заниматься королевским разводом, и король уступил, вот только надолго ли хватит его уступчивости?
— Я говорил не о короле, а об Алисе.
Гардинер смеется.
— По правде сказать, если бы она понимала, что он про нее говорит, то велела бы кухарке ощипать и зажарить муженька!
— А если она умрет? Он о ней пожалеет?
— Женится, не успеет остыть тело. Найдет кого-нибудь еще уродливее.
Кромвель размышляет: тут возможно пари.
— Эта юная особа, Энн Крезакр. Она ведь наследница, сирота.
— Кажется, с ней связан какой-то скандал.
— После смерти отца соседи похитили ее, чтобы выдать замуж за сына. Юнец изнасиловал девочку. Ей было тринадцать. В Йоркшире. Милорд кардинал был в ярости, когда узнал. Желая защитить Энн, он отдал ее под опеку Мору.
— Здесь ей ничто не угрожает.
Кроме унижений.
— С тех пор как сын Мора на ней женился, он живет за счет ее поместий. Земля приносит ей сотню в год. Энн может позволить себе нитку жемчуга — и не одну.
— Вам не кажется, что Мор недоволен сыном? Юноша совершенно непригоден к делам. Впрочем, говорят, ваш отпрыск тоже не блещет талантами. Скоро и вам придется подыскивать подходящую наследницу.
Кромвель не отвечает. Все так. Джон Мор, Грегори Кромвель. Что сделали мы для сыновей? Вырастили праздных джентльменов, но кто упрекнет нас в том, что мы хотели для них легкой жизни, которой не знали сами? Мор, конечно, великий труженик — в этом ему не откажешь. Вечно читает, пишет, говорит о том, что считает важным для христианского сообщества.
— Впрочем, вы еще можете завести сыновей, — говорит Стивен. — Неужели вы не задумывались о новом браке, как советует Алиса? Она весьма высокого мнения о ваших достоинствах.
Ему становится страшно. Как в случае с Марком: люди воображают то, чего не могут знать наверняка. Он уверен, про них с Джоанной никто не догадывается.
— А вы сами не подумывали о женитьбе?
От воды тянет сыростью.
— Я священник.
— Бросьте, Стивен. У вас должны быть женщины, разве нет?
Молчание так оглушительно и тянется так долго, что становится слышно, как весла опускаются в Темзу и с плеском поднимаются вверх. Слышно даже, как с них стекает вода. С южного берега доносится собачий лай.
— У вас в Патни все такие назойливые? — спрашивает королевский секретарь.
Молчание тянется до Вестминстера. Впрочем, могло быть и хуже. Высаживаясь на берег, Кромвель замечает, что ж, по крайней мере мы избежали соблазна выбросить друг друга за борт.
— Я подожду, пока вода станет похолоднее, — говорит Гардинер. — И позабочусь привязать груз. Не ровен час всплывете. Кстати, чего ради я потащил вас в Вестминстер?
— Мне нужно к леди Анне.
Гардинер взбешен.
— Вы ничего не сказали.
— Я что, обязан сообщать вам о своих планах?
Очевидно, что Гардинер не отказался бы узнать о них побольше. Ходят слухи, король недоволен советом.
— Кардинал в одиночку справлялся с тем, с чем вы не справляетесь все вместе! — кричит на советников Генрих.
Если милорд кардинал вернется — кто знает, какая прихоть придет в голову королю? Вам не жить, Норфолк, Гардинер, Мор. Вулси милостив, но всему есть предел.
Сегодня дежурит Мэри Шелтон; фрейлина поднимает глаза и жеманно улыбается. Анна хороша в ночной рубашке черного шелка, волосы распущены, изящные босые ножки обуты в домашние туфли тончайшей кожи. Она падает в кресло, словно прошедший день забрал все силы, но взгляд по-прежнему остер и враждебен.
— Где вы были?
— В Утопии.
— Вот как! — Анна оживляется. — И как там?
— Весь ужин на коленях у леди Алисы сидела маленькая обезьянка.
— Ненавижу их.
— Я знаю.
Он ходит по комнате. Обычно Анна держится с ним ровно, но иной раз ей приходит охота взбрыкнуть, изобразить будущую королеву, и тогда она ставит его на место. Сейчас Анна рассматривает мыски своих домашних туфель.
— Говорят, Томас Мор состоит в связи с собственной дочерью.
— Возможно.
Анна хихикает.
— Она хороша собой?
— Нет, но весьма образована.
— Обо мне говорили?
— Они никогда вас не упоминают.
Много б я дал, чтобы услышать Алисин приговор, думает он.
— О чем же тогда говорили?
— О женских глупостях и пороках.
— Вы так дурно думаете о женщинах? Впрочем, вы правы. Большинство женщин глупы. И порочны. Мне ли не знать — я так долго среди них живу.
— Норфолк и милорд ваш отец с утра до ночи принимают послов. Французский, венецианский, императорский — и это лишь за два дня!
Готовят ловушку для моего кардинала.
— Значит, у вас все-таки есть средства для сбора точных сведений. А говорят, вы потратили на кардинала целую тысячу фунтов.
— Я надеюсь их вернуть. Так или иначе.
— Те, кто получает доходы с кардинальских земель, должны быть вам благодарны.
А разве ваш братец Джордж, лорд Рочфорд, или отец, Томас граф Уилтширский, не стали богаче в результате падения кардинала? Посмотрите, как одевается Джордж, сколько спускает на лошадей и шлюх. Вот только вряд ли я когда-нибудь дождусь благодарности от Болейнов.
— Я беру свой процент.
Анна смеется.
— И дела у вас идут неплохо.
— Есть разные способы вести дела… Иногда люди просто делятся со мной тем, что знают.
Это предложение. Анна опускает глаза. Она почти согласна войти в число этих людей, но, возможно, не сегодня.
— Мой отец говорит, вас не раскусить. Никогда не угадаешь, кому вы служите. Я-то считаю — впрочем, что значит мнение женщины? — что вы сами по себе и действуете в своих интересах.
И в этом наше сходство, думает он, но помалкивает.
Анна зевает, грациозно, по-кошачьи.
— Вы устали, — говорит он. — Я ухожу. Кстати, зачем вы меня звали?
— Нам хотелось знать, где вы.
— Почему за мною не послал милорд ваш отец? Или ваш брат?
