Актеры отыграли спектакль уверенно, но без вдохновения. Один Лоуренс Фаэторн, игравший в «Ненасытном герцоге» главную роль, вложил в спектакль всю душу, еще раз доказав, что не зря считается одним из лучших актеров Англии. Однако мало кто из труппы смог последовать его примеру. Эдмунд Худ, игравший мудрого кардинала Бочерини, выступил гораздо хуже, чем обычно. Пьеса рассказывала о Козимо, герцоге Пармском, человеке необузданных страстей. Когда Козимо обратил свой похотливый взгляд на красавицу Эмилию, кардинал сделал все возможное, чтобы убедить ненасытного герцога пощадить девушку, но его усилия оказались тщетными. Не желая покориться герцогу, Эмилия, в великолепном исполнении Ричарда Ханидью, приняла яд. После ее смерти Козимо узнал, что на самом деле она была его дочерью. Муки совести стали развратнику воздаянием за все его грехи.

Благодаря усилиям Барнаби Джилла Главный зал порой оглашался взрывами смеха, и все шло гладко вплоть до четвертого действия, когда Дэйви Страттон должен был два раза выйти на сцену. Ученик играл пажа, и у него была лишь одна реплика, однако мальчик сумел произвести на зрителей впечатление. От него требовалось подать герцогу серебряную чашу с вином, однако мальчик умудрился выронить ее, вызвав у зрителей невольный смех. Николас списал произошедшее на волнение, однако Фаэторн думал иначе. Дождавшись конца сцены, Лоуренс вылетел за кулисы и прошипел Брейсвеллу в ухо:

— Если Дэйви отколет такое еще раз — я его придушу.

Фаэторн не успел устроить мальчику выволочку — надо было возвращаться на сцену. Лоуренс снова приковал к себе внимание зала и удерживал его, пока на сцене вновь не появился Дэйви. На этот раз мальчику предстояло передать герцогу свиток. Дэйви рысцой выскочил из-за кулис, отвесил герцогу раболепный поклон и, выхватив из-за пояса большую морковку, протянул ее Лоуренсу. Будто бы спохватившись, мальчик отдернул руку и подал наконец свиток. В зале прыснули. Встретив страшный взгляд Фаэторна, мальчик бросился со сцены наутек — и, врезавшись в Джорджа Дарта, который выносил поднос с яствами, опрокинул кушанья на пол. Напряжение в зрительном зале, которое актеры старательно нагнетали на протяжении всего спектакля, рассеялось, словно утренняя дымка.

За кулисами Николас схватил мальчика за шиворот:

— Ты с кем шутить вздумал?

— Простите, я случайно, — пролепетал Дэйви.

— Не ври мне!

— Нет! Честно, нет!

— Не ври, говорят тебе! — Николас тряхнул сорванца что есть силы. — Это уже непростительная наглость. Больше на сцену не выйдешь.

— Но у меня еще три выхода в пятом действии…

— Ты и так уже достаточно натворил. Кончено. Марш в коттедж и сиди там, жди нас. Я позабочусь, чтоб к тебе никто не подходил, пока мистер Фаэторн с тобой хорошенько не поговорит.

Всхлипывая, мальчик пошел прочь.

Проказы Дэйви привели Фаэторна в дикую ярость, но Лоуренс воспользовался ею с умом, представ в финале в таком ослепительном гневе, что зрители перепугались. Он рыдал над трупом дочери столь искренне, что зал позабыл о былых злодеяниях Козимо и горевал вместе с ним. Жадный герцог на поверку оказался несчастным, одиноким, страдающим человеком. Впрочем, в самый ответственный момент Фаэторну снова помешали, но на этот раз Дэйви был ни при чем.

Произнеся последнюю фразу, Лоуренс вонзил в сердце кинжал и упал рядом с дочерью. После этого обыкновенно воцарялась тишина, в которой слуги с достоинством выносили со сцены тела, оказывая покойным последние почести. Даже в «Голове королевы». где публика славилась своим буйным нравом, в этот момент в зале всегда повисало гробовое молчание. Однако в Сильвемере все пошло иначе. Как только слуги подняли тела, в зале раздался женский крик. Мужчина, сидевший рядом со своей супругой, мешком повалился на пол. По залу пронесся испуганный шепот. С мест вскочили десятки людей, ропот нарастал. В одну секунду безвестный зритель перечеркнул то, над чем «Уэстфилдские комедианты» трудились битых два часа.

Когда Фаэторн оказался в костюмерной, он кипел от ярости. В зале стоял такой шум, что Лоуренс даже не знал, выводить ли актеров на поклон.

— О, как жесток этот мир! — завопил он. — Ник, он сводит меня с ума!

— Кому-то стало дурно, — пожал плечами Николас.

— Именно. И знаешь кому? Мне!

— Ты будешь выходить на поклон?

— Думаешь, на нас кто-нибудь обратит внимание?

— Слышишь? — Николас поднял палец, прислушиваясь к разрозненным аплодисментам, доносившимся из-за занавеса. — Публика ждет тебя. Давай, не робей.

— За мной, ребята! — вздохнул Фаэторн, окидывая взглядом комнату. — С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Скрывая раздражение за широкой улыбкой, Лоуренс поспешил на сцену. Сэр Майкл и леди Элеонора вскочили с мест и захлопали в ладоши, однако их примеру мало кто последовал. Аплодисменты были лишь вежливыми. Главная трагедия, разыгрывавшаяся в зале, привлекала куда больше внимания. Поклонившись всего два раза, Фаэторн решил ретироваться за кулисы. Вновь оказавшись в костюмерной, он сразу же обратился к суфлеру:

— Где он, Ник?! Где этот ученик дьявола, Дэйви Страттон?! Это его работа!

— Нельзя же его винить за то, что кто-то потерял сознание.

— Я виню его за все! С того момента как он с нами, от него одни несчастья. Ты же сам видел, что он творил со мной на сцене! — ревел актер. — Ты видел, что мерзавец дал мне вместо свитка? Я должен был прочитать послание, а не сжевать морковь! Он сделал это специально, он хотел сорвать мой спектакль!

— Лоуренс, это не под силу никому.

— Именно, — едко заметил проходивший мимо Джилл. — Ты, Лоуренс, и сам с этим прекрасно справился.

— Где он? Подать его сюда! — снова заревел Фаэторн. — Подать сюда Дэйви!

— Я велел ему отправляться в коттедж и сидеть там, чтобы он больше ничего не натворил, — отчитался Николас. — Прежде чем говорить с ним, я советую тебе чуть-чуть остыть.

— Остыть?! Этот чертенок порочит мое доброе имя!

— А меня Дэйви сшиб с ног, — вступил Джордж Дарт.

— А мне наступил на плащ, — пожаловался Худ.

— А на меня пролил вино, — добавил Илайес.

— В очередь! — прошипел Фаэторн. — Я первый с ним разберусь!

Николас, как мог, пытался успокоить друга, но тщетно. После провала «Ненасытного герцога» Лоуренс искал козла отпущения, чтобы отыграться на нем. Фаэторн всегда придавал огромное значение слаженной работе на сцене, и его бесил тот факт, что спектакль оказался под угрозой срыва из-за какого-то ученика.

Тем временем Главный зал быстро пустел. Когда Николас выглянул из-за занавеса, он увидел лишь кучку людей, окружившую лежащего на полу человека и доктора Винча, стоявшего возле несчастного на коленях. Судя по встревоженным лицам, дело было плохо.

Фаэторн переоделся одним из последних. Николас не отходил от него ни на шаг, опасаясь, как бы тот не натворил бед. Суфлер и сам был страшно зол на мальчика, однако теперь ему больше хотелось понять причины столь отвратительного поведения мальчика. Казалось, Фаэторн прочел мысли Брейсвелла.

— В этот раз, Ник, даже не пытайся меня удержать. Я устрою этому чертенку взбучку. Я выдеру его так, что он неделю присесть не сможет.