– Монферье заболеет от этого, – ухмыльнулся Тони Шарант. – Он тут же увидит меня напичканным наркотиками и свою неспособность предотвратить катастрофу. Моя месть начинается с ваших добрых слов, Нестор Бюрма!

– Так вы никак не простите ему, что он хочет заставить вас играть вместе с Денизой Фалез? Это вам претит до такой степени?

– Это – зануда, сказал я вам. И потом, когда в сцене с вами она начинает раздеваться, вы тут же отходите на задний план, так ведь? Ни один зритель никогда не смог назвать ее партнеров-мужчин. Она закупоривает своим телом весь экран.

– Да неужели? Забавно!.. Но... кажется, что она раздевается все меньше и меньше.

– Так говорят. В ее последнем фильме и в том, в котором она сейчас снимается. По-видимому, она готовит почву для великих костюмных ролей, на которые претендует... За ваше здоровье, Бюрма, и спасибо за ваше решение. Когда Монферье узнает о нем, он будет настолько озабочен моей судьбой, что бросит Денизу. Она способна, слетев с таких высот, снова выдать нам нервную депрессию.

– А это случается с ней?

– Случалось. И всегда от разочарования. Это было в январе, а точнее, 12 числа. Я потому помню эту дату, что накануне была презентация фильма 'Эта ночь будет моей', в котором Полетта Пуату, только благодаря силе своего таланта и не обнажая ни сантиметра тела, добилась огромного успеха. Это было больше, чем могла вынести Дениза. Она заболела. Связь между депрессией и успехом была так очевидна, что Ломье и компания решили замять это дело. Здесь были некоторые возможности использовать ситуацию в целях рекламы, но причина недомогания была настолько неприглядной, что все могло обернуться против них. Поэтому поставили точку, и Дениза, неизвестно куда, поехала лечиться.

– А после этого она снялась в фильме другого жанра 'Мое сердце летит'?

– Да. Лажа. Но когда уж вы заболели манией величия... А сейчас эта круглая идиотка хочет играть вместе со мной в фильме Монферье. Весело, ничего не скажешь.

– Ладно, веселитесь. Я поручаю вам Мишлин еще на некоторое время, пока пойду сдам вахту мадемуазель Анни.

Перед лестницей из стекла цвета морской волны стоял 'кадиллак'. Я поднялся наверх, лакей-альбинос открыл дверь, узнал меня и поздоровался. Я сказал, что желаю видеть мадемуазель Анни. Она сейчас занята. Если я буду так добр и подожду... Я занял глубокое кресло в полутемном и прохладном холле и стал ждать. Через десять минут мимо проследовал в сопровождении лакея пожилой, хорошо одетый господин с озабоченным лицом, видимо, бизнесмен. Лакей проводил его до машины, и 'кадиллак' тронулся. Через минуту Фирмен был в моем распоряжении или, наоборот, я – в его, в подобных ситуациях разобраться вообще бывает трудно. Во всяком случае, он провел меня к секретарше Монферье. На Анни был светлый костюм английского покроя, на лице приятный макияж, сигарета, которую она курила, была вставлена в мундштук длиной в пятнадцать сантиметров. Весь облик сочетал красоту с компетентностью, но лицо выражало недовольство.

– Добрый день, месье Бюрма, – сказала она. – Хотите доложить?

– Нет, я оставляю это дело и хочу сообщить господину Монферье, что возвращаю его чек. Чтобы его успокоить, можете добавить, что, по моему убеждению, Тони Шарант не наделает глупостей.

– Других объяснений нет?

– Я знаю лучше других свои собственные возможности.

– Отлично... я... (видимо, ей в голову пришла какая-то идея). Месье Нестор Бюрма, а что вы скажете, если... вместо того, чтобы согласиться с возвратом этого чека, я вам выпишу еще один?

– Откажусь.

– Но это больше не касается Тони, месье. Видите ли, месье Монферье полностью полагается на меня, а я имею право на инициативу. Вы видели человека, который только что вышел отсюда?

– Да.

– Адриен Фроман. Это делец, который, как я думаю, не забывая свои интересы, является доверенным лицом господина Бореля, ученого, который изобрел новый вид съемки. Полная стереоскопичность, одним словом. Мы уже приняли решение, но мне этот господин Фроман не кажется безупречно честным. Бывает так, что нечестные люди продают один товар несколько раз разным людям, и, я не уверена, не замышляет ли Фроман что-либо в этом духе? Перед тем, как сообщить об этом господину Монферье, я хотела бы удостовериться, так ли это. Фильм, который мы готовим, полностью основан на этом изобретении. Мы уже получили согласие другой стороны и выплатили задаток, так что изобретение уже наше, и мы имеем юридическое право, если потребуется, возбудить процесс и выиграть его, но это уже крайние меры, которых следует избегать. А мне кажется, что этот субъект затевает нечто вроде шантажа. Похоже, что новая клиентура толкнула его приехать сюда и потребовать от меня астрономическую сумму, которую мы совершенно не обязаны платить и которую я, само собой разумеется, отказалась дать. А он намекнул, что другие могут быть заинтересованы в его предложениях. Ни одно имя не было произнесено, однако, кажется, у него уже есть кто-то под рукой. Не хотите ли вы заняться этим делом, месье Нестор Бюрма? Задача состоит в том, чтобы узнать, с какими деятелями Фроман завязал контакты, а мы предупредим их об опасности, чтобы ограничить обоюдный ущерб.

Ничего не скажешь, в окружении Монферье умеют бороться с безработицей. Только вы плюнули на одну работу, как вот вам другая, берите, пожалуйста.

– Согласен, – сказал я после минуты раздумья.

– Прекрасно... (она заполнила чек и протянула его мне). Фроман. Адриен Фроман. Проживает на улице Жан-Гужон, катается на черном 'кадиллаке' под номером 980-ВС-75.

– Мои поздравления, мадемуазель. Ни одна мелочь от вас не ускользнет.

Она улыбнулась настоящей киношной улыбкой, ослепительной, как юпитер.

– Мы сделали так много детективных фильмов! – произнесла она извиняющимся тоном.