Побеседовав с несколькими жителями Патрикеевки, оперативники попытались выяснить, слышали ли те про Лисов кордон. После примерно получаса споров и сопутствующих историй из жизни сельчане вдруг сообщили, что никакого Лисова кордона в округе нет и даже искать нечего. Новость была неприятная, но ее тут же подсластил старик в военной фуражке без кокарды, который уверенно заявил:

– Вам, наверное, сынки, не Лисов кордон нужен, а сам Лисов, который лесник? Есть такой лесник, правда. Только это не здесь. Это вам километров пятнадцать проехать надо, а если вкруг леса, то и все двадцать. Там от Воскресенского прямая дорога на самый кордон. Вот туда и езжайте.

– А разве лесника фамилия не Медянкин? – на всякий случай спросил Гуров, ориентировавшийся на данные, которые сообщил ему по телефону генерал.

– Это правда, что он теперь Медянкиным пишется, по матери, – подтвердил старик. – Как из тюрьмы вышел, так фамилию материну и взял. Может, не хотел, чтобы прежнее вспоминали? А так вроде получается новый человек, несудимый… Не знаю, мне его соображения неведомы.

– Знаешь, как быстрее проехать до Воскресенского? – спросил Гуров у водителя.

– Не на край света, – сказал тот с достоинством. – Доедем.

Оперативники опять сели в машину и поехали дальше. Сельчане смотрели им вслед, что-то оживленно обсуждая. Наверное, гадали, чего такого на этот раз натворил лесник, и что, как ни крутись, а коль уж в тюрьме побывал, то милиция до тебя снова рано или поздно доберется.

Водитель Видюнкин теперь помалкивал, но наступали сумерки, а «УАЗ» громыхал как-то особенно тревожно, и Гуров счел нужным высказать товарищам свои опасения:

– Ну что, ребята, похоже, этот Лисов – тот самый человек, которого мы ищем. Кое-что там в Москве напутали, но без этого редко бывает. Вряд ли это совпадение. Значит, у нас появился шанс, который мы должны использовать на сто процентов. Преступников задержать, девушку, если жива, освободить. Проблема в том, что, кроме Видюнкина, никто из нас местных условий не знает. Если Денатурат скрывается на кордоне, ситуация может быть очень опасной. Денатурат – наркоман, человек с неуравновешенной психикой. К тому же уже смеркается, значит, задача усложняется вдвое. По всем правилам нам следовало бы опять обращаться к местным коллегам, договариваться, привлекать к операции ОМОН… Но сами понимаете, сколько это займет времени, а дорога каждая минута.

– Лев Иванович, – скептически сказал Глузский. – Ты всерьез собрался опять к Антипину обращаться? В том-то и дело, что смеркается. Он сейчас уже, поди, чай с лимоном пьет, КВН по телевизору смотрит. Ему до твоих проблем… Это только обходным путем – через Москву, через генерала, – чтобы на их министерство надавили. Но это точно дня два займет. Давай уж лучше сами как-нибудь… Что мы, неуравновешенных не видали?

– Обязан был предупредить, – сказал Гуров.

– Нас предупреждать не надо, – ответил Глузский. – Ты Видюнкина предупреждай. Он у нас слабое звено.

– Не придирайся к человеку, – заступился Гуров. – Если у него машина ненадежная, это еще ни о чем не говорит. Да и машина-то, как выясняется, не так уж плоха…

Видюнкин в дискуссию вступать не стал. Он все больше помалкивал и уверенно крутил баранку. Сверившись один раз с картой, он теперь гнал без остановки, безошибочно выбирая направление.

На развилке они свернули на грунтовую дорогу, проехали две небольшие деревеньки и вскоре оказались на железнодорожном переезде. Слева от переезда темнел хвойный лес.

– Узнаешь места? – спросил Гуров у Глузского.

Тот только вздохнул в ответ. По грунтовке, которая шла вдоль леса, выехали опять на шоссе и без происшествий прибыли в поселок под названием Воскресенское. Солнце уже садилось. Окна в домах горели багровым закатным огнем. На улицах почти никого не было, кроме небольших групп молодежи. Не заезжая в поселок, Видюнкин повернул налево и опять выбрался на грунтовую дорогу, которая вела обратно к лесу.

– По карте эта дорога прямиком на кордон выходит, – пояснил он.

– Нам прямиком не надо, – сказал Гуров. – Тут обходными путями действовать надо. Без шума и пыли.

– Понятно, – сказал Видюнкин. – Прикажете машину в тенек поставить?

– Это будет самое лучшее, – согласился Гуров. – Метрах в ста от кордона. Замаскируетесь в кустах, а мы дальше пешочком.

Видюнкин кивнул. Через минуту въехали под своды старого соснового леса. Здесь было уже так сумрачно, что Видюнкину, чтобы свериться с картой, пришлось зажечь верхний свет.

– Ага, – сказал он, уяснив для себя обстановку. – Значит, у поворота я вас высажу, а сам пока в лесочке отдохну. Жалко, темно, а то бы я пока тормоза проверил…

Темнело, казалось, с каждой секундой. Последние солнечные лучи, красневшие на верхушках сосен, гасли, и те будто покрывались пеплом. Высокие ровные стволы сливались в одно черное пятно. Бледной лентой высвечивалась под колесами дорога.

Наконец Видюнкин притормозил, бережно скатился с дороги на потемневшую траву и остановил машину за порослью молодых сосенок у обочины.

– Станция Березай, – объявил он. – Дальше поворот, а там уже метров через сто и кордон. Если еще не раздумали – самое время вам выходить.

Глузский и его подчиненные вылезли из машины. Гуров серьезно посмотрел на Видюнкина и сказал доверительно:

– Вы, товарищ младший сержант, конечно, мне непосредственно не подчиняетесь, и ситуация у нас, прямо скажем, не самая ординарная. Поэтому я вас прошу чисто по-мужски – поддержите нас еще немного. Будет опасно, но в случае удачи можете рассчитывать на поощрение. Я лично замолвлю за вас словечко.