решил направить Додду тщательно отредактированный ответ на целую серию предложений последнего. Он писал 25 августа 1934 г.:

Письмо красноречиво свидетельствовало, что никаких изменений в позиции президента не произошло и в ближайшее время не произойдет. Рузвельт вежливо отклонил советы посла о коллективных действиях (уже при участии России, с которой были восстановлены дипломатические отношения) в пользу мира, хотя и признал, что в любой момент в Европе могло произойти непоправимое. Мотивы, которые были выдвинуты президентом для оправдания этой позиции, были также знакомы Додду – накануне выборов правительство не сделает ни одного «неловкого» шага. Вместе с тем Рузвельт не хотел создавать впечатление, будто его позиция и в более далекой перспективе останется неизменной. Такой момент, напомнил он Додду, пока еще не наступил. Поскольку в письме президента не было ни слова о силе изоляционистских настроений в США и содержалась фраза о протянутой «руке помощи», Додд решил, что имеет моральные основания сказать в состоявшихся беседах с Гитлером и Шахтом об обеспокоенности Америки масштабами военных приготовлений Германии. При этом он не отказал себе в удовольствии упомянуть и о имеющихся у него сведениях о закупках Германией военных самолетов в Соединенных Штатах. Последнее выглядело в его устах весьма двусмысленно {46}, хотя и вполне в духе той антимилитаристской, антимонополистической кампании, которая разворачивалась у него на родине. Более того, в свете полученных им данных о продаже американскими фирмами больших партий оружия нацистской Германии Додд усматривал особый смысл в усилиях, направленных на пресечение ее ремилитаризации. История не должна была повториться, в противном случае все жертвы, принесенные человечеством на алтарь Молоху в годы Первой мировой войны, окажутся напрасными и мировая цивилизация понесет уже непоправимый урон. Додд обращал на эту сторону вопроса особое внимание, полагая, что от его решения зависит очень многое, если не все, в плане устранения угрозы новой войны. «Как мы можем предотвратить войну – писал он в октябре 1934 г. полковнику Эдварду Хаузу, – если торговля оружием между США и Германией продолжается? Этот факт показывает еще раз, что те же трудности, с которыми мы сталкивались всегда, имея дело с представителями крупного бизнеса, существуют и сейчас» {47}.

Рузвельт вновь убедился, что Додд не оставляет мысли о возможности участия США в коллективных действиях с целью предотвращения сползания Европы к войне. У президента появилось ощущение, что практическая деятельность посла выходит за рамки тех инструкций, которые он получает из государственного департамента. Решение указать Додду на необходимость держаться «в рамках» пришло на волне роста изоляционистской пропаганды в США, а также под влиянием неудачной попытки провести через сенат законопроект о вступлении в Международный суд. Неудачу нельзя было назвать провалом, но Рузвельт посчитал момент подходящим для того, чтобы подчеркнуть особую нерасположенность США быть втянутыми в европейские дела. Его короткое на этот раз послание Додду от 2 февраля 1935 г. было составлено в требовательном тоне {48}.

Итак, на год или два Додду предлагалось сложить оружие, США уходили в глухую самоизоляцию. Тем временем события в мире развивались своим чередом и в ритме, который диктовал Гитлер. 1 марта 1935 г. правительство Германии заявило, что оно считает себя свободным от обязательств, запрещавших ему создание военной авиации. 16 марта Гитлер опубликовал декрет о введении всеобщей воинской повинности. И то и другое было нарушением сепаратного мирного договора США с Германией, предусматривающего разоружение Германии. Она в одностороннем порядке легализовала свою подготовку к войне. Вашингтон ограничился невнятным заявлением Хэлла на пресс-конференции 23 марта об обеспокоенности тенденциями несоблюдения обязательств, принятых на себя по договорам. Разъяснение возникшей ситуации Додд получил в послании к нему президента от 16 апреля 1935 г., составленном в каком-то нарочито фаталистическом стиле. Рузвельт вместил его в одну- единственную фразу: «Как я уже говорил Вам, я чувствую себя в настоящее время абсолютно неспособным оказать какие-либо услуги делу укрепления мира ни сейчас, ни в будущем» {49}.

Удивительные беспомощность и показная незаинтересованность, продемонстрированные американской дипломатией в эти драматические дни весны 1935 г., объясняются многими причинами, в том числе и внутренними. Идя навстречу изоляционистам в конгрессе, Рузвельт, в частности, рассчитывал таким путем обеспечить лучшие условия для прохождения в скором будущем правительственных программ военного (особенно военно-морского) строительства. Имели значение и предвыборные соображения: в 1936 г. предстояли президентские выборы, которые Рузвельт рассматривал как решающий референдум по вопросу о доверии «новому курсу». Существенное значение имело и стремление аппарата внешнеполитического ведомства – госдепартамента – продолжить движение по накатанной дорожке, не считаясь с изменившейся в корне ситуацией как внутри страны, так и за рубежом. Но еще более важную роль играли другие соображения – военно-стратегические и геополитические. Появилась идея о естественно-историческом процессе объединения Европы при непременном участии Германии, волей-неволей осуществляющей полезную работу для Запада путем оттеснения большевизма.

Не догадываясь об этом, Додд сам приводил многочисленные доводы в пользу тактики выжидания, сообщая о планах гитлеровской верхушки и командования «нового рейхсвера» начать перекройку карты Европы с нападения на Советский Союз и «ликвидации большевизма» в кратчайший срок {50}. 27 июня 1935 г. он писал, например, заместителю государственного секретаря У. Муру, что в доверительной беседе с гитлеровскими высокопоставленными чиновниками им получена следующая информация: Германия в союзе с Польшей готовится к захвату прибалтийских государств и западных территорий Советского Союза, концентрируя главные силы именно на этом направлении; она пытается вовлечь Японию в войну против Советского Союза на Востоке, отказываясь от выдвижения колониальных притязаний в качестве первоочередной задачи {51}. Хотел этого Додд или нет, но такие сведения только укрепляли госдепартамент в убеждении, что самым целесообразным для США было бы дождаться начала войны в Европе (если этому суждено быть), а затем уже и принимать решения.

Додд считал, что идею удара в восточном направлении питало предположение верхушки Третьего рейха о военной немощи Советского Союза. Именно поэтому, писал он в марте 1935 г. в Вашингтон {52}, Гитлер отклонил предложение Лондона и Парижа о заключении Восточного пакта о ненападении («Восточный Локарно»). Вся пропаганда Гитлера в пользу создания мощных вооруженных сил, и в частности большого военно-воздушного флота, сообщал посол в своих донесениях, строится вокруг тезиса о потенциальной «угрозе с Востока» {53}. Не подозревая, что эти сообщения успокаивающе действуют на высших чиновников внешнеполитического ведомства США, Додд настаивал на активизации деятельности Вашингтона в пользу мира. В ответ он слышал неизменное: европейцы должны быть предоставлены самим себе. 22 апреля