зависимости от исхода расследования, которое проведет ККЦБ.

— Заморожены, — снова повторил я. — Боже ты мой. — Я провел ладонью по лицу. — Ну ладно. А я могу что-то сделать?

— Не можете, — резко ответил Стирнс. — Ничего вы не можете, кроме как ждать результатов расследования. Я, конечно, могу попросить Тодда Ричлина переговорить с одним его приятелем из комиссии, но, боюсь, все будет напрасно (Ричлин работал у нас и знал все тонкости финансового дела).

Я взглянул через окно на улицы города, кажущиеся совсем малюсенькими с высоты тридцатого этажа, на котором мы сидели: зелень публичного сада казалась зеленым мхом игрушечной железной дороги, хорошо просматривались великолепное трехполосное Коммонуэлс-авеню и тянущееся параллельно ей Мальборо-стрит, на которой я жил. Если бы у меня был синдром самоубийцы, лучшего места, чтобы выпрыгнуть, не сыскать.

— Ну ладно, пошли дальше, — попросил я.

— Комиссия по контролю за ценными бумагами и министерство юстиции, действуя через офис федерального прокурора в Бостоне, прикрыли «Фёрст коммонуэлс» по подозрению в связях с торговцами наркотиками.

— Наркотиками?..

— Да, поговаривают, что Док Осборн некоторым образом замешан в отмывании денег наркомафии.

— Но я-то ведь не имею никаких дел с тем дерьмом, куда вляпался Док Осборн!

— А на это всем наплевать. Помните, как федеральные власти накрыли тогда крупную брокерскую контору Дрекселя Бернхэма по учету векселей? Они буквально вломились в помещение, на всех надели наручники и опечатали двери. Я вот что хочу этим сказать: если вы сможете проникнуть в офис «Фёрст коммонуэлс» через год, то найдете там окурки сигарет в пепельнице, недопитый кофе в чашках и все такое прочее.

— Но клиенты Дрекселя ведь не потеряли же свои вклады.

— Ну и что из этого? Возьмем филиппинца Маркоса или иранского шаха — они в свое время умудрились прихватить все свои денежки и получать по ним солидные проценты — на благо старого дядюшки Сэма.

— Прихватить все свои денежки, — механически повторил я.

— На дверь «Фёрст коммонуэлс» в буквальном смысле повесили замок, — продолжал между тем Стирнс. — Федеральные судебные исполнители захватили все компьютеры, все записи и документы, конфисковали…

— Ну, а когда же я смогу получить свои деньги?

— Может, годика через полтора вы и сможете с превеликим трудом выцарапать свои денежки, а может, понадобится еще больше времени.

— Ну а что же, черт побери, мне теперь делать?

Стирнс с шумом выдохнул воздух и сказал:

— Вчера вечером я встретился с Алексом Траслоу.

Затем, обтерев губы салфеткой, он как бы между прочим добавил:

— Бен, я бы хотел, чтобы вы выкроили время и переговорили с его коллегами.

— У меня нет ни минуты свободной, Билл, — ответил я. — Извините, не могу никак.

— Алекс мог бы положить вам для начала свыше двухсот тысяч долларов в год только за урочные часы, Бен.

— Да у нас не меньше полдюжины юристов с моей квалификацией. Даже более опытных.

— Ну не во всех же областях, — заметил Стирнс и откашлялся.

Я понял, что он имел в виду, и сказал:

— Даже если они и достаточно подготовлены в юриспруденции.

— Похоже, он так и думает.

— Ну и что же в таком случае он хочет поручить мне?

Подошла официантка, крупная грудастая женщина лет шестидесяти, и, налив нам в чашки свежего кофе, тепло по-родственному подмигнула Стирнсу.

— Уверен, довольно обычную работенку, — ответил он, стряхивая крошки с лацканов пиджака.

— Ну, а почему все же мне? Почему не «Доновану, Лежеру»?

Так называлась респектабельная юридическая фирма в Нью-Йорке, созданная самим «Диким Биллом» — Донованом, руководителем Управления стратегических служб, выдающейся личностью в истории американской разведки. Эта фирма, как известно, тоже имела связи с ЦРУ. По некоторым соображениям, секретным, как сама разведка, удивительна разница между словами «как известно» и «по слухам».

— Конечно, нет никаких сомнений, что Траслоу прибегает к помощи фирмы «Донован, Лежер». Но ему нужен местный адвокат, из бостонской юридической фирмы, а таких, вроде вас, с которыми ему удобнее вести дела, не так уж и много.

Я не смог удержаться от улыбки.

— Удобнее… — повторил я, потешаясь над деликатным выражением Стирнса. — По-видимому, ему понадобилось срочно натаскивать кого-то для выполнения шпионских заданий, и он не хочет, чтобы сор выносили из избы.

— Бен, послушайте. Вам предоставляется изумительная возможность. Думаю, в этом заключается ваше спасение. Что бы там Алекс ни замышлял, уверен, что он вовсе не собирается упрашивать вас вернуться на секретную работу в ЦРУ.

— А что мне дадут за это?

— Полагаю, кое-что можно устроить. Скажем, предложить материальную помощь. Или аванс под залог ваших будущих заработков в Корпорации. Высчитывать станут из премиальных по итогам года.

— Это что, своеобразная взятка?

Стирнс неопределенно пожал плечами и глубоко вздохнул.

— Вы и впрямь верите, что ваш тесть погиб в случайной автокатастрофе? — вдруг спросил он.

Мне стало неловко от того, что он вслух высказал мои подозрения, но тем не менее я возразил, заявив:

— Причин сомневаться в версии, которую мне преподнесли, у меня нет. А какое это имеет отношение к…

— Вас выдает ваша же манера речи, — сердито заметил Билл. — Вы говорите будто гребаный чинуша. Все равно как пресс-атташе из отдела ЦРУ по связям с общественностью. Алекс Траслоу считает, что Хэла Синклера просто-напросто убили. Какие бы чувства вы, Бен, ни таили против ЦРУ, ваш долг перед Хэлом, Молли и перед самим собой помочь Алексу всеми возможными способами.

Наступило неловкое молчание, потом я все же спросил:

— Ну а что общего имеют мои юридические познания с предположениями Траслоу насчет смерти Хэла Синклера?

— Поговорите с ним за ленчем. Уверен, он вам понравится.

— Я уже с ним встречался раньше, — ответил я. — Не сомневаюсь, что он выдающийся деятель. Но я обещал Молли…

— Мы могли бы использовать все это для дела, — уговаривал Стирнс, рассматривая скатерть — верный признак того, что он начинает терять терпение. Если бы он был собакой, то в этом месте не утерпел бы и зарычал. — А вы смогли бы иметь деньги.

— Извините меня, Билл, — твердо настаивал я. — Но я не могу. Вы понимаете почему.

— Я понимаю, — спокойно сказал Стирнс и поманил официантку, чтобы расплатиться. При этом он даже не улыбнулся.

— Нет, Бен, — категорически заявила Молли, когда я рассказал ей все в тот же вечер.

Обычно она легко возбуждалась, становилась даже игривой, но со смертью отца круто изменилась и, понятное дело, сделалась совсем другой женщиной. Не то чтобы какой-то сердитой, мрачной — такие чувства нередко появляются у тех, у кого умирают родители, — но неуверенной в себе, колеблющейся,