Собравшиеся вокруг стола отступили назад, наблюдая, как Эрнест бранит миссис Гиббонс, убеждая отдать то, что осталось от ее легкой закуски, и как она, поджав хвост, позорно удирает на кухню искать утешения у мадам Понс. «Харперс энд Куин» в отчаянии собирает слюнявые изжеванные останки, складывая их на стол, «филофакс» избежал серьезных повреждений, но сомнительно, войдут ли в машину кредитные карточки, если та не приспособлена распознавать следы зубов. И, разумеется, ей потребуется новый паспорт. Сердито поджав густо накрашенные губы, она испепелила взглядом Саймона. Что-то надо делать. Но что? Конец недели. Британское консульство в Марселе закрыто. Саймон примирился с мыслью, что утро придется просидеть на телефоне, пытаясь отыскать консула. Собрав остатки сумочки, Эрнест повел «Харперс энд Куин» к ближайшей бутылке шампанского. Зрители потихоньку потянулись на раздававшиеся со стороны бассейна звуки музыки.

Почти в полночь Саймон наконец сел в уголке террасы пообедать, наслаждаясь залитым светом видом и ощущением одиночества. Если не считать проклятой сумки, все прошло хорошо. Никто не допился до чертиков, никто не поссорился, не врезал Билли Чандлеру. Кто-то рано или поздно должен был свалиться в бассейн, но в целом вечер оказался удачным. Принявшись за лососину, он позволил себе расслабиться.

— Патрон отдыхает от трудов, — пододвинув стул, рядом сел Джонни Харрис. — Как физиономия? Болит от бесчисленных улыбок?

Саймон, кивнув, проглотил кусок.

— Как у тебя?

— Чувствую себя полным ничтожеством. — Харрис налил себе вина. — Анджела не говорила, что с отличием сдала современные языки. Болтала здесь со всеми местными лягушками, а я как дурак стоял в стороне. Вокруг нее увивались, словно мухи. Я потрясен, ей-Богу. Совсем не похожа на синий чулок.

Саймон вспомнил, как Анджела оделась к приему — короткое, оголенное со спины, платье и высоченные каблуки, предмет восхищения мадам Понс, — и засмеялся.

— Они, французы, любят интеллектуалок, особенно длинноногих блондинок. Скажи, а с «Радио Люберон» было интересно?

Харрис достал из кармана записную книжку и перелистал страницы.

— Потрясающе, но в большинстве своем не для печати. Представляешь, в одной деревне живет старый хрыч, который платит девицам за то, чтобы те карабкались по шторам, пока он, слушая Вагнера, потягивает портвейн. Англичанин.

— Вполне возможно, — заметил Саймон. — француз не станет пить портвейн.

— Поглядим, что еще, — продолжал Харрис, перелистывая заметки. — Махинации с руинами, взятки в торговле недвижимостью — в этих делах она разбирается, — мафия декораторов, подделка антиквариата, неподдельные мерзавцы вроде нашего друга Крауча и иже с ним… — Харрис, качая головой, замолчал. — Я-то думал, что самое интересное здесь — смотреть, как растет виноград. Ничуть. Выбирай на вкус — от супружеских измен до счетов в швейцарских банках. Никак не лучше Уэйбриджа.

— У меня тоже потихоньку открываются глаза, — признался Саймон, заметив через плечо Харриса улыбающихся ему Жана-Луи и Энрико.

— Прекрасный вечер, — произнес Жан-Луи. — Очень рад, что дело с сумочкой уладилось. Четвероногий преступник, c’est drole, non?[62]

— Очень смешно, — подтвердил Саймон.

Энрико приложил к уху большой палец и мизинец.

— Обед?

— Жду с нетерпением, Энрико.

— Чао, Саймон.

Харрис посмотрел им вслед.

— Подозрительный тип, тот, что в темном костюме. Кто он, местный политикан?

— Из страхового дела.

— На твоем месте я бы подстраховался.

Посмотрев вниз, где у бассейна Анджела отплясывала с Филипом Мюра, Харрис решил, что требуется его присутствие. Саймон вернулся к трапезе. Спустя два часа Николь нашла его крепко спящим на стуле с потухшей сигарой в руке.