ходить не по тротуарам, а по улицам.

— …Ну, а мужик-то — не в курсе, представляешь? — продолжал тем временем Федор. — Позвонил в дверь…

Заверещал мобильный телефон. Федор достал его из нагрудного кармана, включился.

— Слушаю… А, Юрий Денисович? Да, едем, едем, спешим к армянскому натюрморту… Что?.. Купить сигар? Табачный магазинчик — на углу Первомайской? А продавец знает, что вы курите. Да, Андрей рядом. Даю ему трубку.

И протянул мобильник Андрею.

— Меня? — удивленно спросил Андрей.

— Тебя. Юрий Денисович.

Андрей взял трубку. Сказал хмуро:

— Андрей Ким. Добрый день. Ждете?.. Поговорим за натюрмортом? Ну, хорошо. Сигары кончились? Заедем, конечно, нет проблем. До встречи.

Вернул мобильник Федору.

— На угол Первомайской, водила. У табачного магазинчика притормозишь, я за сигарами для шефа сбегаю.

Табачный магазинчик оказался недалеко, Вадик притормозил. Улица была пустынна, но Федор, вылезая, тем не менее велел поставить машину на противоположной стороне улицы.

— Тут рокеры лихачат. Ну, я пошел.

И скрылся в магазинчике. Вадик дисциплинированно перегнал машину, поставив ее напротив магазинчика, но — через улицу. И сказал:

— Можно мне выйти? Живот что-то прихватило.

— Иди, раз прихватило, — сказал Андрей.

Вадик вышел и побежал за угол в поисках подходящего заведения. Вскоре из магазинчика вышел Федор с пачкой сигар, заботливо обернутых в бумагу и даже перевязанных ленточкой.

— Где Вадим?

— По-моему, сортир ищет, — пожал плечами Андрей.

— Нашел время! — Федор был очень напряжен. — Обожди, я крикну ему, чтобы немедленно…

И захлопнул дверь автомобильного салона…

— Вадим!.. Бегом ко мне!..

Дальнейшее — со слов Вадика. Так, как записано в милицейском протоколе:

— Я вышел из-за угла как раз тогда, когда Федор захлопнул дверь салона. Но не успел сорваться с места по его приказу, когда увидел, как Федор вдруг пригнулся и бросился за багажник. Там он почему-то присел и обхватил руками голову. И почти тотчас же в салоне грохнул сильный взрыв. На меня дохнуло горячей волной, но я не упал и успел увидеть, как Федор рванулся к дверце, открыл ее, схватил дипломат Андрея и что есть силы побежал в противоположную сторону…

Я следил за сборкой конвейера, когда мне позвонили из проходной и сказали, что какой-то мужчина требует, чтобы я немедленно вышел к нему. И что с ним — чумазый парень, который рыдает навзрыд. Я немедленно бросился к проходной и увидел Валеру и Вадика.

— Что случилось?

— Андрея взорвали в машине, — изо всех сил сдерживая себя, сказал Валерий. — Я на работу шел, вдруг слышу: взрыв. И что меня понесло к месту взрыва, не могу объяснить. Но прибежал первым: никто кругом и ухом не повел, уже привыкли не рыпаться. Вижу — возле машины этот в истерике бьется, а в машине… — он с трудом проглотил комок… — в машине — Андрей. Полчерепа разнесло, всю лицевую часть.

— Андрей? Наш Андрей?..

— Наш Андрей. Я сразу же вызвал милицию. Они приехали тут же — ехать-то всего ничего. Хотели Вадима за-брать, потому что лицо — в гари от взрыва, но он сумел им все объяснить. Отпустили под подписку, я поймал машину и — к тебе, крестный. Это — Федор. Вадим указал на него, его уже ищут, только он — далеко от нашей Глухомани.

— Меня убьют теперь. Меня убьют, — бормотал Вадик, размазывая слезы на грязном лице. — Убьют. Я их знаю…

— Не убьют, не реви! — гаркнул Валера. — Я тебя так спрячу, что мама родная не найдет. Что будем делать, крестный?

— Поедем ко мне. Сейчас отдам распоряжения на конвейере, возьму машину и — к нам.

— Да не к тебе! — с досадой поправил Валера. — К прокурору ехать надо, пока ему какой-либо версии не подкинули. Давай, крестный, ждем. И не теряй головы.

Я бежал в цех отдать распоряжения с жарким чувством стыда в душе. Валерий был абсолютно прав: я растерялся от его новости и в известной мере перестал здраво оценивать обстановку. Андрея не вернешь, как ни мучительно в этом признаваться. Осиротела вся семья, потому что я даже подумать боялся, что теперь будет с Альбертом Кимом, только-только начавшим приходить в себя после инфаркта. Мне предстояли очень тяжелые дни, и следовало как можно скорее брать себя в руки.

Дав указания на конвейере, я помчался в дирекцию, чтобы объяснить, где меня искать в случае острой необходимости. Танечка встретила меня таким взглядом, что я сразу понял: ей уже все известно. И сказал:

— Да. Андрей.

— Знаю, — тихо сказала она. — Тебе звонили.

— Кто?

— Зыков, прокурор, Хлопоткин и, конечно, Спартак Иванович с Тамарочкой.

— Выражали соболезнование? — Я криво умехнулся.

— И призывали к совместной борьбе с криминалом.

— Я — к прокурору.

— Звони.

К прокурору мы смогли прорваться только через три дня. Он рыл по свежим следам, и мы понимали, что органам следствия сейчас просто не до нас. Но оставили записку с просьбой позвонить, он наконец-то позвонил, и мы попросили о срочном свидании.

— Большое несчастье, — сказал прокурор, пожимая руки.

— Вот свидетель, — сказал я, положив Вадику руку на плечо, чтобы он опять не начал трястись. — Все на его глазах.

— Как?.. — Показалось мне тогда, что прокурор был неприятно озадачен этим обстоятельством. — Мои работники докладывали, что никакого свидетеля нет, что…

— Он со страху сразу ко мне сбежал.

— Догадываюсь, — вздохнул прокурор. — Ну, рассказывай. Что и как.

Вадик к тому времени уже успокоился. Он нам доверял, а значит, убежден был, что мы ему всегда поможем.

Он, вполне вразумительно и строго следуя очередности событий, рассказал прокурору все, что было и что он видел. Не заикался, не запинался, ничего не выдумывал, и прокурору вроде бы это понравилось.

— Никуда не уезжай, — сказал он. — Ты — главный свидетель. Может, спрятать тебя куда-нибудь?

— Не надо, — мужественно отказался Вадик.

— Ну, разберемся. — Похоже, последние слова Вадима прокурору не понравились. — Ступайте и обождите в коридоре. А ты, — это касалось меня, — задержись.