медленно карабкаться вверх.

Дюйм за дюймом она втаскивала свое израненное тело по крутому горячему склону. Время от времени она теряла равновесие и судорожно цеплялась здоровой передней лапой за грунт, чтобы не упасть.

Вскоре Бишу добралась до широкой площадки, где дождем размыло небольшую ложбинку, поросшую кустарником и травой, еще не утратившей влажность от ночной росы. Тяжело дыша, Бишу вползла в ложбинку и легла — двигаться дальше сил уже не осталось…

Мужчина и девочка продолжали идти вперед.

Остановившись, чтобы дать дочери передохнуть, Урубелава услышал, как поблизости перекликаются лесные индейки, и начал имитировать их зов, шлепая ладонью по губам и издавая негромкий призывный клич. Вскоре одна из птиц, высоко вытягивая шею, пришла на зов, и индеец подстрелил ее из лука.

Теперь он неторопливо, прямо на ходу ощипывал индейку. Отрезав гребешок, он бросил его дочери со словами:

— Воткни в волосы.

Вскоре они поравнялись с широким уступом, где нависавшая гранитная глыба позволяла спрятаться от палящего солнца. Урубелава бросил ощипанную птицу дочери, а сам отправился за хворостом для костра. Сложив сухие веточки, индеец ловко добыл огонь, вращая палочку с помощью обвязанной вокруг тетивы. Пока он, сидя на корточках, раздувал пламя, девочка, отойдя в сторону, выпотрошила птицу и аккуратно разделила тушку на две части — большую для отца, а меньшую для себя.

Внезапно Марика подбежала к костру с горящими от возбуждения глазами.

— Там оцелот! — задыхаясь, воскликнула она. — Вон там следы на мягком песке.

Урубелава быстро вскочил, позабыв о костре, и натянул тетиву на лук. Он уже вставил было стрелу, как вдруг опустился на корточки и осторожно пощупал следы, четко отпечатавшиеся в песке.

— Это не оцелот, — сказал он и, порывшись в памяти в поисках нужного слова, добавил: — Это ягуар. Небольшой. Наверное, самка, она идет на трех лапах и ранена — видны пятна крови. — Урубелава задумчиво погладил губу, разгадывая следы, и наконец произнес: — Она дралась — скорее всего, с крокодилом.

Глаза девочки изумленно расширились:

— С крокодилом? Здесь, так далеко от воды?

— Там, внизу, у реки, — терпеливо пояснил Урубелава и, видя на лице девочки недоумение, добавил: — Кровь темная, значит, вытекает из нутра. Какое-то животное ее очень сильно ударило. Но не змея. Будь это боа или анаконда, ей бы не выжить. Остается крокодил, другое животное не способно нанести такой удар. И это произошло недавно. Когда мы поедим, то пойдем по ее следам. Думаю, она движется очень медленно.

Девочка восторженно спросила:

— И мы продадим шкуру?

Урубелава важно покачал головой:

— Нет, больше, чем шкуру. — Поднявшись, он поскреб заскорузлой рукой подбородок и принялся рассказывать, с трудом подбирая слова: — Очень давно в городе жил торговец, который продавал разные вещи. У одного моего друга в доме долго жил ручной детеныш коати. Он брал пищу у детей из рук…

Индеец был втайне доволен, что сумел найти повод для столь длительной беседы с дочерью. Его темные глаза сияли. Потрогав синие татуированные знаки на лице, он неторопливо продолжал:

— Ну вот, мой друг продал коати торговцу, который дал ему взамен мачете — длинный нож и сказал, что купит любое животное, пойманное моим другом, и отдаст в зоопарк на берегу — это далеко отсюда… Зоопарк — это место, где животных держат в клетках, чтобы люди могли на них смотреть. Торговец пообещал, что заплатит много денег, больше тысячи крузейро, за живого ягуара.

— Тысяча крузейро? Зачем тебе так много денег? — удивилась девочка.

Индеец замотал головой:

— Не знаю. — Немного подумав, он упрямо продолжал: — Знаю только, что с тысячью крузейро я стану богатым человеком, самым богатым в поселке. Все будут меня очень уважать.

— Одному человеку не под силу поймать ягуара, — убежденно возразила девочка.

— У этой самки только три лапы, она не может быстро бежать. И она ранена. Я сделаю сеть из лиан, которые ты принесешь, а потом…

Он остановился, не зная, что произойдет потом. Урубелава понимал, что поскольку торговцы покупали живых зверей, то, значит, существует какой-то способ их отлова, но не знал какой и не хотел признаваться. «Должен же быть какой-то способ», — думал индеец. Он слышал, что детенышей забирали из логовищ, но сейчас…

— Я придумаю, как загнать ее в сеть, потом мы свяжем ей лапы и отнесем в поселок. Я пошлю в город мальчишку, чтобы он сказал торговцу, что я поймал хорошего ягуара, и торговец даст мне деньги. — Урубелава кивнул, убеждая себя в этом. — Вот как это будет…

— А деревья? Когда мы сосчитаем деревья? — напомнила девочка.

Он пожал плечами.

— На день или на два позже, какое это имеет значение? — И снова повторил, яростно тряся головой: — Вот как это будет…

Они зажарили индейку над костром, насадив оба куска на ветку. Потом съели птицу, разрывая сочное мясо пальцами, и отправились по следам раненого зверя.

Урубелава шел впереди, внимательно разглядывая следы и время от времени припадая к земле там, где было плохо видно. Девочка держалась в нескольких шагах позади. Она гордилась той легкостью, с какой отец разгадывал следы. «Мой отец необыкновенный человек», — думала она.

Миновав широкий нависающий уступ, они вышли к небольшой ложбинке, поросшей кустами. Индеец обернулся и знаком приказал дочери остановиться. Девочка послушно присела на корточки возле куста. Индеец проворно полез к ложбинке. Там склон был гораздо круче. Соскользнув обратно, Урубелава наклонился к уху дочери и зашептал:

— Она все еще там, в кустах; я не видел следов, ведущих из ложбинки. Она еле-еле ходит, ковыляет на трех лапах. Она серьезно ранена. Сильному мужчине не составит труда поймать ее.

Девочка беспомощно оглянулась по сторонам.

— Лианы… где мне найти лианы для сети?

Урубелава покачал головой.

— Не знаю, — сказал он. — Мы сначала посмотрим, где животное.

Он осторожно полез в заросли, раздвигая кусты концом лука и держа наготове стрелу.

Девочка следовала за ним. Сердце ее так трепетало, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Внезапно индеец застыл как вкопанный.

— Животное мертво, — разочарованно произнес он.

Марика стояла у него за спиной, во все глаза уставившись на распростертое тело ягуара.

Бишу неподвижно лежала с закрытыми глазами. Возле головы запеклась лужица крови. Урубелава нагнулся, ткнул луком бездыханное тело и изумленно сказал:

— Нет, она еще жива. — Он проворно отступил назад и улыбнулся дочери: — Видишь? Я решил ее поймать, а это оказалось совсем просто.

Девочка молчала, не в силах оторвать взгляд от животного. Она думала о том, что перед ней лежит самое прекрасное животное, которое она когда-либо видела, и о том, что кто-то пытался убить его. Девочка почувствовала огромную жалость к ягуару. С тех пор как ей минуло два года, она ни разу не плакала, но сейчас на глаза навернулись слезы.

— Бедное создание, — прошептала она по-португальски, что прозвучало как «У побру бишу».

Урубелава размотал обвязанную вокруг пояса длинную веревку и снова прикоснулся к телу Бишу концом лука. Удостоверившись, что животное по-прежнему без сознания, он отрезал ножом три куска веревки: один для передних лап, второй для задних, а третий для того, чтобы обвязать вокруг шеи ягуарихи и волочить добычу за собой.

Будь у него помощник, они вдвоем привязали бы животное к шесту и несли на плечах, но Марика была слишком хрупкой. Когда она попыталась помочь, Урубелава резко прикрикнул: