в то время, как графиню сослали на Соловки, сам граф, глубокий старик (ему было лет сто) до последнего времени жил на свободе в Петрограде. Только относительно недавно ему разрешили выехать в Финляндию.
В одной из келий Соловецкого острова (в так называемом женском здании) томится жена известного государственного деятеля старого режима, страдая от скудного питания и непривычного тяжелого физического труда. Официальное заключение по ее делу гласило: «Сослать на Соловки на пять лет как жену министра Николая кровавого». Сам же министр занимает высокую должность в советском правительстве.
Слесаря по фамилии Тимошенко привезли на Соловки из Воронежа, на двухлетний срок. Это был обыкновенный рабочий, ничего общего не имеющий с политикой. Он все время пытался добиться от Васько ответа на вопрос, за какое преступление его бросили в концлагерь. И только в 1925 году, по прошествии двух лет заключения, его обвинили в принадлежности к «контрреволюционной организации Савинкова» и увезли в Нарынский район еще на три года.
В то же время из Новохоперска (уездный город в Воронежской губернии) на Соловки еще прислали «савинковцев». Среди них: Врашников — бывший управляющий владениями графа Воронцова-Дашкова на Кавказе, Савинов — специалист, Кривякин — управляющий делами в советском учреждении, и другие. К ним следует присоединить инженера из Полтавской губернии по фамилии Новицкий и группу воронежских крестьян. Многие из крестьян, когда им говорили на Соловках, что они обвиняются в соучастии в «савинковском заговоре», с подозрением спрашивали: «Савинков? Кто он, генерал?»[27].
В мою бытность на Соловках туда прибыл некий Энштейн, приговоренный к трем годам. Когда он поинтересовался, почему его высылают, то получил от следователя такой ответ: «Потому что вы — деловой человек».
Аналогичный ответ услышал и другой «преступник», еврей-портной по фамилии Гуриев, в прошлом владелец магазина готовой одежды (сейчас он заведует швейной мастерской в Кемлагере).
Не так давно из Польши в Россию бежали два поляка — Минич и Винтовский. Пограничные власти устроили пышную встречу беглецам, «спасшимся от жестокой неволи польских панов». Но московское ГПУ отправило их на Соловки на три года. Оба поляка проклинают сейчас тот день, когда решили пересечь границу «самого свободного в мире государства».
Каждый год в Кемь прибывает две тысячи контрреволюционеров, которые с открытием навигации пересылаются на Соловецкие острова. Особенно много заключенных поступает в течение месяца, предшествующего 7 ноября (25 октября по старому стилю), дню большевистской революции 1917 года.
Каждый год в это время ВЦИК (в целях развенчания «злобной лжи международной буржуазии и бесстыжих эмигрантов» о жестокости Советской власти) обнародует крупномасштабную амнистию для «всех врагов правящего пролетариата». Председатели провинциальных и районных отделений ГПУ, выполняя декреты гуманного ВЦИКа, расстреливают половину своих заключенных за несколько дней до выхода амнистии, а остальных направляют в концлагеря. Так что никто не подпадает под сроки действия постановления об амнистии.
В действительности выходит: 7-го ноября никого не амнистируют. ВЦИК удовлетворен, ГПУ тоже удовлетворено, «ложь бесстыжей буржуазии» разоблачена.
Я мог бы заполнить целые страницы именами людей, «амнистированных» таким образом. Для примера упомяну о случае, когда был «амнистирован» не только сам человек, оказавшийся довольно недальновидным, но и все его родственники.
В конце 1923 года солдат деникинской армии — крестьянин из Полтавской губернии — вернулся в Россию, услышав об амнистии, объявленной советским правительством в ноябре. На границе ему вручили советский паспорт, а по приезде домой он сходил в уездное ГПУ, был зарегистрирован, затем отпущен к родным, в кругу которых провел несколько дней.
В результате, в начале 1924 года этого солдата отправили в Нарынский район Сибири на три года, в то время как его отца и тетку ГПУ депортировало на Соловки за укрывательство контрреволюционера (статья 68 УК). Ко времени моего побега эти крестьяне-жертвы «чудной амнистии» все еще находились на Соловках, ожидая своей отправки в Зырянский район.
На Соловки постоянно присылались и «амнистированные» эмигранты. Перед самым моим побегом прибыла большая группа эмигрантов, на девять десятых состоящая из рядовых солдат. В ней было несколько офицеров. Среди них кавалерист-субалтерн по фамилии Менуэль и бывший адъютант Гетмана Украины Скоропадского — Шапруненко.
Действительная же амнистия распространялась советскими властями только на тех людей (будь то эмигранты или советские граждане), чьи имена могли быть впоследствии использованы как приманка. Такие господа, как бывший генерал Слащев и подобные ему отступники, могут жить на свободе и занимать ответственные посты, пока это устраивает ГПУ и пока ГПУ считает, что имя кого-нибудь из данных «сменовеховцев»[28] возможно использовать для доказательства «доброй воли Советской власти, которая амнистировала всех раскаявшихся эмигрантов». Но после того как изменник практически «сделал свое дело», он может быть свободен, а точнее, его отправляют либо в ссылку, либо на тот свет.
Достаточно напомнить о судьбе известного социал-революционера Савинкова, «амнистированного» большевиками, после чего чекисты выбросили его с пятого этажа тюрьмы.
Обычных эмигрантов, которые возвращаются в страну, немедленно ссылают на Соловки или в Нарынский район: в том случае, если по отношению к ним не применена высшая мера (расстрел). Последняя, как правило, ожидает офицеров.
Советское правительство, отплачивая злом за добро, бросает в концлагеря людей, «запачкавших себя» работой в организациях, о которых несчастный русский народ всегда будет хранить добрую память.
На Соловках, среди заключенных, находится зубной врач, московский еврей по фамилии Малеванов. Он активно оказывал помощь американской благотворительной организации в пользу голодающих, результатом чего и стала его ссылка на Соловки на пять лет. Поскольку в настоящее время УК СССР еще не предусмотрена мера наказания за оказание безвозмездной помощи голодающим, к Малеванову была применена статья, связанная с «экономическим шпионажем». Несколько русских, сотрудничавших с американским благотворительным обществом в пользу голодающих и подобными филантропическими организациями других стран, были высланы «благодарным» ГПУ в Сибирь, в Нарынский и Печерский районы.
Карпов, известный управляющий сценой Александрийского театра в Петрограде, а впоследствии Большого и Малого театров в Москве, был сослан на Соловки вместе с другими артистами — Юровским, Георгисом и прочими — по обвинению в контрреволюции. Во время моего пребывания там Карпова препроводили в другое место.
Если чекисты желают кого-либо сослать, но не могут найти подходящего предлога, то для этой цели весьма подходящими оказываются статьи 68 («укрывательство контрреволюционера») и 72 («религиозная контрреволюция»).
Один из самых курьезных случаев — это история человека по фамилии Витте из Петрограда. Его сослали за то, что он носил «контрреволюционную фамилию».
Инженеры-коммунисты (среди них некий Осипов, прославившийся на весь лагерь неисчислимым количеством вшей на своем теле), морские офицеры-сексоты[29], ювелиры, парикмахеры, помещики, сторонники Махно (руководителя украинского партизанского движения), «экономические бандиты», командиры войск ГПУ, часовщики, — короче говоря, заключенные представляют все известные профессии, общественные уровни, положения и должности.
Очень любопытна ситуация братьев Мышеловиных, часовщиков. Они оба обвинялись в подделке и выпуске банкнот, хотя свидетельские показания, представленные следователю, и результаты домашнего обыска доказывали, что, в то время, как один из братьев действительно изготовлял фальшивые банкноты, второй был совершенно невиновен. И каким же оказалось решение ГПУ? Виновного сослали на Соловки на три года, а невиновного — на десять лет. Мотивы, которыми руководствуются чекистские суды при вынесении подобных приговоров, так и останутся для всех нас вечной тайной.