получить новый. Если я хотел вернуться вовремя, следовало вылететь из Карачи немедленно.

Я вернулся в Лондон в течение суток. Паспортный стол решил, что я достоин получить полный паспорт на десять лет. На это должно было уйти три недели. Джарвис согласился отправиться в Пакистан вместо меня и побыть мистером Деннисом. Он вернулся через неделю и рассказал, что, когда пригнал «мазду» к АЛЛ, ему заявили, что ничего не знают, нет никакого заказа. Джарвис посчитал, что ему ничего не остается, кроме как оставить грузовик рядом с конторой, а ключи отдать фрахтовому агенту, пообещав, что посольство США с ним скоро свяжется. После этого Джарвис позвонил в посольство и объяснил ситуацию. Они пообещали этим заняться. Малик, с которым Джарвис встретился перед отлетом в Лондон, посчитал, что тот поступил правильно.

Я сообщил обо всем Эрни через ПУЛА. Тот заохал.

Новехонькая «мазда» с драгоценным грузом гашиша, замаскированным под запрещенное шпионское оборудование, простояла рядом с конторой «Форбс, Форбс и Кэмпбелл» целых три месяца. По словам Малика, она стала местной достопримечательностью, клети странной формы привлекали внимание посетителей порта. Затем неожиданно грузовик исчез. Позвонил Эрни. Груз был на пути в Аламеду. Через несколько недель полагалось пить шампанское.

На какое-то время темп жизни замедлился. Мы с Джуди бродили по новому, еще не обустроенному дому в Испании.

В пятнадцатом веке на Мальорке существовало небольшое поселение Эс-Винет, знаменитое своими виноградниками. Обезлюдев после чумы, оно исчезло с карт на несколько столетий, пока в начале прошлого века, не возродилось под новым именем — Ла-Вилета. Сюда стекались жители Мальорки, искавшие работу в городе, потому что ближе подобраться к стенам Пальмы не удавалось. Из поселения Ла-Вилета превратилась в спальный район для плотников и каменщиков Пальмы. Эти ремесленники использовали свои изрядные навыки, чтобы превратить деревенские дома в городские здания. Облик Ла-Вилеты отличала некоторая пестрота. Здесь попадалось много интересных сооружений. Одно из них мы и купили: трехэтажный дом, возведенный полтора столетия назад, с толстенными каменными стенами и садиком, где за место под солнцем боролись пять огромных пальм. В Ла-Ви-лете много баров, и в них, как и повсюду в Испании, подают вполне приличную еду. А вот ресторан всего один, «Рестауранте Ла-Вилета». Его владелец и управляющий Боб Эдвардес — уэльсец, родившийся неподалеку от Кенфиг-Хилл. Естественно, мы стали хорошими друзьями.

Мы с Джуди вели очень неспешную спокойную, очень испанскую по духу жизнь, пытаясь вернуть дому былую красоту и знакомясь с островом.

Прошло более трех недель. Время от времени я звонил в ПУЛА. Флэш сообщал, что от Эрни новостей нет. Затем как-то раз он соединил меня с номером Комбса в отеле.

— Ты не поверишь!

— Думаю, придется. Что такое?

— Билл когда-нибудь упоминал о парне по имени Фред?

— Да, упоминал.

— Так вот, с ним все кончено, так же как и с нашим грузом.

Фред Хиллиард умер от сердечного приступа, когда деревянные клети направлялись к Аламеде. Только он мог очистить груз, который теперь грозил вызвать жуткий скандал. ВМС Соединенных Штатов не должны переправлять контрабандой гашиш через свои базы. Возникнут вопросы. Глядишь — и разгонят правительство. Билл, узнав о смерти Фреда, бежал в Бразилию и скрывался где-то в сельве. Эрни отправил людей на его поиски. Если Билл не отыщется, придется подключить к делу Тома и Карла. Надежных правительственных агентов осталось раз-два и обчелся. Когда все выйдут, настанет пора удалиться на покой.

Малик в очередной раз обнаружил удивительное понимание. Предложил отдохнуть от главного бизнеса, сконцентрироваться на бумагоделательных фабриках и прочих законных начинаниях в Пакистане.

Я размышлял над советом Малика, когда мы с Джуди отправились на бракосочетание ее брата Джорджа и Ассумпты О'Брайен. Эта свадьба, справляемая в Белфасте, собрала толпы людей, говоривших, как Джим Мак-Канн. Я гадал, что он поделывает. Вот уже много времени ничего о нем не слышал.

Джордж и Ассумпта последние несколько лет преподавали английский при Британском совете в Бейруте. 1984 год для Ливана был богат событиями. Американская морская пехота в конце концов отступила, предоставив страну самой себе. Последовавшая борьба за контроль над Бейрутом оказалась изощренной и кровавой. Взрывались здания, людей похищали и убивали. Сбитые с толку читатели западных газет тщетно пытались уловить разницу между шиитами, ООП, друзами и маронитами. Все, кто мог себе это позволить, толпами валили из Бейрута. Джорджу и Ассумпте было жаль уезжать. Они любили Ближний Восток, любили свою работу. Они не знали, что им теперь делать. Я поинтересовался, как они смотрят на то, чтобы открыть школу в Пакистане. За деньгами дело не станет. Они с радостью ухватились за это предложение.

Так появился Международный лингвистический центр Карачи (МЛЦК). За несколько недель было положено впечатляющее начало. Мы арендовали старое американское консульство. Я дал Хоббсу отдохнуть от брачных афер в Гонконге и произвел его в школьные попечители. В Лондоне проходили собеседование учителя английского, и некоторым доставалась должность в Карачи.

Настоящий английский, который преподавали педагоги из Великобритании, в Пакистане пользовался популярностью. Успех был обеспечен. Малик потирал руки. Я сделал его директором МЛЦК, а он меня — директором своих бумагоделательных фабрик в Мехаре.

Япония и все японское с детства приводили меня в восхищение. Я играл в го, любил сырую рыбу и постоянно покупал японскую электронику и оптику забавы ради. Истории про самураев захватывали мое воображение и особенно впечатляла философия добровольного ухода из жизни на пике. Сам я не испытывал склонности к самоубийству, свой пик миновал, но идея расцветающей жизни, не отравленной тревогами старости, заключала в себе неотразимую привлекательность. Я постоянно летал в Гонконг, отделенный от Японии всего несколькими часами лета, но как-то не находил времени сесть на лайнер до Токио. Это расстраивало.

— Любимая, хочешь слетаем в Токио? Джуди улыбнулась:

— Ты же знаешь, я об этом просто мечтаю. Дети будут в восторге. Там есть Диснейленд.

Ночная жизнь Токио сосредоточена в нескольких районах. Один из них называется Роппонджи. Это зона дискотек. В шесть вечера безупречно одетые бизнесмены среднего возраста высыпают из офисов, сдают свои кейсы в гардероб дискотеки и отрываются на танцполах, разглядывая себя в настенных зеркалах. Гуляя по клубам, мы с Джуди набрели на двенадцатиэтажное здание, где на каждом этаже танцевали под какую-то особенную музыку: регги, кантри, вестерн, дувоп. На пятом этаже располагался клуб «Пещера». У входа висела фотография Джона и Йоко.

Интерьер воспроизводил обстановку настоящей «Пещеры» в Ливерпуле, где я бывал около двадцати лет назад. Четыре японца на сцене были одеты под битлов и обнаруживали удивительное внешнее сходство с ливерпульской четверкой. То ли надели какие-то хитрые маски, плод передовых технологий, то ли подверглись пластической операции. Они исполняли исключительно песни Beatles, не перевирая ни слов, ни музыки. Это были Beatles, вот что жутко.

В отеле — мы остановились в «Кео Плаза» — мне передали просьбу позвонить Стенли Розенталю. Опубликовали «Счастливые времена». Рецензенты плевались. В Управлении налоговых сборов прочитали книгу и пришли в ярость. Они сделали вид, что не считают меня наркоконтрабандистом, а я публично сознавался, что промышлял контрабандой. Переговоры пошли насмарку, меня вызывали для объяснений. Я полетел обратно в Лондон. Мы со Стенли отправились в Управление налоговых сборов. Английского мудака Спенсера с моего дела сняли. Нас принял вежливый уэльсец Прайс. Я объяснил, что, беседуя с Леем, грешил пустым, безосновательным хвастовством. Позволил себе приврать кое-что, преувеличить, чтобы книга лучше продавалась. Осознавая возможные последствия, я записал свои разговоры с Дэвидом Леем. Мистер Прайс может послушать кассеты, если не возникнет возражений у Дэвида Лея и у издательства «Хайнеманн». Мистер Прайс принял это объяснение и вернулся к первоначальному предложению заплатить сорок тысяч фунтов до конца года. Квартира в Челси была заложена, и он получил деньги.

После занятий контрабандой ничто не доставляло мне большего удовольствия, чем работа на