Воронцова. «Шестерка» Веселова стояла под сбросившими листья липами прямо напротив подъезда, в котором находилась квартира директора театра. Гуров остановил свое «Пежо» рядом с ней и вышел из машины навстречу капитану.

– Ну, как у нас дела? – поинтересовался сыщик.

– Без происшествий, Лев Иванович, – пытаясь скрыть зевоту, ответил Веселов. – Воронцов у себя дома. Я его недавно в окне видел. Из дома он не выходил. Так что тут все спокойно. Но вот ваш сотовый меня замучил. Сначала журналистка из «Пресс-парка» названивала, а затем прямо перед вашим приездом Орлов позвонил. И, прежде чем разобрался, с кем разговаривает, меня как следует матом обложил. А потом и еще раз. Когда понял, что вас рядом нет.

– Ну, с меня бутылка за такие страдания, – усмехнулся Гуров. – А что эта дамочка из газеты хотела?

– Не знаю, – пожал плечами капитан. – Она только просила передать, что обдумала ваше предложение, и сказала, что готова его принять.

– Предложение? – Сыщик не сразу вспомнил, что разговор с Игнатьевой шел о ее источнике информации. А потом махнул рукой: – Это подождет. У нас поважнее дела есть. Пошли за Воронцовым. Повезем его на допрос.

После вчерашнего буйства директор вел себя на удивление спокойно. Он безропотно согласился проехать с Гуровым в главк и даже не попытался что-нибудь возразить. Сыщик всю дорогу внимательно посматривал на Воронцова в зеркальце заднего вида, пытаясь найти хоть какие-нибудь признаки беспокойства и обреченности. Но директор был невозмутим, словно не чувствовал за собой никакой вины.

Крячко в кабинете не было. И Гуров пожалел о том, что заставил друга заниматься бессмысленным делом. Сейчас в поисках недоброжелателей Гурова, якобы организовавших убийство Левицкого, необходимости не было. Преступник был найден, и теперь оставалось только добиться его признания.

Пропустив Воронцова в кабинет, Гуров задержал на пороге капитана. Веселов вопросительно посмотрел на него.

– Станислава нет, поэтому, Саша, придется тебе помочь мне с перекрестным допросом, – опасаясь, что Воронцов услышит, тихо проговорил Гуров. – Я играю злого, а ты – доброго. Сможешь?

– Постараюсь, – кивнул капитан, и Гуров пропустил его в кабинет.

Сыщик указал стоявшему посреди комнаты Воронцову на жесткий деревянный стул, предлагая сесть. Директор опустился на него и вопросительно посмотрел на полковника. Однако Гуров этот взгляд проигнорировал и, подойдя к сейфу, принялся неторопливо перебирать лежавшие там бумаги. Молчал и Веселов, устроившись за спиной Воронцова в кресле Станислава. Директор некоторое время ждал, когда Гуров начнет разговор, а затем не выдержал.

– Прямо мхатовская пауза какая-то, – усмехнулся он. – Вы по дороге забыли, зачем меня сюда везли, Лев Иванович?

Гуров не ответил. Он даже не повернул головы. И тогда, следуя правилам игры, заговорил Веселов. Капитан прокашлялся, привлекая к себе внимание Воронцова. А когда директор через плечо посмотрел на него, спросил:

– Скажите, Владимир Владимирович, зачем вам понадобился триампур? У вас проблемы со здоровьем?

– Молодой человек, – усмехнулся Воронцов, полностью поворачиваясь к капитану. – Я хоть и выгляжу старым, но здоровье у меня вполне хорошее. Дай бог вам такое. А если вы спрашиваете о тех таблетках, что Лев Иванович вчера нашел у меня в столе, то я повторю вам, что сказал ему. Я не знаю, как они там оказались, и ко мне этот препарат не имеет никакого отношения.

– Да что вы так волнуетесь, – пожал плечами Веселов, и Гуров посмотрел на него удовлетворенно. – Это же не наркотики! Я просто хочу узнать, позволяет ли вам здоровье присутствовать на допросе.

– Позволяет, не беспокойтесь, – снисходительно улыбнулся директор театра. – Задавайте ваши вопросы. Только не спрашивайте больше об этих таблетках.

Однако капитан не послушался Воронцова и вновь попытался выяснить, как мочегонное попало в стол директора. Но это не помогло. Воронцов упорно делал вид, что не понимает, какое отношение к убийству имеют таблетки триампура, и утверждал, что понятия не имеет, как они оказались в его столе.

– Ладно. Сделаем так, чтобы вам было понятнее. Разыграем маленький спектакль, – вступил в разговор Гуров, и директор театра резко повернулся к нему. Словно его дернули за нитку. – Вы будете исполнять роль сыщика, а я за вас расскажу, как было совершено убийство. Итак, ваша жизнь была светла и безоблачна. Вы наслаждались ею, купаясь в лучах славы своего театра. И тут, откуда ни возьмись, появился Левицкий. Он просто пришел к вам и заявил, что имеет кое-какую информацию об одном вашем неблаговидным поступке, совершенном в молодости...

– Бред! – перебил его Воронцов.

– Ну, что же вы, Владимир Владимирович, из роли выходите. Вы же сыщика должны играть, – недовольно поморщился Гуров. – Постарайтесь сосредоточиться и не перебивайте преступника, когда он делает признание! Продолжим...

Затем Гуров обстоятельно рассказал о том, как было подготовлено убийство. Как Воронцов выбрал способ, чтобы расправиться с шантажистом, как дал во время репетиции пистолет Строевой, а затем подсунул ей бутылку минеральной воды, нашпигованную триампуром.

Гуров довольно красочно описал, как Воронцов оторвал пуговицу с костюма Марии, а перед третьим актом попросил Левицкого вызвать ее наверх во время антракта, предложив сесть втроем и раз и навсегда решить все разногласия. А затем хладнокровно застрелил худрука и бросил у тела револьвер с отпечатками пальцев Марии.

– В вашем изложении все это очень здорово звучит, – едва сдерживая дрожь в голосе, проговорил директор. – Но ведь у вас нет никаких доказательств!

– Доказательств у меня сколько угодно! – усмехнулся Гуров. – Начнем с того, что в момент убийства вы один были на втором этаже.

– Это не доказательство! – перебил сыщика Воронцов. – Я все время находился в кабинете, разговаривая со своей женой. Она может подтвердить это!

– Да ваша жена под присягой подтвердит, что вы апостол Павел, лишь бы вас от тюрьмы спасти, – усмехнулся Гуров. – Ее показания для суда ничего не значат.

– Вы поймите, Владимир Владимирович, что мы просто пытаемся во всем разобраться, – прежде чем Воронцов успел что-нибудь ответить на реплику сыщика, проговорил капитан. Директор театра резко обернулся к нему. – Мы готовы поверить, что вы не убивали Левицкого, – продолжил Веселов. – Но все улики сейчас против вас. И если вы сможете доказать, что мы ошибаемся, то вас тут никто задерживать не станет.

– Как же я вам докажу, если вы ни одному моему слову не верите! – возмутился Воронцов.

– А вы просто правдиво отвечайте на вопросы, – проговорил Гуров, и директору пришлось повернуться в его сторону. – Для чего вы покупали триампур?

– Что вы пристали ко мне с этими таблетками? – завопил директор. – Левицкого застрелили, а не отравили!

– Зато Строеву отравили, – жестко проговорил Гуров. – Именно те таблеточки, которые я нашел в вашем столе, растворили в бутылке с минеральной водой. И сделали вы это для того, чтобы заставить Марию выйти из гримерной как раз в то время, когда убивали Левицкого.

– Я никаких таблеток никуда не подсыпал! – Воронцов окончательно растерял все свое хладнокровие. – Я вообще этих таблеток никогда не видел.

– Странно, Владимир Владимирович, – задумчиво проговорил Веселов. – А продавщица в аптеке опознала вас. Может быть, она ошиблась?

– Именно ошиблась. – Директор театра с надеждой посмотрел на капитана. – Я понимаю, что Лев Иванович переживает из-за своей жены и считает всех работников театра негодяями. Но вы, молодой человек, можете быть беспристрастным? Привезите сюда эту женщину, в конце концов! Пусть она мне в лицо скажет, что я у нее эти проклятые таблетки покупал.

– Привезем, не беспокойтесь, – усмехнувшись, проговорил Гуров, и Воронцову вновь пришлось