— Ну вот она, родная, завалящая. А то пироги сохнут во рту, — обрадовался Олег.
И радостный напиток был разлит по стопочкам. Загудел холодильник.
— Вздрогнем, — засиял Олег.
— Вздрогнем!
И все чокнулись.
— Но можно было бы и без водки, — выпивши, заключил Саша. — Чай с пирогами где-то не уступает водяре. А, как, господа? Может, вернемся к чаю?
Все как-то растерялись от этого предложения.
— С вами забудешь об интеллекте, — вдруг проурчал, обращаясь к Саше, Игорь.
— Это вы хорошо сказали, — одобрил Саша.
— Круг, круг — мой любимый, но недоступный символ, — медленно проговорил Виктор.
— Он у него распадается, — заметил Олег.
— Да, что-то у меня пропало, — сказал Виктор. — То, чего, может быть, и не было у многих других… И не знаю — найду ли?
— А если найдете, захотите ли опять потерять? Потерять, в высшем смысле? — спросил Саша.
— Ну уж нет! Зачем?! Никогда. Я буду держаться за свое сокровище.
Игорь вдруг встал и, весьма многозначительно кивнув на Сашу, поманил Олега.
— Мы выйдем ненадолго с Олегом — поболтать… Вот с этой водочкой, — проговорил он.
И они ушли в комнату, закрыв за собой дверь.
Виктор и Саша остались одни. Фигура Саши как-то потемнела.
— Я мучаюсь, — спокойно и медленно говорил Виктор, закурив, — потому что не могу найти то… вечное, высшее. Я… Все распадается, как сказал Олег, но он многого не понимает.
Саша молчал.
— Полнота… — продолжал Виктор. — …Найти себя… И почему я разрушаюсь, когда другие живут без всякого намека на это вечное Я, и прекрасно живут…А я разрушаюсь!.. Без этого. Но об этом долго рассказывать. Обо всем, что со мной случилось. И о внутренней катастрофе. Тогда было бы более понятно.
Его глаза чуть расширились, и он пристально посмотрел на своего собеседника. И усмехнулся.
— Вы, Саша, очень странный. И так много видите. Но загадка в том, почему вас совершенно не интересует то, о чем я говорю: т. е. высшее. Я… Вы ведь должны это понимать. Но я вижу: вы это знаете, но вас это не интересует…Можно, я пырну вас ножом?
Саша сделал какое-то непонятное движение рукой, и Виктор рассмеялся.
И вдруг он взял книгу, которая лежала на подоконнике. То была Bhagavad-Gita, и он показал ее гостю.
— Читаете? — спросил Саша.
— Да, и это из лучшего, что я читал. Но от теории до практики — у меня во всяком случае — большой шаг. Ведь этим надо овладеть практически… реализовать на себе.
— Это священная книга. И что же вы в ней нашли, хотя бы теоретически? — спросил Саша, в какой-то задумчивости, и глаза его вдруг стали совершенно отсутствующими.
— Путь к единству с Богом, обретение вечности…
Саша вдруг возвратился и посмотрел на Виктора.
— Давайте чайку?… К единству с Богом, так вы сказали. Очень хорошо! Но ведь оно нам в потенции дано, это соответствует внутреннему в нас, отвечает нашему высшему чистому беспредметному состоянию… В сущности, хотя большинство, как слепые в этом плане, это очень просто… Помните Ramana Maharshi, может быть? И как жаль, если вы думаете, что потеряли его, хотя я не могу понять, как такое могло с вами случиться? Тут что-то не то. Может быть, вы и не имели ничего?
— Долго рассказывать.
— Ладно, оставим, — голос Саши был тих, и уходил куда-то вглубь. Слышно было даже тиканье часов на стене. — Но вот один момент. Так ли это запредельно, раз оно нам — в принципе — дано? Но ведь вы, кажется, и не стремитесь к истинно-потустороннему?…Вот эта священная книга, — и Саша взял ее со стола, — одна из величайших Книг, написанных свыше, от Духа… Но главное там, как и в некоторых других подобных книгах, — то, чего там нет. Самое главное находится не в буквах, а между буквами. То, что там есть, в самом тексте — только тело, а не само трансцендентное. Эти книги надо прочесть так, чтобы увидеть в них то, чего в них нет. И ни в каких комментариях, даже самых эзотерических, вы это «то» не найдете. Но если увидите, только тогда вам начнет открываться то, что не содержится ни в религиях, ни даже в высшей восточной метафизике, по крайней мере, в ее «тексте».
— Хватит, хватит, — вдруг заговорил Виктор, и глаза его наполнились слезами. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Я люблю эту книгу, и с меня хватит ее. Я боюсь, что она мне не поможет, ибо со мной что-то происходит… А вы очень странный человек, очень, очень. Простите, что я хотел пырнуть вас ножом. Вы почти не среагировали на мои слова, потому я и не двинулся. Лучше уходите. Простите меня.
— Уйду, Виктор, уйду. Это не проблема. Раз вам так плохо. Мы просто мирно поговорили. За пирогами.
— Но с другой стороны, лучше не уходите.
— С другой стороны я и не уйду. Я уйду только с одной стороны.
— Да. Налейте-ка водки.
— Прошу. Тут еще осталось. О чем это они шушукаются, там в комнате. Наверное, обо мне. Этот ваш Игорь чересчур нервный. Но ничего, обойдется.
Игорь и Олег, раскрасневшиеся, с горящими глазами и почти опустошенной бутылкой, вдруг появились на кухне.
Конец встречи прошел как-то тихо, сумрачно и безболезненно. Быстро доелись пироги, внезапно остановились часы на стене, куда-то заторопился Игорь.
Вышли на улицу, где уже гулял обезумевший ветер, и простились.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Через два дня Олег встретился с Берковым и Закауловым рано утром у памятника Пушкину и рассказал им о посещении Виктора Пахомова.
— Ты понял что-нибудь? — спросил Берков.
— Ровным счетом ничего, — пожаловался Олег.
Это было непохоже на него, не в его манере было признавать черту, за которой виделась для него одна тьма.
Впрочем, он добавил:
— Были весьма необычные, парадоксальные вопросы со стороны Саши.
— Интересно.
— Кроме того, мы с Кравцовым часто уходили в другую комнату: он вел себя как-то сумеречно в присутствии Саши. Виктор оставался с Сашей наедине, и я не знаю, о чем они говорили.
— И ничего о человеке Востока?
— Ничего.
— Кто же теперь следующий?
— Мы же решили: Ларион Смолин.
— О, это крепкий орешек, — усмехнулся Борис. — Пойдем на этот раз втроем, я, ты и Леша, только надо выбрать время.
— Я договорюсь, — ответил Олег, — а теперь двинемся в Ленинскую библиотеку.
— А мне не до книг сейчас, — вздохнул Закаулов, все еще расстроенный недавней встречей со Светланой Волгиной. — У меня душа чего-то не того. Я — в другую сторону.
Ленинская библиотека, и до известной степени Историческая, сыграли особую роль в жизни и истории неконформистского общества. В 1957 году книгохранилище библиотеки внезапно стало более или менее