отдохнувший, и с некоторой бравадой разделся у нее на глазах.
При свете белого дня она с радостью увидела его таким, каким представляла в темноте: мужчина без возраста, со смуглой, блестящей и тугой, точно раскрытый зонт, кожей, с редким гладким пушком на подмышках и на лобке. Он был во всеоружии, и она поняла, что боевой ствол он не случайно оставил неприкрытым, но выставляет для храбрости напоказ, как военный трофей. Он не дал ей времени сбросить ночную рубашку, которую она надела, когда вечером подул ветер, и так спешил, будто новичок, что она содрогнулась от жалости. Это ее не встревожило, потому что в подобных случаях нелегко отделить жалость от любви. Но когда все кончилось, она почувствовала себя опустошенной.
Первый раз за более чем двадцать лет — плотская любовь; она не понимала, как это могло случиться в ее возрасте, и это ей мешало. Но он не дал ей времени разбираться, желает ли этого ее тело. Все произошло быстро и грустно, и она подумала: «Ну вот, все и выебли, точка». Но она ошиблась: хотя оба были разочарованы — он раскаивался в своей неуклюжей грубости, а она терзалась, что анис ударил ей в голову, — несмотря на это, следующие дни они не разлучались ни на миг. И выходили из каюты только поесть. Капитан Самаритано, мгновенно чуявший инстинктом любую тайну, которую на его судне хотели сохранить, каждое утро посылал им белую розу, велел играть для них серенады из вальсов их далекой юности и приказывал готовить для них шутливые яства с бодрящими приправами. Они больше не пробовали повторить любовного опыта, пока вдохновение не пришло само, без зова. Им хватало простого счастья быть вместе.
Они не собирались выходить из каюты, но капитан известил запиской, что после обеда ожидается прибытие в порт Ла-Дорада, Золоченый, конечный пункт, до которого добирались одиннадцать дней. Фермина Даса и Флорентино Ариса, завидев высокий мыс и дома, освещенные бледным солнцем, решили, что порт назван удачно, однако уверенность пропала при виде пышущих жаром мостовых и пузырящегося под солнцем гудрона. Но судно пришвартовалось у противоположного берега, где находилась конечная станция железной дороги на Санта-Фе.
Они покинули свое убежище, едва пассажиры высадились на берег. Фермина Даса полной грудью и безнаказанно вдохнула чистый воздух пустого салона, и оба, стоя у перил, стали смотреть на бурлившую толпу, которая разбирала свой багаж у вагончиков поезда, издали казавшегося игрушечным. Можно было подумать, что они ехали из Европы, особенно женщины, их теплые пальто и старомодные шляпки выглядели нелепо под раскаленным пыльным зноем. Некоторые женщины украсили себе волосы красивыми цветками картофеля, но те пожухли от жары. Люди прибыли с андской равнины, целый день ехали в поезде по прекрасной андской саванне и еще не переоделись сообразно карибскому климату.
Посреди гомонящей рыночной сутолоки совсем древний старик пропащего вида доставал из карманов грязного и заношенного пальто цыплят. Он появился неожиданно, продравшись сквозь толпу; пальто, все в лохмотьях, было с чужого, куда более крупного плеча. Старик снял шляпу, положил ее на землю — на случай, если кому-то захочется кинуть в нее монетку, — и принялся доставать из карманов пригоршнями нежных выцветших цыпляток, проскальзывавших у него сквозь пальцы. На миг показалось, что весь мол, точно ковром, устлан крошечными суетящимися цыплятами, они пищали повсюду под ногами у пассажиров, которые даже не чувствовали, что наступают на них. Фермина Даса, завороженная чудесным спектаклем, будто нарочно устроенным в ее честь, не заметила, как на судно стали подниматься новые пассажиры. Праздник для нее кончился: среди вновь прибывших она заметила знакомые лица и даже нескольких приятельниц, которые еще совсем недавно коротали с ней одинокие часы вдовства; она поспешила снова укрыться в каюте. Флорентино Ариса нашел ее совершенно убитой: она готова была умереть, лишь бы знакомые не увидели ее здесь, путешествующей в свое удовольствие, меж тем как со смерти супруга прошло совсем немного времени. Ее состояние так подействовало на Флорентино Арису, что он пообещал ей придумать что-нибудь получше заточения в каюте.
Спасительная идея пришла ему в голову внезапно, за ужином в капитанской столовой. Капитан давно хотел обсудить с Флорентино Арисой одну проблему, но тот всегда уходил от разговора, выдвигая один и тот же довод: «Эту херню Леона Кассиани улаживает куда лучше меня». Однако на этот раз он выслушал капитана. Дело в том, что суда плавали вверх по реке с грузом, но почти без пассажиров, а возвращались вниз по реке без груза, но пассажиров садилось много. «У груза то преимущество, что за груз платят больше, а кормить его не надо», — сказал капитан. Фермина Даса ела плохо, ей наскучил разговор мужчин о необходимости введения дифференцированных тарифов. Флорентино Ариса терпеливо довел разговор до конца и лишь тогда задал вопрос, который, как показалось капитану, мог привести к спасительному выходу.
— А рассуждая гипотетически, — сказал Флорентино Ариса, — возможен ли прямой рейс — без груза, без пассажиров и без захода в порты?
Капитан ответил, что такое возможно лишь гипотетически.
Карибское речное пароходство имеет свои профессиональные обязательства, которые Флорентино Арисе известны лучше, чем кому бы то ни было, — у него контракты на грузовые, пассажирские, почтовые и прочие перевозки, большинство из которых нельзя обойти. И только в одном-единственном случае можно пренебречь обязательствами — если на борту вспыхнет чума. Тогда судно объявляет карантин, поднимает желтый флаг и осуществляет чрезвычайный рейс. Капитану Самаритано приходилось идти на такое несколько раз из-за холеры, которая вспыхивала на реке не однажды, хотя потом санитарная инспекция заставляла врачей регистрировать эти случаи как обычную дизентерию. В истории реки бывали случаи, и нередко, когда желтый флаг чумы поднимался, чтобы обойти налоговую инспекцию, или не взять на борт нежелательного пассажира, или уйти от опасной проверки. Флорентино Ариса нашел под столом руку Фермины Дасы.
— Ну, — сказал он, — значит, так и поступим.
Капитан удивился было, однако тут же инстинктом старого лиса все ухватил.
— Я командую на этом судне, но вы командуете нами, — сказал он. — Итак, если это серьезно, дайте мне письменное распоряжение, и отплываем тотчас же.
Разумеется, Флорентино Ариса говорил серьезно и подписал распоряжение. В конце концов, всякий знал, что времена чумы еще не прошли, несмотря на жизнерадостные отчеты санитарных властей. С самим судном проблемы не было. Перегрузили тот немногий груз, который уже был загружен, а пассажирам сказали, что неисправны машины, и на рассвете перевезли их на пароход другой компании. Если уж такие вещи проделывались в целях безнравственных и даже недостойных, Флорентино Ариса не считал зазорным сделать это ради любви. Единственное, о чем попросил капитан, — остановиться в Пуэрто-Наре и захватить кое-кого, кто поплывет вместе с ним: у капитанского сердца была своя тайна.
Итак, «Новая Верность» отчалила на рассвете следующего дня, без груза и пассажиров, и желтый флаг чумы весело развевался на рее. К вечеру, в Пуэрто-Наре, они взяли на борт женщину, еще более коренастую и высокую, чем капитан, женщину непривычной красоты — ей не хватало только бороды, чтобы выступать в цирке. Звали женщину Сенаида Невес, но капитан называл ее мой Бес: это была его старинная подружка, он забирал ее в плавание и оставлял в каком-нибудь другом порту; она поднялась на борт, и ветер удачи сопутствовал ей. В ту печальную ночь, когда во Флорентино Арисе ожили ностальгические воспоминания о Росальбе при виде поезда на Энвигадо, с трудом карабкавшегося по козьей тропе, разразился тропический ливень, какой бывает только на Амазонке, с короткими перерывами он бушевал до окончания плавания. Но никто не обращал на него внимания: у плавучего праздника была крыша. В тот вечер Фермина Даса внесла свой вклад в общий пир, она спустилась в камбуз под аплодисменты команды и приготовила на всех ею самой придуманное блюдо, которое Флорентино Ариса окрестил баклажанами любви.
Днем обитатели парохода играли в карты, ели до отвала, а в сиесту уединялись и выходили из кают изнеможенные, но едва садилось солнце, начинал играть оркестр и наступал черед анисовки с лососем, пока не надоест. Плыли быстро: не груженый корабль, да по течению, к тому же вода поднялась, всю неделю дожди лили беспрерывно, и в верховье, и по всему маршруту. В некоторых селениях, завидя их, оказывали посильную помощь — палили из пушек, чтобы спугнуть чуму, а они в ответ благодарили печальным ревом пароходного гудка. Встречные суда любой компании посылали им знаки сочувствия. В селении Маганге, родине Мерседес, они последний раз загрузились дровами.
Фермина Даса испугалась, когда пароходный гудок стал отдаваться и в здоровом ухе, но на второй пропитанный анисом день оба уха стали слышать лучше. Она вдруг обнаружила, что розы пахнут нежнее,
