изнутри окна автобуса были покрыты толстой коркой льда.

Наконец автобус дернулся, отрыгнул клубы сизого дыма и затих. Ведомые все той же «белой дамой», пассажиры попали в просторный зал, являвшийся, судя по всему, багажным отделением. Отсюда по лестнице с выщербленными ступенями они перешли в другой зал, отгороженный от внутренней части аэровокзала дощатыми щитами. Здесь, благодаря мягким креслам и полированной стойке бара с полупустыми полками, кратковременные гости загадочной России почувствовали себя чуть более уютно.

— Дамы и господа! — на довольно сносном английском провозгласила провожатая, скинувшая с себя пуховой платок и оказавшаяся молоденькой девушкой. — Заправка вашего самолета продлится двадцать пять минут. О посадке будет объявлено по радио. К вашим услугам туалетные комнаты в конце зала, бар и валютный магазин «Березка». Убедительно прошу быть внимательными и не пропустить сообщение о посадке. Желаю всем приятно провести время в аэропорту Шереметьево. Благодарю вас!

Засидевшаяся в десятичасовом перелете из Токио разноязыкая толпа мгновенно рассыпалась по залу. Кошта скептически оглядел открывшееся взору убожество, пожал плечами, отыскал свободное кресло и, откинувшись в нем, закрыл глаза.

Ему было сорок девять — для политика возраст расцвета. В свое время он блистал на футбольном поле, играл за профессиональный клуб «Коло-Коло» и даже входил в национальную сборную Колумбии, но тяжелый перелом ноги — проклятие, как считал сам Кошта, и знамение свыше, с точки зрения его жены Матильды, — прервал многообещающий взлет спортсмена, став, правда, началом карьеры будущего политика. Отец Кошты, бизнесмен португальского происхождения, владелец полудюжины малых горнообогатительных предприятий в Колумбии и соседнем Перу, скончался несколько лет назад. Как выяснилось при оглашении завещания, состояние Кошты-старшего больше подтверждало доброе имя этого джентльмена, нежели богатство его наследников. Впрочем…

— Простите, сэр!

Кошта вздрогнул, открыл глаза и увидел перед собой молоденькую служащую, выглядевшую без этого нелепого платка весьма привлекательно.

— Да?

— Господин Энрике Суареш Кошта?

— Да. В чем дело?

— Пройдите, пожалуйста, со мной к представителю таможенной службы.

— Какие-нибудь проблемы?

— Думаю, ничего серьезного, сэр. Насколько я понимаю, отметка таможни токийского аэропорта Ханеда поставлена не там, где надо. Но в любом случае эту формальность нельзя уладить без вашего присутствия…

Кошта тяжело поднялся во всю высоту своих ста девяноста четырех сантиметров и молча последовал за девушкой в конец зала ожидания. Пройдя через короткий коридор с низким потолком, где Коште пришлось по-черепашьи втянуть голову в плечи, девушка легонько постучала в массивную дверь с черной табличкой и, не дожидаясь ответа, открыла ее.

Кошта очутился в тесном кабинете, половину которого занимал массивный письменный стол, заваленный какими-то папками и бумагами. Из пластмассовых стаканчиков торчали остро отточенные разноцветные карандаши. Над всем этим возвышался крупный пожилой человек в форменном синем кителе с золотыми пуговицами и нашивками.

— Господин Кошта? — таможенник поднялся из-за стола, продемонстрировав солидное брюшко.

— Да.

— Присядьте, пожалуйста. Хотите кофе?

— Нет, спасибо, — Кошта опустился на сиденье жесткого стула, с любопытством изучая хозяина кабинета. — У меня такое впечатление, что вся Россия говорит по-английски.

— Не только, — пожал плечами таможенник. — Мы ведь с иностранцами работаем… Ну, к делу. Одну секундочку, сейчас я принесу ваш билет и паспорт…

Обладатель форменного кителя исчез. Кошта нашарил в кармане плаща пачку «Pall-Mall», щелкнул зажигалкой и с удовольствием вдохнул ароматный дым. Окно кабинета выходило на летное поле, однако и здесь, как в автобусе, стекла совершенно промерзли и были мутными, как бычий пузырь.

— Сеньор Кошта?

— Си, — автоматически ответил колумбиец и только потом сообразил, что и вопрос, и ответ прозвучали на испанском.

Перед ним стояли двое мужчин — пожилой, с одутловатым интеллигентным лицом, и довольно молодой человек в короткой дубленке.

— В чем дело? — ощущая нарастающую тревогу, осведомился Кошта. — Мои проблемы настолько сложны, что ими занимаются уже три человека?

— Сеньор Кошта, — начисто проигнорировав вопрос, на чистейшем кастильском диалекте продолжал молодой. — Я хочу представить вам председателя Комитета государственной безопасности СССР господина Юрия Владимировича Андропова.

Пожилой мужчина в очках сдержанно улыбнулся и протянул Коште белую ухоженную руку.

— Чему обязан?

Кошта умел владеть собой, своим лицом. В конце концов, пятнадцать лет политической деятельности не прошли для него даром. А иначе — чего бы он стоил в джунглях власти, где змеи из конгресса и правительства, маскирующиеся под лианы, норовят ужалить, стоит только зазеваться, в самое незащищенное место? А чувство опасности Кошта вынес еще из футбола, когда по дыханию соперника в затылок безошибочно определял, собирается ли тот просто отобрать мяч или готов нанести подлый удар по ногам.

В этой тесной комнатке опасность излучало буквально все, даже шариковая ручка нелепого розового цвета, воткнутая в стилизованную голову какого-то диковинного зверька.

— Я являюсь доверенным лицом и переводчиком господина Андропова, — сказал молодой тихо, но очень внятно, словно вколачивая каждое слово в сознание колумбийца. — Я буду синхронно переводить ваш диалог, так что в дальнейшем можете не обращать на меня внимания…

— А вы уверены, что этот диалог состоится? — спокойно спросил Кошта, сохраняя вежливо- иронический тон.

— А что может помешать ему? — по лицу Тополева скользнула тень искреннего удивления.

— Ну, такая, скажем, мелочь, как мое нежелание разговаривать с этим господином, — Кошта кивнул в сторону Андропова. — Если ваши люди на таможне еще не успели сделать какую-нибудь пакость с моим паспортом, то я по-прежнему подданный иностранного государства, следовательно, обязан подчиняться только законам моей страны, а не вашей.

— Господин Кошта, — все так же тихо ответил Тополев, — ваш самолет дозаправляется еще двадцать минут. Потом будет объявлена посадка, и только от вас зависит, пригласят ли вас в самолет вместе с другими пассажирами или оставят здесь на веки вечные.

— Вот даже как, — казалось, Кошта размышляет вслух. — Вы готовы пойти на политический скандал, на…

— Не тратьте свое и наше время, — бесцеремонно оборвал его Тополев. — Мы готовы на все. Надеюсь, вы не думаете, что председатель КГБ СССР приехал глубокой ночью в международный аэропорт, чтобы поинтересоваться, как здесь обслуживают иностранных пассажиров?

— Нет, я так не думаю, — улыбнулся Кошта. — Что же вам угодно?

Паузы не последовало, потому что сразу после этого вопроса, словно понимая, что ознакомительная часть беседы завершена, заговорил Андропов. Его монолог был недолгим — минуты две. Вслушиваясь в интонации чужого языка, Кошта понимал, что по неясным пока причинам его втягивают в какую-то крупную неприятность, угрожающую ему лично, его статусу конгрессмена и, возможно, его стране. Это было похоже и одновременно чем-то не похоже на обычные провокации, какие время от времени устраивали против иностранных граждан спецслужбы восточного блока. По многочисленным фотографиям в газетах Кошта хорошо представлял себе, как выглядит глава самой мощной и опасной разведки в мире. Он узнал Андропова сразу. И сейчас, вглядываясь в мягкие, словно залитые изнутри парафином, черты неподвижного лица, на котором интенсивную работу мысли выдавали только глаза — блекло-голубые, выцветшие, но