пошел пятнадцатый год, отправились на юг на заработки. За триста верст отсюда, возле Угренча, тогда строили кошары для овец и животноводческую ферму, но оба пропали где-то по дороге, до места так и не добрались. Через год прошел слух, будто мужа и сына убили то ли милиционеры, то ли бандиты.
– Это как: милиционеры убили? – прошептала Панова.
– Обычно, – хозяйка всхлипнула. – Взяли да и убили.
Правда, Мария слухам не верит, продолжает ждать. Ведь бывали случаи, когда люди возвращались после пяти, а то и десяти лет разлуки. Если муж с сыном приедут обратно с деньгами, может быть, они всей семьей уедут отсюда навсегда. Только вот, пока не знают, куда ехать. То ли на юг в Денау, там, говорят, строят железную дорогу и можно прокормиться работой, то ли в Гузар. Там у мужа есть хороший друг – большой человек в городе, вроде как начальник. Держит на центральной площади свою палатку, торгует вяленой кониной и фруктами, и еще одну точку хочет открыть на продуктовом рынке. Только разрешения третий год все не добьется.
– А чего ж ты сама не уехала? – решилась на вопрос Панова. – Раньше? До замужества?
– Было б куда, давно уехала, – женщина неожиданно задрала подол халата и разрыдалась в него. – Если бы вернулся Азизбек…
Мария горько рыдала, всхлипывала и трясла головой. Панова вытащила из кармана пистолет и, привстав, сунула за пояс джинсов. Уже не в первый раз Мария называла мужа разными именами и сына дважды окрестила Федором и один раз Иваном. Наверняка хозяйка слегка сдвинулась, когда получила весть о гибели родных. Лене хотелось утешить хозяйку, но где взять нужные слова. И есть ли они, эти слова в человеческом языке? Большой вопрос.
– Они вернутся, – прошептала Панова. – Главное – это верить… И ждать.
– Верить… Только во что верить?
Женщина перестала плакать, приложила палец к губам, зажала ладонью нос и застыла на своем топчане, будто услышала команду «замри». Панова прислушалась, сверху доносился неясный шум, будто автомобильный двигатель заработал где-то рядом. По спине пробежал холодок, а ноги сделались тяжелыми, снова навалилась усталость и страх, пережитый ночью в степи.
– Не бойся, – прошептала Панова. – Только не бойся. Нам ничего не сделают. И взять тут нечего. Посмотрят и уйдут.
Она снова вспомнила о деньгах за подкладной пиджака. Но вещи и консервы, оставшиеся в мешке, тоже отдавать нельзя. В сумочке ее паспорт, редакционное удостоверение, права. Там карманный компьютер и другие полезные мелочи, которые могут пригодиться. Панова крепко завязала тесемки, стянув горловину рюкзака и, встав на карачки, засунула его под топчан. Мария, обхватив лицо руками, тяжело всхлипывала. Шаги наверху сделались ближе, с потолка посыпался песок. Панова задула свечу и затаилась в дальнем углу.
Минуту непрошенный визитер топтался над самой головой. Чья-то рука рванула скобу люка. Панова увидела лицо мужчины, одутловатое, с большим носом. Человек встал на колени перед лазом в погреб, поставил на край керосиновую лампу. Он вгляделся в темноту и что-то сказал по-узбекски. Подумал и повторил уже по-русски.
– Я вас вижу, сволочи, – голос хриплый, простуженный. – Ну, чего молчите? Вылезайте. Считаю до пяти. Не отзоветесь, брошу вниз этот прибор. Заживо сожгу к хренам собачьи.
Мужчина поднял лампу, словно собирался выполнить обещание. Пожалуй, с него станется. Панова прижалась спиной к стене, хозяйка закрыла лицо руками, кажется, готовая умереть.
– Повторять не буду, – мужик плюнул вниз и поднял лампу над головой. – Считаю до трех. Раз, два… Вылезаете?
– Вылезаем.
Панова переложила пистолет во внутренний карман пиджака, поднялась на ноги и шагнула к лестнице.
Лошак, проданный узбеком, оказался слишком старым, голодным и вдобавок упрямым. Он норовил остановиться, пощипать колючие кусты или сухую траву. Суханов, сидевший на повозке, подгонял животное, но лошак не хотел или не мог идти быстрее. За арбой плелся Зубов, временами он доставал из кармана куртки прибор глобального ориентирования на местности, GPS, напоминающий трубку мобильного телефона. Нажимал кнопку, на дисплее, появлялись координаты места нахождения путников. И, удивляясь, шагал дальше, светя под ноги фонарем с красным светофильтром.
Удивляться было чему: за восемь часов пути они ни разу не сбились с пути, шли точно по направлению к ближайшему поселку, обозначенному на военной карте. Лошак знал самую короткую дорогу к людям и шагал, словно видел прямую линию, соединявшую место, откуда они вышли, и поселок. Каждый час делали пятиминутную остановку, чтобы дать лошаку небольшой отдых. На востоке медленно занималась серая заря, приемник, лежавший на арбе, шипел и кашлял, отказываясь принимать московские станции. Иногда из эфира выплывала унылая, как песня караванщика, азиатская музыка, потом диктор принимался говорить нараспев и снова приемник шипел и кашлял.
Выключив шарманку, Зубов на ходу запрыгнул на арбу, сел на край деревянного настила и свесил ноги. Сейчас он вспомнил о Пановой и решил, что напрасно пожадничал, когда не дал ей GPS, такое же устройство установлено в спутниковом телефоне, если что, можно воспользоваться им. А девчонка отправилась в степь с паршивым компасом, который постоянно врет. Зубов поспешил успокоить себя. Панова умеет ориентироваться по звездам, она в хорошей спортивной форме. Эта упертая девка обязательно дойдет до цели. Если немного повезет. Серое свечение на горизонте сделалось бледно желтым, а затем розовым.
Справа в десяти шагах от Зубова неподвижно сидел дикий кот с шерстью кирпичного цвета и темными полосками поперек спины, удивленно смотрел на людей и, кажется, не собирался уходить. В его желтых глазах светились огоньки удивления, приплюснутая морда оставалась спокойной. Манул решал для себя, нужно ли опасаться этих крупных, но, судя по всему, слишком медленных и, значит, безобидных существ или надо убегать подальше. Поджав короткий пушистый хвост, манул отступил задом и через секунду пропал неизвестно где, словно слился с красноватым песком, исчез в нем.
Неожиданно лошак побежал быстрее, будто чувствовал, что конец дороги близок.
– Часа через полтора будем на месте, – Зубов улегся на деревянный настил арбы и стал смотреть в серое небо. – Наберем воды и вернемся назад. Есть смысл посидеть на том же месте, где мы были, еще пару дней.
– Конечно, командир, – отозвался Суханов. – Подождем, это не проблема. Главное, чтобы вода была. Все остальное – мелочи. Наверняка у Олейника скоро появится для нас новая информация. Батыров ехал по степи, любая мелочь могла задержать в дороге. Мало ли что.
Голос звучал тускло, кажется, Суханов не верил своим словам.
– Мы найдем Батырова, – сказал Зубов. – Жаль, что эту сволочь не пристрелили в тот день, когда он появился на свет.
– Но ошибку можно исправить, хотя мы здорово опоздали, – усмехнулся Суханов.
До отъезда он переоделся в бумажную нательную рубаху и спортивные штаны. Перетянул живот офицерским ремнем, на котором висел нож в мягких ножнах и легкая кобура с пистолетом. Сверху Суханов надел полосатый халат, подпоясанный веревкой. На голове тюбетейка, лицо, кисти рук загорелые, щеки в трехдневной щетине, если внимательно не приглядываться, его можно принять за местного жителя, узбека или таджика.
Спутники ехали навстречу утру, стараясь не показать друг другу своей растерянности, почти не разговаривая. План, продуманный во всех деталях, развалился. Не хотелось признаться себе, что дело закончилось, не успев начаться, ждать Фарада Батырова на холме у забытой никуда не ведущей дороги, больше нет смысла. А искать его, идти по следу, который потерялся в бескрайних просторах степи, – это затея, достойная идиота. Все равно, что пытаться найти того манула, что попался на пути. Секунда – дикого кота не видно. Исчез, не оставив следов.
– Если в том поселке мы встретим Панову, я поговорю с ней, – неожиданно сказал Зубов. – Будет лучше, если она вернется обратно вместе с ними. И вылетит отсюда на самолете, ну, когда мы достанем бензин. Это глупо… Глупо, что я отпустил девчонку. Простить себе не могу.
– А если ее нет в поселке?
