– Тихо! – строго сказал травматолог. – Не тронем твое копыто, не трепещи. Человек вот с тобой поговорить хочет, а его свои не пускают. Отсюда и конспирация.

Гуров поставил на столик инструменты и снял маску. Не сразу сообразивший, что к чему, Бобков постепенно осознал, кто к нему на самом деле пришел.

– Ух, черт! Это вы! Думал, уже не появитесь… А я утром чудом мобилой разжился. Эти мордатые отлучились на пару минут, а мне сестричка дала трубку – я вам скорее и позвонил. А мои дела плохи. Видите, что делается? Когда этот ваш напарник приезжал, этого еще не было.

– А что стряслось-то? – спросил Гуров, присаживаясь на край кровати.

– А то и стряслось, что тут у нас в козлы решили кое-кого записать, – криво усмехаясь, сказал Бобков.

– Это так надо понимать, что не кое-кого, а как раз тебя и решили записать, – подхватил Гуров. – Образно, но не совсем понятно. Растолкуй подробнее.

– Вы разговор наш помните? – с некоторой неуверенностью произнес Бобков. – Вы же первый засомневались насчет того трупа. До вас тут ни одна собака на меня не думала. Да чего там, начальник милиции за ручку здоровался, другом называл! А еще бы не друг, когда я ему ежемесячно по две штуки отстегивал! Хорошая прибавка к милицейской зарплате. Тут поневоле задружишься.

– Я вот этих последних слов не слышал, – встрял в разговор травматолог. – Я с начальством не на такой короткой ноге, чтобы эти байки повторять. Бездоказательные они какие-то.

– Да вы, доктор, не волнуйтесь, – сказал Гуров. – То, что здесь вы услышите, вообще нигде повторять не нужно. Разговор сугубо частный, на суд общественности выноситься не будет.

– Ну, слава богу! – с облегчением сказал врач. – А то шутка ли – ежемесячно! Две штуки!

– Я вот только не понял, – обратился Гуров к Бобкову. – Эти две тысячи – они как образовались? Я ведь не первый день живу. К сожалению, в нашем диком капитализме разбираюсь немного. Говорят, бизнес у вас не очень. А вы и домик себе спроворили, и машина у вас неплохая, и спонсорскую помощь оказываете… Откуда, как говорится, дровишки?

– В корень смотрите, гражданин начальник, – смиренно сказал Бобков. – Но все не так, как вы думаете. Во-первых, магазины у меня сейчас – лучшие в поселке. А во-вторых, есть у меня еще одно дело – я вам как на духу признаюсь. Тут про меня болтают, будто я наркотой занимаюсь, только это трепотня, гражданин начальник. У меня в столице доля в футбольном тотализаторе. Сейчас народ чумеет – не знает, куда денежки бешеные вложить. Вот и вкладывают – кто во что. На тотализаторе многие играют. Ставки большие. Сами понимаете, это не детский сад, не пионерлагерь. По-честному такие дела не делаются. Но я вам секретов сейчас раскрывать не стану. Вы же футболом не интересуетесь?

– Не очень, – подтвердил Гуров. – Я про козла послушать хочу.

– Ну, слушайте! – неприятно усмехнулся Бобков. – В общем, пораскинули они тут мозгами своими куриными и догадались, на кого всех собак повесить. Я теперь тут главный злодей. Мокруху тоже на меня записали. В общем, гнилое мое дело, начальник!

– Так, значит, насколько я понял, тебя обвиняют в убийстве неизвестного гражданина, совершенном в ночь на шестнадцатое августа в непосредственной близости от твоего дома. Ну что же, в логике вашим следователям не откажешь. Областная прокуратура поддержала обвинение?

– А вы думаете, ОМОН откуда? – зло сказал Бобков. – Все, надели удавку!

– Да, положение не из приятных! – покачал головой Гуров. – Только не пойму, я-то тут при чем? Мне зачем звонил? Я прокуратуру подменять не могу и в коллегию адвокатов не записан. В твоей истории сплошные темные места, между прочим. Но я думаю, следствие и суд разберутся.

– Они разберутся! – огрызнулся Бобков. – Знаю, как они разбираются. Лет на восемь закатают и глазом не моргнут. А все, между прочим, с вас началось!

– А может, правильно началось? – спокойно спросил Гуров.

– Не убивал я этого отморозка, гражданин начальник! – с неожиданной страстью сказал Бобков. – Хотя честно скажу, мог бы убить. И рука бы не дрогнула. Но так вышло, что без меня обошлось.

– Значит, знаешь, кто убил?

– Знаю, – твердо сказал Бобков.

– Расскажешь?

– Еще не решил. Если расскажу – паскудой буду всю жизнь себя чувствовать.

– Ну, я тебе не священник, – развел руками Гуров. – Меня не исповеди, меня признания интересуют.

– Это я понимаю. Но и вы меня поймите. Ведь я близкого человека предам. Мне важно знать, что вы по справедливости с ним поступите. Я про вас слышал. Вы – настоящий человек. Если слово дадите, что все путем будет…

– Вообще-то, я на эту встречу не напрашивался, – заметил Гуров. – И условий никаких принимать не буду. Это прошу учесть сразу, чтобы больше к этому вопросу не возвращаться. И потом, если тебе нечего мне сказать – зачем звал?

Бобков ударил себя кулаком по лбу и скрипнул зубами.

– Да ведь они меня, как катком… Вы что, не понимаете? Меня на зону, а все, что мое, приберут к рукам. Дом, бизнес, все… Я знаю, кто на это дело глаз положил! Они бы без вас не доперли, а теперь… – Голос его сорвался.

– Это чересчур вольная интерпретация, как мне кажется, – подумав, сказал Гуров. – Не советую широко ее озвучивать. Для подобных обвинений нужно иметь веские основания. Ну, хотя бы такие, какие имеются для возбуждения уголовного дела в отношении тебя самого.

Бобков посмотрел на него с болью во взгляде. Гуров понимал его. Не все из тех, кто прошел тюремные университеты, с легкостью воспринимают мысль о возвращении за решетку. Да, пожалуй, никто. Но для