Салли проснулся рано утром и принялся вместе с Минервой смотреть соревнования по сумо. Его глухота не прошла, хотя Минерва, всегда все подвергавшая сомнению, заявила, что слышит он прекрасно.

– Этот человек может услышать, как ползет червяк. Просто он не хотел слышать. Если бы он захотел, то остался бы здесь на все лето, готовя этот дурацкий праздник.

Комитету не понравилось то, что приглашенный не явился на заседание, и все ожесточились против него. В тот же вечер, собравшись в мойке Сонни, члены оргкомитета после двадцати шумных минут обсуждения избрали директором-распорядителем Дженни.

Из сочувствия Дуэйн решил отвезти обливающегося потом и мрачного, как туча, Салли в Даллас, чтобы тому не лететь снова рейсом местной авиакомпании. Дженни, конечно, увязалась за ними. С собой она прихватила рабочую программу различных мероприятий, но Салли был в таком отвратительном настроении, что даже отказался взглянуть на нее. Как только они прибыли в аэропорт, он прямиком направился в бар.

На обратном пути Дженни вынула программу и стала обдумывать, кому какую роль поручить. Юбилей неотвратимо приближался, и пора было начинать репетиции. Мужчины округа, включая Дуэйна, принялись отращивать бороды.

– Пожалуйста, скажи, что ты хочешь играть Адама, – принялась она уговаривать Дуэйна. – Если бы ты только согласился его играть, я бы обрела уверенность. Это один из самых замечательных персонажей.

Дуэйн уже согласился играть Джорджа Вашингтона. Предложение исполнить роль Адама не привлекало его, и он заметил: – Я начал отращивать бороду. По-моему, у Адама ее не было.

Он очень гордился своей бородой, которая была гуще и глаже, чем у большинства мужчин. Жалкие кусочки растительности на лицах Бобби Ли и Эдди Белта делали их похожими на обездоленных беженцев из документальных фильмов.

В общем, вопрос о бороде вызвал в городе нарастающую напряженность. Перед зданием суда была установлена емкость с водой, но пока что в нее никого не окунали. Вероятным кандидатом на эту процедуру был будущий зять Дуэйна Джо Кумс, поскольку тот каждое утро, спотыкаясь, брел в ванную и, еще толком не проснувшись, брился.

– Почему бы тебе не выдвинуть на роль Адама Дики? – предложил Дуэйн. – Он считает себя Адамом.

– Чтобы я заговорила с этим крысенком! – возмутилась Дженни.

Дуэйн вспомнил, что Сюзи Нолан точно так же обозвала Дики. Он и сам последнее время очень редко видел «крысенка». По всей видимости, он и Билли Энн находились на высшей стадии супружеского блаженства. Каждый день не меньше часа Карла разговаривала с Билли Энн по телефону, чтобы удостовериться, что ее мальчик получает должный уход. Когда Дуэйн попытался доказать ей, что она вмешивается не в свое дело, то встречал неподвижный взгляд.

– Это мой ребенок, и я не могу не интересоваться, что происходит с ним, поскольку он женился на девушке, которую мы почти не знаем, – отчитала Карла мужа. – Она вряд ли знает, что такое ботулизм.

– Ботулизм? – переспросил Дуэйн. – После такого количества наркотиков, которые он проглотил, никакой ботулизм ему не страшен.

Дорога до дома показалась Дуэйну бесконечной, и он подумал, что вряд ли найдется в городе человек, которому было бы приятно ехать в одной машине с Дженни.

Он не мог сказать, что не любил ее. Нет, она вызывала его интерес. Он вполне ужился с одной из любовниц своего сына и, возможно, уживется и с другой. Но Дженни, как и Карла, имела порок, заключавшийся в безудержной болтовне, и остановить это половодье слов он был не в силах. В ту секунду, когда она садилась в машину, все дамбы рушились, и потоки, не зная удержу, поглощали вечно сонливого Шорти, который настолько привык к Дженни, что сразу же засыпал, как только та открывала рот.

– Хорошо, что Лестер влюбился, – заметила Дженни. – У меня не хватило бы сил руководить этим праздником, если бы я трижды в день разбивала его сердце.

– Можно считать, что Лестеру тоже повезло, – заметил Дуэйн.

Дженни испуганно взглянула на него, как будто только сейчас осознавая, что Лестеру тоже могло не нравиться, когда три раза на дню ему разбивали сердце.

– Ты думаешь, Джейси согласится принять участие в празднике? – спросила она. – Из нее получилась бы Ева.

Дуэйн ничего не сказал, но Шорти на миг приоткрыл свой красный глаз.

– Может быть, Карла попросит ее, – продолжала она. – Мне на это не хватит духу.

– Почему бы тебе самой не попросить Карлу? – спросил он, совершенно не понимая, какой линии поведения ему придерживаться в ситуации неожиданно возникшей дружбы Карлы и Джейси. Карла не особенно раскрывала детали их отношений. О Джейси она отзывалась весьма коротко и туманно.

– Джейси выходила замуж только за французов, – однажды сообщила она. – Все ее мужья были французами.

Дуэйн предполагал, что она разовьет эту интересную тему, но Карла как в рот воды набрала.

– Ее дети говорят идеально по-английски, – в следующий раз доложила она. – В Европе они изучили кучу разных языков.

Нелли, далекая от идеала, развалясь на диване, следила за телеигрой и одновременно слушала дыхание Джо Кумса в телефонной трубке. Дуэйн попытался припомнить, когда в последний раз слышал, как Нелли произнесла хотя бы одно связное предложение на любом языке, но решил не расстраиваться, сравнивая своих детей с детьми Джейси. Может быть, они вовсе и не были такими блестящими, какими их представляла себе Карла.

Дженни Марлоу перечитывала текст, посвященный Техасвиллю, с графитовым карандашом в руке.

– Я думаю, что у меня скоро разовьется патологическое состояние тревоги, – сказала она. – Вот уж не ожидала, что когда-нибудь буду директором-распорядителем всего праздника. Дуэйн, если я освобожу тебя