Беатрис внезапно ощутила то, через что пришлось пройти Коннору – отчуждение, детские обиды и желания, трудности в борьбе за становление личности и жесточайший конфликт, который так никогда и не был разрешен. Каждое из впечатлений находило себе место в ее сердце. Она видела собственные