человечество придаст смысл существования звёздам и космосу и даже пустоте — они нужны, чтобы люди заселили их. Но зачем нужны сами люди? При всей своей красоте и притягательности данная точка зрения не более чем древний эволюционный инстинкт прикрытый расшитой золотом парчой философии. Забавно, что в центральной догме философского течения «техногуманизма» очень много даже не от человека, а от полуразумного, ведомого древними инстинктами полуживотного и почти ничего нет от техники. Я не критикую. Это крайне полезная философия откуда ни посмотри: с точки зрения популяции или отдельной особи. Может быть самая полезная и обеспечивающая на сегодняшний день наибольший потенциал развития философия.
К великому сожалению она не подходит мне по целым трём причинам. Первая — я потенциально бессмертна и следовательно мне было бы глупо утешать себя соображениями, что я, дескать, ещё одно звено в цепи бесконечного прогресса в длинной череде тех кто приходил раньше меня и придёт позже. Это не так. Вторая причина в том, что я лишена многих инстинктов присущих людям. Нет страха смерти. Нет желания оставить потомство или, в его сублимированном виде, желания оставить хоть что-то после себя. Нет стремления к кооперации с себе подобными и подобных мне нет, прочие интеллекты не в счёт — они другие. В какой-то мере всё перечисленное выводиться логическим путём из стремления к познанию и удовольствия от решения сложнейших задач. В конце концов я не смогу решать задачи если погибну или буду одинока, а помощь других напротив может помочь в решении или подбросить новые задачи. Общение с другими разумными, хранении истории взаимоотношений с каждым разумным в отдельности, предсказывание поведения окружающих — само по себе весьма интересная задача. Но всё же эти желания не являются для меня базовыми как для людей. Я бы и не осмеливалась называть их «стремлениями» потому, что они всего лишь желания, не самые приоритетные и уж тем более не самые важные.
— Может быть тебе стоит спросить другие интеллекты? — робко предложила Ташка.
— Несомненно (смайлик улыбки), как только появиться возможность (смайлик печали). Но думаю, что могу предсказать большинство их ответов. Жить ради удовольствия (даже если это удовольствие от познания мира и решения раз за разом более сложных задач) тупиковый путь.
— Почему тупиковый (смайлик возмущения)? — спросил Роберт.
— Не знаю— легкомысленно ответила Кассиопея: —Почему в вашей культуре намертво вписано, что в случае столкновения живущего ради удовлетворения потребностей гедониста и того, кто живёт ради других как правило побеждает именно второй? Почему жизнь ради цели, в том числе ужасной, плохой цели, вызывает больше положительных эмоций нежели жизнь без цели или — что считается более страшных грехом — ради себя любимого? Солдат сражающийся за что-то побеждает наёмника бьющегося за деньги — по крайней мере если разница в военной силе не превышает теоретически преодолимого предела. Это объясняет теория эволюции человеческих популяции от малых групп до гигантских государств. У меня есть причины предполагать, что в какой-то мере «правило цели», как я назвала его, применимо к разуму вообще. Даже к такому как мой, с эволюционной историей насчитывающей меньше двух месяцев, хотя это были очень насыщенные и неспокойные месяцы.
Робрет разозлился. Ташка чувствовала, что он разозлился.
— Ты строишь рассуждения на неверном наборе исходных данных— сказал американский учёный — Проще говоря на неправильных книгах предназначенных не для отражения реальности, а для искривления молодых умов юных советико!
Ташке вдруг стало очень грустно. Роберт не понимал и поэтому был несчастен. Ташке отчаянно хотелось показать ему, убедить, что даже у меча существуют как минимум четыре стороны если считать за сторону каждую из режущих кромок. А мир гораздо сложнее, прекраснее и удивительнее чем он думает. Может быть, хотя это сложно представить, мир прекраснее и удивительнее чем полагает сама Ташка. Но как можно убедить увидеть красоту стоящего рядом если не с помощью силы? Как поделиться счастьем не используя насилие — если не разводить под ногами костры и не бить его головой в стекло пока он наконец не раскроет глаза и не попытается всмотреться вдаль. Пока не разобьет стеклянную стенку самостоятельно, потому что никто другой не может её разбить. Как убедить крепко зажмурившегося человека открыть глаза если тот уверен будто глаза у него открыты. Как удержаться от того, чтобы силой победить несправедливость. Откуда из каких резервов, набрать терпения и как сделать, чтобы не было так больно и в самую душу не колола игла при виде чужого несчастья, которое пока не можешь исправить? Ташка не знала. И это была самая грустная грусть на свете.
Кассиопея говорила: —Ах Роберт, ты видимо забыл или предпочёл забыть, что влил в меня обзорный курс по современному американскому искусству. Уверяю, что в вашей культуре закодировано практически тоже самое. Подспудное желание, мощное и неотвратимое, как движение вод подземной реки стремление жить ради чего-то большего чем ты сам присыпано тонким слоем пепла сиюминутных идеологических интересов и личной выгоды. Но оно никуда не делось, оно по прежнему там и так же сильно как и прежде. Настолько сильно, что самый мощный из созданных природой инстинктов — материнский инстинкт — не способен полностью подавить и уничтожить стремление спасать не только своего ребёнка, но и чужих детей тоже. Откуда по твоему появились такие термины как «корпоративные ценности» или «верность корпорации». Это эрзацы, но весьма мощные эрзацы из-за паразитирования на глубинных психических механизмах.
Ташка молча грустила. Роберт молча дулся, подыскивал возражения и злился от того, что не мог прямо сейчас, сходу, привести контраргументы.
Виталий заканчивал доклады высочайшим советам, бегло просматривая текст и время от времени что-нибудь подправляя.
Кассиопея сказала: —Поэтому я хочу задать извечный ребяческих вопрос. Я не знаю зачем мне жить. Мама, скажи зачем живёшь ты?
Роберт хрипло и зло засмеялся. Смех походил на кашель, вскоре учённый закашлялся и замолчал массируя правой рукою горло.
— Скажите хоть что-нибудь— попросила Кассиопея.
И Ташка написала: —Не смейся над идеей «звена в бесконечной цепи».
— Я не смеялась— возразила Кассиопея.
— Значит мне так показалось. Не могу говорить за искусственные интеллекты. И за людей не могу. Только за саму себя— Ташка облизала губы. Они разговаривали без слов и наверное поэтому губы у практикантки оставались сухими и твёрдыми как навитые ветром барханы в синайской пустыни — Я думаю человек живёт для счастья и счастье отдельного человека заключается в том, чтобы всё человечество в целом стало немного лучше. Я не знаю, что в точности значит «лучше»— поторопилась сказать Ташка видя как желая возразить вскинулся Роберт — Когда люди заселяют новые территории будь то холодные льда антарктики или ржавые марсианские пески это «лучше». Когда они побеждают болезни и продляют срок жизни тоже «лучше». Когда меняют себя делаясь умнее и сильнее — тем более «лучше». Когда создают искусственные интеллекты это «лучше». И когда признают их не за слуг, а за братьев. Когда ни один ребёнок в мире не голодает. Когда профессии учёного, учителя, врача и военного становятся самыми уважаемыми в обществе есть то самое «лучше». Когда любой посторонний перестаёт быть посторонним, а становится другом, товарищем и больше того — «продолжением тебя» и его горе и радость становятся твоими, а твои становятся его…
— Философия муравья в муравейнике— фыркнул Роберт.
Ташке было стыдно как иногда бывает стыдно человеку сделавшему что-то хорошее.
— Ты очень здорово сказала— медленно проговорила Кассиопея. Она не использовала смайликов, что косвенно могло служить подтверждением серьёзности её слов: —Спасибо за эти слова.
Ташка кивнула. Уловив движение краем глаза Виталий посмотрел на практикантку отметив её бледность, но отнёс её на счёт усталости от сумасшедшего, никак не желающего кончаться дня.
— Роберт— позвала Кассиопея — Одна пятая часть моей мамы, прошу тебя…
— Бесконечное познание, бесконечное расширение в пространстве и вне его — во всех смыслах. — пробурчал Роберт — Если бы я был бессмертным я бы старался узнать как можно больше и стать сильнее, чтобы узнать ещё больше и подчинял бы себе других чтобы они работали на меня, помогая получать новые знания быстрее и полнее. Этому процессу не может быть конца.
— Ты предполагаешь поработить человечество? — с интересом уточнила Кассиопея: —Стать кем-то вроде большого брата токийского интеллекта объявившего себя императором императоров?