Небеса. Авиалайнер компании «Сабена»
«Колесница свободы…»
Почти половину полета до Парижа я безуспешно силилась вспомнить, откуда всплыла в моем сознании эта фраза. Как назойливый мотивчик шлягера, она буравила мозг и не давала заснуть. Видит Бог, если бы посольские ребята с развернутыми плечами уголовников, призванных на дипломатическую службу по путевке комсомола, предложили мне в аэропорту погрузиться в анабиоз и очнуться уже в Шереметьеве, под бдительным оком своих коллег, я бы скорей всего согласилась. Потому что нет ничего страшнее для одинокой женщины, чем сочетание замкнутого пространства и невеселых мыслей.
«Колесница свободы…»
Она была довольно изящной и даже красивой, эта колесница — длинная, как сигара, серебристо-алая «каравелла», словно созданная специально для того, чтобы приземляться в самом прекрасном городе на свете — Париже. Наблюдая первые два часа полета за пассажирами, читающими «Пари-матч», пьющими вино и коньяк, напропалую флиртующими со стюардессами или откровенно клюющими носами, я пришла к выводу, что и они в подавляющем большинстве были рождены на свет исключительно с той же целью.
Сама же себе я напоминала наспех сколоченную из фанеры и перевязанную бельевой веревкой посылку с сухофруктами, которую грузчики из советского посольства в Буэнос-Айресе передали бельгийской стюардессе, сурово наказав переправить ее в Москву бедным родственникам, страдающим авитаминозом. Впрочем, если отбросить метафоры, так оно и было.
Мой сосед, хмурого вида и неопределенного возраста носатый господин (такому носу позавидовал бы даже Сирано де Бержерак), был, по всей видимости, самым веселым попутчиком на свете: этот тип заснул мгновенно, даже не поздоровавшись, как только плюхнулся в соседнее кресло и пристегнул ремень. В принципе, учитывая тщетные поиски автора идиомы «колесница свободы», а также малосимпатичную внешность попутчика, такой ход событий меня вполне устраивал. Я продолжала предаваться своим размышлениям и, вполне возможно, уснула бы в конце концов, однако где-то на третьем часу полета включилось радио. На безукоризненном французском, причем с такой доверительностью, словно сообщала, что находится на третьем месяце беременности, стюардесса выдала информацию о том, что мы пролетаем над каким-то архипелагом. Под воздействием этого тона Бержераку, видимо, приснилось нечто очень интимное, ибо без всякого объявления боевых действий он вдруг начал с пугающей силой храпеть. Хоботообразный нос моего соседа трепетал, губы вибрировали, словно подключенные к электросети, а язык то и дело вываливался наружу.
Я поежилась. Храп незабвенного сэра Джеральда, спровоцированный двумя таблетками люминала, по сравнению с этим могучим оргазмом носоглотки казался чмоканьем грудного младенца, выронившего соску.
Я нажала кнопку вызова стюардессы.
— Да, мадам?
Своей красотой и свежестью, а главное, совершенно беззаботным выражением лица эта телка сразу же вызвала во мне глубокую неприязнь.
— У меня проблема, мадемуазель, — сказала я, дождавшись, когда сосед сделает короткую паузу для вдоха.
— Слушаю, мадам.
— Вы можете что-нибудь сделать с этим мсье? — я выразительно кивнула на Бержерака.
— Простите, мадам, я не поняла.
— Разве вы не слышите, как он храпит?!
— Слышу, мадам, но инструкция категорически запрещает нам без надобности будить пассажиров.
— А убить его нельзя? Или хотя бы оглушить до посадки?
— Увы, мадам, — улыбнулась стюардесса.
— Что же мне делать?
— Постарайтесь уснуть.
— Вы же видите, это невозможно даже теоретически!
— Но, мадам… — на красивом лице бельгийки промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее работу мысли. — Я даже не знаю, чем вам помочь…
— Ладно, — я махнула рукой, поняв, что просто срываю на этой смазливой девке свое раздражение. — Тогда принесите мне коньяку.
— Момент, мадам, — лицо стюардессы просветлело. — Вам «Метаксу» или «Курвуазье»? Есть еще хороший испанский коньяк, но я его не пробовала…
— А от чего можно быстрее вырубиться?
— О мадам, тогда вам лучше всего выпить хорошего шотландского виски без содовой! — она чуть наклонилась ко мне. — Поверьте, я знаю это на собственном опыте. «Джонни Уокер» — это то, что вам надо…
Бержерак издал особенно страшный рык, прозвучавший как восклицательный знак после рекламы виски.
— Ладно, тащите «Джонни»…
Бержерак вдруг затих. Над нами воцарилась оглушительная тишина. Осторожно, чтобы не спугнуть сладостное мгновение, я покосилась на соседа. Его глаза были открыты. Мало того, взгляд этого хоботоносца в добротном темно-синем костюме и ярком галстуке зафиксировался где-то на уровне моей груди. Монстр уставился на нее так, словно увидел чемодан, битком набитый долларами, и не может понять, спит он или грезит наяву.
Я щелкнула перед его носом пальцами, стараясь хоть как-то отвлечь внимание Бержерака. Но он даже не моргнул.
— Вы так можете окосеть, мсье, — сказала я по-французски.
— Only english! — не отводя взгляда, прохрипел Бержерак. — Правда, — добавил он уже на французском, — есть только одна вещь на свете, которая может заставить меня говорить на языке этих лягушатников.
— Бутылка коньяка с похмелья?
— Ваша восхитительная грудь, мадам! Только это и ничто другое! — мой сосед просыпался буквально на глазах, и его энтузиазм начинал меня пугать. — Я хочу поднять тост за садовника, который вырастил такое чудо.
— Вам знакомо выражение «самолетное хамло»? — вежливо поинтересовалась я.
— Переведите, пожалуйста, на английский, я что-то со сна плохо соображаю.
— Мадам, ваше виски, — проворковала где-то над моим ухом стюардесса.
— Что?! — Бержерак попытался вскочить с кресла, но ремень бросил его обратно. — Я не узнаю авиакомпанию «Сабена»! Где утонченность фламандцев? Куда девалась принципиальность валлонов? Наполнять эту восхитительную грудь, это дивное творение создателя, мерзким пойлом шотландских пастухов?!
Стюардесса прыснула.
— Шампанское! — провозгласил Бержерак и взмахнул носом, как платком. — «Вдову Клико»! За мой многострадальный счет!
Стюардесса вопросительно взглянула на меня.
— Все что угодно, лишь бы он снова не заснул, — кивнула я.
— А что делать с виски?
— Дайте сюда, — протянул волосатую руку Бержерак. — И как только люди пьют этот отвратительный самогон!
Стюардесса, с трудом сдерживаясь, чтобы не заржать, подала ему стакан и исчезла.
Бержерак с омерзением отхлебнул сразу половину виски и состроил немыслимую гримасу:
— Так я и думал! Если это «Джонни Уокер», то я — русский.
— А вы не русский?
