— Заходите, сэр, заходите, — произнес Эгидиус Пай, жестом приглашая Эдмунда Худа в комнату. — Для меня ваш визит — большая честь.

Худ вручил плащ и шляпу адвокату и тут же пожалел об этом: в комнате было немногим теплее, чем на улице. Из очага тянуло легким дымком, но при этом Эдмунд не заметил ни единого язычка пламени. Пай свалил плащ и шляпу гостя на стол и махнул рукой в сторону кресла возле каминной решетки. Сам он с осторожностью опустился на стул напротив Худа и уставился на тугой свиток пергамента, зажатый в руках Эдмунда.

— Насколько я вижу, мистер Худ, вы принесли мою пьесу.

— Вы правы. И я должен вас поздравить: пьеса написана очень недурно.

— Спасибо, спасибо вам, — произнес Эгидиус с таким жаром, словно перед ним был храбрец, только что спасший ему жизнь. — Похвала из ваших уст мне вдвойне приятна. Это надо отметить. — Он поднялся и, спотыкаясь обо всякий хлам на полу, направился к двери. — Я сейчас.

Он вышел, предоставив Эдмунду возможность снова накинуть плащ и оглядеться. Николас рассказал ему о беспорядке, царившем в обители адвоката, однако картина, представшая глазам Худа, превзошла все его ожидания. Тарелки с объедками, расположившиеся в самых неожиданных местах, как и кипы документов на полу, были покрыты толстым слоем пыли, по которой бесстрашно разгуливали пауки. Худ задумался, как адвокату удается работать в таком хаосе, и размышлял об этом до появления Пая, державшего в руках кувшин и два кубка.

— Позвольте предложить вам вот это, — он поставил кубки на стол и принялся разливать содержимое кувшина. — Вкус изумительный. Подарок благодарного клиента.

— Надеюсь, он не был колдуном? — пошутил Худ. — Надо сказать, я не большой поклонник чародейских зелий, которые готовят из всякой мерзости.

Пай хихикнул:

— С чего вы взяли, что это ведьмино варево? В нем нет ничего особенного. Ну разве что наткнетесь на жабий глаз или кусочек крысиной печени… Шучу, сэр, шучу! Это мадера. Один из лучших урожаев.

— Ну что ж, тогда за вас, мистер Пай!

Пай опустился на стул и заговорил елейно:

— Итак, вы сказали, что моя пьеса недурна. А остальные разделяют ваше мнение?

— Барнаби Джиллу и Лоуренсу Фаэторну она понравилась, а самого требовательного критика вы уже видели. Глаз у Николаса Брейсвелла наметанный, уж если он сказал, что пьесу ждет успех, то так оно и есть. Собственно, это он порекомендовал нам «Ведьму из Рочестера». — пояснил Худ. — Он же предложил перенести действие в Эссекс, чтобы добиться большего успеха у зрителей.

— Я ему безгранично признателен.

— О, вы обнаружите еще немало оснований быть ему признательным. Пьеса навела его на кое-какие размышления. — Драматург откинулся на спинку стула. — Скажите, почему вы решили ее написать?

— Я сочинил ее сам…

— Порой я говорю то же самое, но я-то знаю правду. Пьеса — как дом. Чтобы ее написать, приходится проявлять терпение, аккуратно укладывая кирпичик на кирпичик. Воображение может показать нам внешний облик здания, но, чтобы его возвести, нужен тяжкий труд.

— Мой труд не был мне в тягость.

— Почему?

— Я очень трепетно отношусь к теме колдовства.

— Весьма странная сфера интересов для адвоката.

— Я не адвокат! — с неожиданной резкостью возразил Эгидиус. — Я стал законником не по велению сердца, а из верности завету отца. И с тех пор несу это бремя. Вы знаете, мистер Худ, сколько нас всего?

— Думаю, много…

— Когда мой отец вступил в Средний Темпл, барристеров едва ли насчитывалось пятьдесят. А теперь их число перевалило за четыре сотни. Что же касается поверенных, тех, что выступают в судах общего права, так о них и говорить страшно. Город кишмя кишит адвокатами. Они плодятся как тараканы, и точно так же, как от тараканов, от них нет спасения. Пожалуйста, сэр, не причисляйте меня к ним. Я презираю своих коллег за их однообразие. Даже когда адвокаты «пускают ветры», они воняют одинаково.

Последнее замечание Эгидиуса показалось Худу столь неожиданным и вульгарным, что он заморгал от удивления. Пай казался слишком чопорным для такой сальности. Странный он все-таки человек. Манеры Пая приводили в замешательство, изо рта его несло уксусом, луком и плесневелым сыром. С первого взгляда было ясно, что адвокат холост: подобного ухажера не подпустит к себе ни одна женщина. Да, работа с таким сулит некоторые сложности…

Худ отхлебнул вина и помахал свитком:

— Мистер Пай, нам надо обсудить текст. Сюжет хорош, персонажи яркие, пьеса производит сильное впечатление. Вместе с тем ее можно значительно улучшить.

— Покажите, где я допустил ошибки.

— Непременно. Однако, прежде чем мы перейдем к исправлению того, что уже имеем, давайте сперва добавим то, чего пьесе не хватает. Чего в ней вообще нет.

— И чего же в ней нет?

— Во-первых, нам нужен пролог — монолог строчек в двадцать, из которого зрители получат первое представление о пьесе, узнают, что их ждет. Не волнуйтесь, мистер Пай, я вам помогу, — успокоил адвоката Эдмунд. — Потом, надо добавить в пьесу песен. Благодаря вам у нас уже есть заклинания, которые произносит ведьма, но на музыку их не положишь. Я отметил места, куда можно вставить такие песни, которые ублажали бы слух зрителя. У нас в труппе пять музыкантов и немало славных певцов.

— Что-нибудь еще?

— Танцы. Доктора Пьютрида будет играть Барнаби Джилл, а он ни за что не выйдет на сцену, если ему не дадут станцевать джигу разок-другой. Боюсь, мистер Джилл несколько своенравен, — предупредил Худ, — поэтому его чудачества лучше учесть заранее. Я помечу, в каких местах танцы будут смотреться наиболее уместно.

— Может, еще чего-нибудь не хватает, мистер Худ?

— Теперь недостает лишь эпилога. Что-нибудь бодренькое, комичное.