могу получить и то, и другое, а это всего лучше! Во всяком случае раньше следует заполучить эти деньги: они мне гораздо более нужны, чем церкви. Впрочем, если я присвою их себе, эти двое господ легко могут обличить меня; от них следует избавиться, как только они станут мне более не нужны. Надо заставить их замолчать раз навсегда, а тогда я, быть может, добьюсь и красавицы Амины. Во всяком случае, их смерть обходима мне!.. Но прежде всего надо все это хорошенько обдумать».

И комендант принялся ходить взад и вперед по комнате, рассуждая вслух: — Он уверяет, что то был призрак, и рассказал мне при этом довольно вероятную историю. Но у меня почему-то закрадывается сомнение… Весьма возможно, что они дурачат меня. Пусть так! Но если деньги там существуют, то я их получу, а если нет, то отомщу им за это дурачество. Не только они должны исчезнуть с лица земли, но и все те, кто будет участвовать в перенесении этих денег. Но кто здесь?! Педро?

— Да, синьор!

— Давно ли ты здесь стоишь?

— Да как вы сейчас изволили крикнуть меня!

— Я тебя не звал; ты мне не нужен! Можешь идти… Педро ушел, но он слышал все, что комендант говорил сам с собою, все, что он считал своей сокровенной мыслью.

Было чудное, яркое утро, когда португальское судно, на котором находилась Амина, вошло в рейд Гоа.

В ту пору Гоа была в зените своего блеска. Это был богатый, великолепный, цветущий город, так сказать, столица Востока, город дворцов и сказочной роскоши. Когда судно стало подходить к реке, два устья которой образуют остров, где построен город, все пассажиры столпились на палубе. Капитан судна, любезный португалец, уже не раз бывавший здесь, указывал Амине главнейшие и наиболее замечательные здания.

Спустя немного времени судно стало на якорь против здания таможни. Капитан и пассажиры съехали на берег, кроме одной только Амины, которая временно осталась на судне, пока патер Матиас не приищет для нее подходящего помещения, где бы она могла прожить некоторое время.

На следующий день патер Матиас вернулся к Амине с известием, что ему удалось устроить ее в Урсулинском монастыре, настоятельница которого была ему хорошо знакома. При этом он предупредил Амину, что настоятельница — женщина чрезвычайно педантичная; и потому ей было бы приятно, если бы Амина, насколько возможно, сообразовалась с уставом и обычаями монастыря. Он сообщил также, что в этот монастырь принимались только девушки и женщины самых знатных и родовитых фамилий, самых состоятельных и избалованных, а потому он надеется, что Амине там будет хорошо и приятно.

Однако не прошло и двух месяцев с тех пор, как Амина поселилась в Урсулинском монастыре, как ей вскоре опротивел монастырь, и она при первом же свидании с патером Матиасом просила найти ей частную квартиру; вместо денег она дала патеру свой бриллиантовый перстень, который и поручила продать.

Вскоре патер сообщил Амине, что продал ее кольцо за тысячу восемьсот долларов и нанял для нее помещение у одной богобоязненной и степенной вдовы, которая взялась заботиться об ее столе и удобствах.

Простившись с монахинями, Амина вместе с патером Матиасом покинула монастырь и переселилась в красивый дом, выходящий на большой сквер, называемый Terra di Sabaio. Комнаты ее были светлые, высокие и просторные.

— А что это за церковь там, по ту сторону сквера? — спросила Амина свою хозяйку.

— Это церковь Вознесения, — сказала та, — там чудесный орган; если желаете, мы можем завтра пойти послушать его!

— А то большое массивное здание с куполом, как раз напротив нас? — продолжала расспрашивать Амина.

— Это Святая Инквизиция! — сказала вдова, набожно перекрестясь.

Амина невольно содрогнулась.

— Это ваш ребенок? — спросила она, увидев подле себя мальчика лет восьми.

— Да, — сказала хозяйка, — это мой единственный ребенок. Храни его Господь!

Это был красивый умный мальчик, и Амина поспешила расположить его в свою пользу, что ей и удалось.

Прошло несколько времени с тех пор, как Амина поселилась у вдовы.

Теперь она только что вернулась с прогулки по городу, где делала различные закупки, которые и принесла с собой под мантильей.

«Наконец-то я здесь одна, и никто не следит за мной! — мысленно воскликнула она. — Теперь я имею все, что нужно, и скоро я узнаю, что хочу знать!».

В этот момент маленький Педро, сын вдовы, вбежал в ее комнату и кинулся здороваться.

— Где твоя мать, Педро? — спросила Амина.

— Она ушла к своим друзьям на весь вечер, и мы с вами остались одни, — сказал мальчик. — Можно мне остаться с вами?

— Конечно, можно! Ну, а скажи мне, можешь ты сохранить что-нибудь в тайне?

— Да, могу! Скажите ваш секрет, и вы увидите, что никто ничего не узнает!..

— Мне нечего сказать, мой милый, но я хочу устроить с тобой такую игру: я хочу показать тебе разные вещи на твоей ладони!

— Ах, да, да… Покажите!

— Хорошо, я покажу тебе, но только если ты мне обещаешь никому не говорить об этом!

— Нет, нет, клянусь вам Пресвятой Богородицей, никому ничего не скажу!

— Ну, так смотри же!

Амина разожгла уголья на жестяном блюде, поставленном у нее на ногах, затем взяла гусиное перо, чернила и пару ножниц и написала на клочке бумаги несколько букв, напевая при этом какие-то непонятные слова, после того кинула на уголья кориандровые семена и ладан, отчего в комнате распространился сильный удушливый аромат.

Тогда она посадила Педро на низенькую скамеечку подле себя и, взяв правую руку мальчика, некоторое время держала ее в своей, после чего начертила на его ладони квадрат и какие-то буквы или знаки на каждой из сторон квадрата, а в центр его налила немного чернил, так что образовалось нечто вроде черного глазка величиною с полкроны.

— Ну, теперь все готово! — сказала она. — Смотри, Педро, на это черное пятно чернил и скажи, что ты в нем видишь?

— Мое собственное лицо! — сказал мальчик.

— Амина подкинула еще ладану на горячие угли, так что вся комната наполнилась дымом, причем она что-то бормотала:

— Турехун… турехун, турио-шун, сойди сюда! Сойдя сюда. Присутствуйте здесь, слуги этого имени. Отдерните завесу и поведайте правду.

Начертанные ею на бумаге буквы или слова она разрезала ножницами на части и, взяв одну из частей, бросила ее на уголья, продолжая держать в своей руке руку мальчика.

— Ну, а теперь что ты видишь, Педро?

— Я вижу человека, который метет! — сказал Педро с тревогой в голосе.

— Ты не бойся, дружок, ты сейчас увидишь другое! Ну, что, он перестал месть?

— Да, перестал!

Теперь Амина снова что-то забормотала и кинула в огонь другой кусок бумажки с написанными на нем буквами или словами.

— Ну, а теперь скажи, Педро: «Филипп Вандердеккен, явись!».

— Филипп Вандердеккен, явись! — повторил мальчик дрожащим голосом.

— Теперь скажи мне, что ты видишь, только скажи правду!

— Я вижу человека, лежащего на белом песке… Только мне не нравится эта игра!..

— Ты не пугайся, дитя, я сейчас дам тебе гостинца, много сластей, вот увидишь… Скажи, как одет этот человек?