деловых допросов: от официальных сделок до скрытых на основе конфиденциальных и фиктивных контрактов. Мы быстро поняли друг друга, и вскоре «Пульс» уже работал над закупкой и доставкой в Союз образцов по тематике эмбарго.

С ним мне пришлось решать две наиболее интересные проблемы по авиационной тематике и подводным лодкам. Тогда я еще не предполагал, что в недрах нашего Генерального штаба Вооруженных Сил вынашивается идея войны в Афганистане. Но когда она началась, я вспомнил «Пульса» и те материалы, которые он добыл по моей просьбе из Англии.

Задание НТР касалось защиты топливных баков вертолетов от пуль и осколков. Нужно было ноу-хау на изготовление пенистого полимера с заданными ячейками пенопласта. Я сообщил «Пульсу» название и адрес английской фирмы, фамилии нескольких сотрудников. Оговорили вознаграждение в размере 25 тысяч долларов. Договорились об условиях переписки телексом и при разговорах по телефону.

Прошло месяца три, и довольный «Пульс» привез обещанное ноу-хау, которое представило всего пятнадцать страничек текста. То есть чуть менее полутора тысяч за страницу. А наши вертолеты получили дополнительную защиту.

Можно, конечно, сказать: грязная работа, промышленный шпионаж! Да, по форме — он, а по справедливости? Это даже не недобросовестная конкуренция — ее в отношениях Запада и Востока просто не было. Игра шла в одни ворота: КОКОМ против Востока. Сколько жизней летчиков и пассажиров вертолетов мы потеряли бы, если бы не информация «шпиона» «Пульса». А речь шла всего-навсего о пенистом полимере для простой мебели.

Как-то «Пульс» показал мне маленький кусочек оранжевого цвета, похожий на резинку для стирания карандашного следа.

— Анатолий, тебя интересуют вопросы противолодочной защиты?

— Что-нибудь ценное? Откуда это?

— Образец покрытия подводной лодки от обнаружения локаторами. Кусочек материала был доставлен специалистам в закрытое бюро. Они подтвердили интерес к образцу. Бюро запросило ВПК добыть квадратный метр образца. Задание попало ко мне. Оно было ярко выраженной военной тематики. Как говорил один из генералов из Пентагона, «русские намереваются залезть под юбку в поисках секретов из кладовой военных».

«Пульс» начал работать над заданием, и вскоре условный телекс уведомил меня, что «груз с резиновыми изделиями отправлен в адрес “Теххимимпорта”». Так оно и случилось.

Вся эта работа по НТР проходила в условиях моей основной работы по операции «Турнир» — шло интенсивное обдумывание очередного хода в отношениях с канадцами.

В Москве было решено подготовить для Клиффа новую «информацию». Собирались задокументировать беседу, скрытно записав ее на магнитофон. Опертехнику мне должны были передать сотрудники резидентуры в день встречи с Клиффом. Пока я не знал, когда и в каком городе это произойдет.

Весной семьдесят шестого года я направился в Швейцарию на промышленную выставку, которая ежегодно проводилась в Базеле. Но путь начинался с Берна, где необходимо было посетить торгпредство. Там я получил суточные на проживание в гостинице и пропитание и встретился с сотрудником резидентуры — мы должны были оговорить план совместных действий.

Молодой оперработник, чуть более года находившийся в стране, передал предложение резидентуры: он готов ехать со мной в Базель, там передать и затем принять опертехнику. Все это он предполагал сделать в один день, скрытно, тщательно проверившись. На вопрос, знает ли он Базель, коллега ответил, что бывал там в прошлом году на подобной выставке.

Согласно стратегической задумке, мне следовало избегать официальных контактов с советскими людьми, особенно из числа сотрудников резидентуры. Наши учреждения посещать только при крайней необходимости и под хорошо понятной спецслужбам противника легендой. А тут предлагалось иметь контакт с разведчиком, да еще дважды в день! Такая активность не может быть не замеченной и станет предметом пристального анализа спецслужбы.

В ответ сотрудник предложил провести скрытную передачу где-нибудь на стенде советской организации. Это еще опаснее.

Мы обсуждали различные варианты, а в фойе торгпредства меня ожидал швейцарский коммерсант, чтобы отвезти меня в Базель. Времени было в обрез.

Пришлось на ходу искать решение. Теперь предлагал уже я. Наверняка на выставке есть большой гараж. Да, имеется, подтвердил коллега. Многоэтажный с выходом на крышу и четыре улицы. Подняться на этажи можно на лифте или по лестнице.

Договорились, что я в назначенное время поднимусь на крышу гаража якобы посмотреть панораму города, оценю обстановку и выйду на площадку лестницы одного из этажей, к дверям лифта. Коллега поднимется на лифте и, выйдя на площадку, передаст мне технику. Затем он пройдет к автомашине, заранее оставленной на этом этаже. Оговорили и возврат опертехники в тот же день.

Одним из условий работы с опертехникой было минимальное пребывание ее вне пределов резидентуры. Поэтому мне пришлось подать условный сигнал о дне встречи: техника нужна во второй его половине. Коллега съездил в посольство и вместе с раздражением шефа все же привез его согласие на разработанный нами план.

Операция по использованию опертехники сорвалась в самом начале — не сработал фактор времени, передать ее мне не удалось. В какой-то степени я даже был рад этому. Конечно, я понимал, как важно задокументировать беседу, но в душе опасался провала всей операции «Турнир» именно из-за этого. Мне представлялось, что обнаружение работающей у меня спецтехники не могло быть слишком трудным для противника. И предчувствие меня не обмануло…

В Базеле весна запаздывала. То и дело шел снег, с гор дул ледяной ветер, и пешие прогулки, столь любимые мной, были не столь приятны. Но на выставку я все же ходил пешком. На это уходило минут двадцать. Дорога проходила по экзотическому средневековью — Базель, не испытавший нашествия чужих войск почти двести лет, содержал старину в отличном состоянии.

Была и другая «корысть» в пешем передвижении — почувствовать «наружку».

По приезде в Базель позвонил в Оттаву и передал телефонистке условный текст: «Переговоры по машинам для уборки снега могут быть продолжены в Швейцарии на промышленной выставке с 24 апреля по 2 мая. Дзюба». Фирма «Дангарвин» «специализировалась» на уборке снега, это было отображено на полученной от Клиффа визитке.

Конкретное место в стране не оговаривалось, но существовала договоренность, что в случае вызова Клиффа на выставку за рубежом меня можно будет найти возле советского павильона или стенда.

Я заглядывал каждый день с утра на стенд «Интуриста» и на третий после отправления условной телефонограммы день увидел Клиффа. Он стоял у входа в павильон, промерзший и явно больной. Не подавая вида, я перебросился парой слов со стендистами — милыми девушками из «Интуриста», прошел по территории выставки и, выйдя за ее пределы, направился в старый город. В одном месте над тротуаром был целиком крытый дощатый коридор — защитное устройство у строящегося здания. Клифф шел сзади шагах в десяти-пятнадцати, но из этого коридора мы с ним вышли вместе.

Клифф действительно простудился, но дело есть дело. На набережной между нами возник спор. Клифф просил подготовить ответы на задание, переданное мне в США, и сделать это в письменном виде. Я «возмутился»:

— Ничего не писал и писать не буду. Сообщить кое-что смогу. Много слов о безопасности, а требуете от меня письменное сообщение. Имея его на руках, вы быстро из меня сделаете «выжатый лимон» и выбросите. Я еще не уверен, есть ли счета в банках. Билл, вы должны еще помнить, что с моим письменным сообщением вам придется путешествовать через океан.

«Успокоившись», предложил продолжить беседу часа через два в ресторане «Базель». Это время мне