– Ну-ну, – хмыкнул Гуров. – У тебя эпизод, а у полковника Гурова черепно-мозговая травма… Ладно, что выросло, то выросло. Кто старое помянет… Будем в будущее смотреть. Значит, твоя задача – в кратчайшие сроки познакомиться с какой-нибудь милой дивчиной, работающей в местной сети сотовой связи, и вызнать у нее принадлежность вот этого номера… – Гуров протянул парню листок из записной книжки, на котором значились цифры, по которым он дозванивался до гипотетической Анастасии. – Дело это, конечно, не вполне законное, что уж тут скрывать! Будь мы у себя дома, получили бы разрешение законным путем, а теперь вот приходится изворачиваться… Поэтому мой тебе наказ – никакого хамства, никакой самодеятельности! Все должно быть корректно и по доброй воле. Помни, что из-за нашего любопытства человек может лишиться работы! Нужно сделать все так, чтобы твоего информатора ни одна собака не заподозрила, понимаешь? И, кстати, никто не должен знать, что ты связан с нами, понятно? На это обрати особое внимание!

– Будет сделано! – повеселевшим голосом сказал Славик. – Вот такая работа как раз по мне! Может, мне вообще в милицию перейти, а, товарищ полковник?

– Ты сначала реабилитацию заслужи! – показал ему кулак Крячко. – Милиционер!

– А что? Я смогу, – уверенно продолжил Славик. – И у меня, кстати, мысль! Раз нас не должны вместе видеть, значит, лучше вы ко мне в номер приходите, товарищ полковник. За вашим наверняка следят или будут следить…

– С чего это ты взял? – ревниво спросил Крячко.

– Стоп! Он дело говорит, – перебил его Гуров. – Игнатьев теперь как бульдог в нас вцепится. Будет за каждым шагом следить. У него тут свой интерес имеется. В общем, все правильно. Про тебя, Славка, они, дай бог, еще не пронюхали, поэтому сиди у себя в номере. Там и будем встречаться. На людях же все контакты прекращаем.

Славик, кажется, не вполне понимал, о чем идет речь, однако согласно кивал головой.

– Только ночью приходите, – сказал он, внимательно все выслушав. – Барышни – это такое дело… Тут в два притопа не получится. Придется мороженое купить, то-се, о природе поговорить, сводить куда-нибудь. Сами понимаете, раньше полуночи не освободишься.

– Ну, давай-давай! Главное, не забывай, о чем я тебя предупреждал.

Славик ушел, и после его ухода в номере воцарилась тягостная тишина. Гуров и Крячко избегали смотреть друг на друга. Наконец Крячко не выдержал и со вздохом сказал:

– Да, Лева, крепко мы тут с тобой врюхались! По самое, что называется, не могу! И ведь, что ни сделаешь, все как-то нехорошо получается… Теперь я понимаю, как несладко живется тем, кто не в ладах с законом. У них не жизнь, а сплошная эта, как ее… дилемма! Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – еще хуже…

– Ладно, дилемма! – заключил Гуров. – Мы ее вот как сейчас разрешим. Игнатьев затеял за нами слежку? Черт с ним! Пусть думает, что следит за нами. А мы тем временем будем следить за его людьми. Делать все равно пока нечего, собирайся, Стас, поехали!

– И куда же мы едем? – с некоторым недоумением поинтересовался Крячко, выводя машину со стоянки.

– Город посмотрим, – сказал Гуров. – Ресторанчик найдем какой-нибудь уютный, пообедаем. А заодно посмотрим на тех красавцев, которые за нами таскаться будут.

– Думаешь, будут?

– Думаю. Говорю же, у Игнатьева тут особый интерес. Он принял нас за охотников на наркомафию. Тут у них, оказывается, перевалочный пункт. До Европы рукой подать – ну, не в прямом, так в переносном смысле – иностранцев-то много бывает. Вот кто-то и наладил тут канал сбыта. Везут отраву курьеры. Причем не было ни одного случая, чтобы курьера перехватили. Как заколдованные. Вот Игнатьев и решил, что мы их расколдовывать приехали. А ему обидно – ему повышение по службе требуется, он сам хочет быть героем. Вот он и следит за нами, чтобы узнать то, что знаем мы.

– Он что, глупый? – проворчал Крячко. – Что бы мы тут стали делать без опоры на местные органы? Первым делом бы с ним же и связались. Он не понимает, что ли?

– Он решил, что мы не доверяем местным. И что у нас есть особая информация. В принципе, он со своей колокольни все делает правильно. Видишь, он даже на допрос вызывать нас не стал, с опознанием не торопится – я имею в виду убийство Сумского. Для него сейчас не это самое главное. Видимо, он точно знает, что Сумской к наркотрафику отношения не имел или имел самое косвенное.

– Но тогда получается, что кейс Грязнова тоже имеет косвенное отношение к этим делам, – сказал Крячко. – Иначе что-то уж больно странно все получается.

– Может, имеет, а может, и не имеет, – пожал плечами Гуров. – Это пока только гадание на кофейной гуще. Анастасию нам нужно увидеть.

– Да что Анастасия? – возразил Крячко. – Ну найдем мы ее, а она скажет, что я не я и лошадь не моя. Возьми ее за рупь двадцать! Имеет право против себя показания не давать.

– Это было бы верно, если бы мы вели официальное расследование. А в неофициальном ценны не только письменные показания, заверенные подписями и печатями.

Они немного помолчали. Мимо проносились улицы Болеславля, чистые, обильно украшенные зеленью деревьев. Крячко регулярно посматривал в зеркало заднего вида и наконец, не выдержав, заметил:

– Не вижу я хвоста, Лева. Снял твой Игнатьев наружку, я так думаю. После прокола со Славиком снял.

– А у меня другое чувство, – сказал Гуров. – Мне интуиция подсказывает, что нас плотно зажали. А хвоста ты не видишь, потому что передают нас – обычное дело.

– Видно, крепко Игнатьев на нас надеется! – покачал головой Крячко. – На нашу, значит, осведомленность. Не хочется даже его разочаровывать. Но все-таки это странно – так следить за своими. Он же видел наши бумаги. Мало ему, что ли? Все-таки мы с тобой не участковые из Урюпинска, столичные штучки, можно сказать!