Я покачала головой.

— По-английски?

— Ноу.

Полицейский поскреб затылок под фуражкой, явно не зная, что делать дальше.

— Может, по-французски? — в этот момент я как-то даже не подумала, что мое желание пообщаться с блюстителем порядка хоть на каком-нибудь языке может показаться назойливым.

Теперь пришла очередь качать головой полицейскому. Наконец он принял решение и перешел на интернациональный язык жестов, показав вначале на меня, потом на стоявший неподалеку «ситроен» с синей мигалкой на крыше, после чего ткнул себя пальцем в широкую грудь, а затем перевел его в сторону исстрадавшейся моей.

— Вы хотите отвезти меня в полицию? — я перешла на русский, поняв, что продублировать этот вопрос жестами у меня не хватит физических сил.

— Полисия, полисия, — радостно закивал служивый и вновь сделал приглашающий жест в сторону «ситроена».

— Но мне надо в посольство, — я показала пальцем на флаг СССР. — Эмбасси!

— Ноу эмбасси, — врубился наконец полицейский. — Полисия!

— Да иди ты на хер! — четко выполняя инструкции Габена и заодно отводя душу с помощью родного русского оборота, отмахнулась я от этого аргентинского чурбана, после чего, в строгом соответствии с планом, уверенно направилась к воротам посольства.

— Сеньора Мальцефф! — на сей раз голос полицейского звучал уже не так вежливо.

По сценарию Габена, тот (или те), кто днем и ночью поджидал «сеньору Мальцефф» у советского посольства, должен был схватить меня под белы ручки и поволочь в машину. Но никто меня не хватал. В последнюю секунду в голове мелькнула капитулянтская мысль: сослаться на нерешительность представителя власти и, сняв с себя таким образом ответственность перед Габеном, рвануть на советскую территорию, от которой меня отделяло всего четыре метра. О том, что в таком варианте меня попросту вытолкнут из посольства в объятия полицейских, я как-то не подумала. Но что-то в голосе полицейского остановило меня. Я повернулась и увидела, что страж закона стоит на том же месте, где секунду назад разыгрывал мизансцену из спектакля для глухонемых, но… Помните любимую книжку послевоенной сталинской детворы под очень подходящим к моей истории названием «Всегда всем весело»? Там приводились две с виду совершенно одинаковые картинки, но надо было найти в них с десяток отличий. Видимо, знакомство с этой книгой помогло мне правильно сориентироваться. Правда, я увидела всего одно отличие, но такое, после которого мне сразу расхотелось прорываться в посольство: в руке у полицейского появился пистолет, очень похожий на те, что фигурируют в вестернах. Да, чуть не забыла сказать, что остальные изменения в картинке происходили уже прямо на моих глазах: из «ситроена» вылезли трое упитанных мужчин в совершенно одинаковых двубортных костюмах и, едва заметно раскачиваясь, направились в мою сторону…

8 декабря 1977 года

…Через каждые полтора часа в гостиную, густо заставленную очень старой и очень красивой мебелью, неслышно входил молодой мулат в смокинге и так же неслышно ставил передо мной высокий стакан с зеленоватым напитком. Поскольку травить меня ядом смысла как будто не было, я пила приятную, чуть отдающую лимоном жидкость с огромным удовольствием. Тем более что этот мини-водопой был единственной передышкой, которую позволял мне Юджин — приблизительно моих лет высоченный блондин с такими жгучими черными глазами, словно в них регулярно подливали чернила для авторучки…

С момента, когда я очутилась в этом странном доме, прошли сутки. Первую их половину я провела в ванной и в постели, вторую — в удобном кресле с высокой резной спинкой, отвечая, как заводной попугай, на вопросы Юджина. Я уже не смотрела на часы, отмеряя время по стаканам с зеленоватым напитком. Когда мулат принес восьмой стакан, я почувствовала, что сейчас свалюсь и усну прямо на ковре, у ног моего белокурого потрошителя.

— Мы практически закончили на сегодня, — предупредил мои поползновения Юджин. — Еще буквально пара вопросов…

— Может, оставите их на завтра?

— Увы, — он развел руками и заглянул в лежавший перед ним толстый блокнот. — Расскажите мне о вашем редакторе.

— Это не вопрос.

— Вы правы. Рассматривайте это как просьбу.

— Вы просите меня проводить вас сначала к ящику с моим нижним бельем, а потом непосредственно в постель. Насколько вяжется эта просьба с вашим представлением о джентльменстве?

— Это допрос, а не светская беседа, госпожа Мальцева.

— Я повторяю еще раз: мое задержание абсолютно незаконно, и я требую связать меня с послом СССР.

— Мы уже обсудили эту тему. В свое время ваша просьба будет выполнена.

— Это не просьба, а требование.

— Хорошо, — Юджин широко улыбнулся. — В свое время ваше требование будет выполнено.

— Вас учили не быть на допросе джентльменом?

— Мы попусту тратим время.

— Ничего, в последние недели у меня стерлось ощущение времени.

— Вы не хотите отвечать на мой вопрос?

— Естественно. У меня нет никакого желания посвящать вас в детали моей личной жизни.

— Я вовсе не просил вас вдаваться в подробности.

— А, так мой редактор интересует вас как международник-публицист? Как член бюро ЦК ВЛКСМ? Как…

— Как сотрудник КГБ.

— У меня нет оснований считать его сотрудником КГБ.

— Такие основания есть у нас. И не только в отношении вашего редактора. Ладно, оставим пока эту животрепещущую тему. Я хочу сообщить вам весьма конфиденциально одну информацию.

— Стоит ли рисковать?

— Я вынужден, поскольку не вижу другого способа объяснить вам всю неординарность положения.

— Выдача государственных тайн как-то отразится на вашей карьере?

— Вряд ли, поскольку она санкционирована моим прямым начальством в Вашингтоне…

— Господи, и ради этого вы поперлись в такую даль?

— А не стоило?

— А стоило?

— Еще как! Правда, если быть совсем честным, я мечтал встретиться не с вами…

— Догадываюсь, хотя мне и не очень приятно слышать это.

— А раз догадываетесь, то помогите нам отловить ваших милых друзей.

— Я уже говорила вам, что, во-первых, они мне не друзья, а во-вторых…

— Знаю, — отмахнулся Юджин. — Знаю и очень хочу верить вам. Но не могу. Вы уж извините, госпожа Мальцева…

— Вчера, после встречи с тем полицейским у посольства, я дала себе слово, что если еще раз услышу обращение «госпожа Мальцева», то вспорю себе вены из-за комплекса буржуазной неполноценности.

— О’кей, — улыбнулся американец. — Тогда скажите, как к вам обращаться?

— Без «госпожи» и без фамилии. Если можно.