— Значит, в момент нападения на Штатенбаума Петрова не было в палате.
А он врет, что был. И валит все на Леху Склепа. Значит, так, Тере, ситуация меняется: это Петров все устроил — и отравление, и убийство. Зачем ему нужно было устраивать отравление? Черт его знает, наверное, хотел продемонстрировать своему компаньону, что им действительно угрожают. Но мы его поймаем.
Стажер почему-то удивленно посмотрел на меня.
— Все очень просто — его надо спровоцировать.
— Ныус, — опять перешел на эстонский стажер.
— Значит, так, — решил я, — мы напишем ему письмо: мол, мы знаем, что ты причастен к убийству, у нас есть неопровержимые доказательства. Если ты принесешь две, нет три тысячи долларов к такому-то месту, то мы будем молчать. Хорошо придумано?
— Сеэ он охтлик, — ответил стажер.
— Вот и я думаю, что хорошо.
Этой же ночью я с помощью трафарета изобразил письмо шантажиста и бросил его в почтовый ящик Петрова. Стрелку назначил на одиннадцать вечера за концертным залом «Октябрьский».
— Ты, Тере, не беспокойся, — я к нему подходить не буду. Увижу, что пришел — значит виноват. Если не придет, будем дальше думать. Да и место там неопасное центр города, люди ходят. Иногда.
За час до свидания я уже был на месте и спрятался во дворе на другой стороне Греческого проспекта. Тере я оставил дома, чтобы не мешал своей эстонской медлительностью. В одиннадцать у «Октябрьского» никто не появился. Я решил подождать еще полчаса — на всякий случай. Тридцать минут прошло. Я подождал еще десять. Потом вышел из укрытия и направился к метро.
— Я так и думал, что это ты, — услышал я голос за спиной.
Обернулся. Сзади стоял Петров с пистолетом в руках.
— Ну, какие у тебя доказательства?
— Тебя видели, — решил врать я. — В грузовике.
— И за это ты хочешь три тысячи? — удивился он.
— Не только, — смело сказал я, судорожно пытаясь придумать что-нибудь похожее на правду.
— Ну прощай, брат, — сказал похожий на бандита Петров и поднял пистолет.
Сам не желая того, я зажмурил глаза.
Выстрела не было. Я приоткрыл правый глаз. На месте Петрова стоял мой стажер.
Я открыл оба глаза: действительно — стажер стоял, Петров лежал. В руках у стажера была довольно длинная и, наверное, тяжелая труба. В голове у Петрова небольшая дырка.
— Он живой? — спросил я.
— Не знаю, по-русски ответил стажер.
— И что теперь делать? — глупо спросил я у стажера, хотя спрашивать подобные вещи должен был он.
— Политсей, — ответил он.
Тут силы вернулись ко мне. Я оставил Тере охранять Петрова, быстро подогнал к месту происшествия наряд милиции, объяснив милиционерам, что на нас напал человек с пистолетом. Защищаясь, нам пришлось в пределах самообороны шмякнуть его трубой по голове…
Петров сидит в «Крестах» в ожидании суда. Ему предъявили обвинение в незаконном ношении оружия. Доказать его причастность к убийству Штатенбаума вряд ли удастся, хотя я рассказал следователю все, что знал.
Обнорский по-прежнему не верит в то, что в отравлении в агентском буфете вино-, ват бизнесмен Петров. В последнее время в этом начинаю сомневаться даже я. Может, действительно, мясо тогда некачественное попалось? Но где же тогда банка с перцем? Возможно, эта тайна не будет раскрыта никогда.
Шаховский недавно сообщил мне расстроенно, что, наверное, у него с Горностаевой ничего не выйдет, поскольку он дал маху на культурном фронте. Он сказал ей, что Борхес — это круто. А она спросила, что он написал. Шаховский брякнул: симфонию, мол, ля минор. Горностаева перестала ему улыбаться.
А я подумал: «Может быть, культурный досуг с Горностаевой лучше поиска зацепок на колготках Агеевой?» Но это была минутная слабость.
Наконец-то выписавшийся из больницы Повзло нашел бумаги на наших стажеров.
— Ты знаешь, — спросил он меня, — как зовут твоего Тере?
— Тере его и зовут, — ответил я, улыбаясь.
— Его зовут Эвита.
— Разве есть такое мужское имя?
— Нет, это женское имя.
— Значит, у них в Эстонии мужчинам дают женские имена?
— Как раз наоборот — у них в Эстонии женские имена дают женщинам.
— Но мы же с ним — то есть с ней — уже десять дней спим валетом на одной кровати! — ужаснулся я.
Повзло ехидно улыбался.
— А что такое Тере? — решил спросить я напоследок.
— Насколько я понимаю, тере по-эстонски — «здравствуйте».
Теперь я сижу и думаю, что значит по-эстонски тервисекс?
