поездки возникнут непредвиденные обстоятельства. Собственно, все дело Полларда — не что иное, как цепь непредвиденных обстоятельств.

В агентстве не было ни души: до начала рабочего дня оставалось еще несколько часов. Солнце уже поднялось, однако небо по-прежнему заволакивали тучи; лишь на западе прорезалась узкая полоска, и синева небес брезжила в ней, как свет из-под двери. Когда все четверо прошли через комнату для посетителей в святая святых агентства — кабинет Бобби и Джулии, ливень неожиданно оборвался, словно десница Божья повернула небесный рычаг. На стеклах широких окон стихла мельтешня дождевых струй, и в пасмурном утреннем свете заблестели ртутным блеском сотни капелек.

Бобби указал на туго набитую наволочку, которую тащил Хэл.

— Отведи Фрэнка в туалет и помоги переодеться. А потом неси его шмотки сюда. Разглядим как следует.

В сущности, помогать Фрэнку уже не требовалось: силы к нему вернулись и он твердо держался на ногах. Но Джулия понимала, что теперь Бобби не оставит клиента без присмотра ни на минуту: вдруг паче чаяния произойдет что-то такое, что поможет проникнуть в тайну неожиданных исчезновений.

Хэл достал из наволочки скомканную одежду, саму наволочку с прочим содержимым оставил на столе и вместе с Фрэнком удалился в туалет.

— Кофе хочешь? — спросил Бобби.

— Еще как, — призналась Джулия.

Бобби вышел в комнату для посетителей, открыл кладовку, где стояли две автоматические кофеварки, и включил одну.

Джулия тем временем присела за стол и вытряхнула из наволочки пачки денег. Тридцать пачек стодолларовых купюр, перехваченных резинками. Джулия проверила десяток пачек: не затесались ли где- нибудь купюры помельче? Нет, одни сотенные. Тогда она наугад взяла две пачки и пересчитала. В каждой по сотне бумажек. То есть по десять тысяч долларов. Когда Бобби вернулся в кабинет, ей было уже ясно, что сегодняшний улов Фрэнка превзошел все предыдущие.

Бобби поставил на стол поднос с чашками, ложками, пакетом сливок, сахарницей и кофейником.

— Триста тысяч долларов, — сообщила Джулия. Бобби присвистнул.

— Итого?

— Итого Фрэнк передал нам на хранение шестьсот тысяч.

— Скоро нам понадобится сейф повместительнее.

Хэл Яматака выложил одежду Фрэнка на журнальный столик.

— С «молнией» на брюках непорядок. Добро бы только не работала… Нет, она и правда не работает, но это еще полбеды. Беда в том, что она какая-то не такая.

Усевшись за низким столиком со стеклянной крышкой, Хэл, Фрэнк и Джулия пили крепкий черный кофе, а Бобби на кушетке внимательно осматривал одежду Фрэнка. К тем несуразностям, которые он заметил в больнице, действительно добавилась «молния» на брюках. Она, как и положено, была металлической, но кое-где среди металлических зубцов чернели зубья из чего-то наподобие твердой резины — всего их было штук сорок. На этих-то зубьях и заклинил замок.

Бобби уставился на бракованную «молнию». Он медленно провел пальцем по рубчатой полоске, и вдруг его осенила догадка. Он схватил ботинок Фрэнка и взглянул на подметку. Ничего особенного. Зато в подметке другого ботинка поблескивали тридцать-сорок крохотных медных стерженьков. Металл словно впечатался в резину.

— У кого-нибудь есть перочинный ножик? — спросил Бобби.

Хэл вынул из кармана ножик. Бобби выковырял пару кусочков меди — казалось, они попали в резину, когда та еще не затвердела. Ну конечно: зубья «молнии». Они тонко звякнули о стеклянную поверхность стола. А на подошве не хватало как раз столько резины, сколько ушло на резиновые зубья в «молнии».

В кабинете Дакотов на Фрэнка Полларда внезапно накатила смертельная усталость. Ощущение подобного предела знакомо разве что героям мультяшек, портреты которых украшали стены кабинета: как раз от такой вот чудовищной усталости Дональд Дак стекает со стула и расплывается на полу пернатой лужицей. Эта усталость подспудно копилась у Фрэнка час за часом, день заднем с тех самых пор, как он пришел в сознание и обнаружил, что лежит в темном переулке. Копилась, копилась — и вдруг как прорвало: Фрэнк чувствовал, как потоки усталости растекаются по всему телу. Да не легкие водяные потоки, а тяжелые, как расплавленный свинец. Трудно даже рукой пошевелить, а чтобы голова не падала на грудь, приходилось прикладывать неимоверные усилия. Каждый сустав налился тупой болью, болели локти, запястья, пальцы, но особенно колени, бедра и плечи. Его лихорадило, но не как при тяжелом недуге — скорее как если бы он был измотан легким инфекционным заболеванием, которое будто преследовало его с детства. Усталость не притупила восприятия — напротив, обострила, словно кто-то обработал его нервы мелкозернистой наждачной бумагой. Он ежился от громкого шума, жмурился от яркого света, его раздражал то жар, то холод, даже прикоснуться к шершавой поверхности было выше его сил.

И дело тут не только в том, что из-за бессонницы Фрэнк совсем не высыпается. По словам Хэла Яматаки и Дакотов — а сомневаться в правдивости их слов Фрэнку нет причины, — ночью он по несколько раз исчезает и появляется, причем, снова оказавшись в кровати, начисто забывает, что же с ним происходило. Трудно сказать, отчего это случается, куда, как и зачем он пропадает. Главное — эти исчезновения отнимают столько сил, будто он отмахал пешком порядочное расстояние, долго бегал или выжимал тяжести. Не отсюда ли и эта общая слабость и смертельная усталость?

Бобби Дакота выковырял из подметки башмака пару медных зубьев и внимательно оглядел. Потом отложил нож, откинулся на спинку и устремил задумчивый взгляд в хмурое, но уже не дождливое небо за широкими окнами. Все молча ожидали, что он скажет насчет странных дефектов в одежде и башмаках.

Хотя от усталости и страха Фрэнк соображал с трудом, однако уже за первый день знакомства он успел оценить сметливость и острое воображение Бобби. Спору нет, Джулия рассудительнее мужа, но гибкости ей недостает; она едва ли способна на неожиданные умозаключения, которые приводят к смелым выводам и оригинальным решениям. Она чаще Бобби докапывается до истины, но, если клиенту потребуется спешная помощь, тут уж Бобби и карты в руки. Они друг друга прекрасно дополняют, и Фрэнк надеялся, что вместе они сумеют его выручить. Бобби повернулся к Фрэнку.

— Что, если ты умеешь телепортироваться, переноситься с места на место в мгновение ока?

— Но это же… как в сказке, — растерялся Фрэнк. — Я в волшебство не верю.

— А я верю. Не в ведьм, не в чары, не в джиннов, заточенных в бутылки, а в то, что чудеса вполне возможны. Уже то, что мир существует, что мы живем на этом свете, можем смеяться, петь, греться на солнышке, — ей-богу, для меня это чудо.

— Телепортироваться, говоришь? Может, и умею — не знаю. Как видно, это происходит только во сне. Стало быть, телепортация совершается непроизвольно, когда вместо рассудка врубается подсознание.

— Но, когда после исчезновения ты появлялся в палате, ты уже не спал, — напомнил Хэл. — Разве что после первого исчезновения… А потом у тебя каждый раз глаза были открыты. Ты даже ко мне обращался.

— Не помню, — нахмурился Фрэнк, — помню только, как заснул», а потом… бац — лежу в постели, сна ни в одном глазу, сил никаких, ничего не соображаю, а вы стоите рядом.

Джулия вздохнула.

— Телепортация? Каким образом?

— Ты сама видела каким, — пожал плечами Бобби и отхлебнул кофе с таким бесстрастным видом, будто ему чуть не каждый день попадаются клиенты с поразительным даром. А если и не каждый, то все равно удивляться нечему: всякому сыщику рано или поздно подвернется такое дельце.

— Я видела, как он исчез, — согласилась Джулия. — Но я не уверена, что он телепортировался.

— Не растворился же он в воздухе. Он ведь куда-то перенесся, правда?

— В общем… да.

— Ну вот. Когда человек усилием воли мгновенно переносится в другое место… что же это такое, как не телепортация?

— Но как это происходит? Бобби снова пожал плечами.