поскольку в университете занимались спортивной гимнастикой, а Леон и Мартен — прыжкам с трамплина в бассейн. Потом все вместе отправлялись в сауну или в парилку.

Раз в неделю Куртье обычно приглашал меня в свой кабинет, подробно расспрашивал о научной работе, а затем начинал разговор на какую-нибудь отвлеченную тему. Видимо, он уточнял мои мировоззренческие взгляды и старался, чтобы я лучше понял собственные жизненные позиции. Эти беседы были всегда интересны. Профессор заставлял меня сопоставлять диаметрально противоположные точки зрения на самые спорные проблемы современности и обосновывать свои выводы. Мы говорили о путях развития науки, о политике, о причинах тщеславия, зависти, стремления к власти, о роли женщины в обществе, о наиболее рациональных формах семьи у разных народов. Я учился вырабатывать более точный подход ко всем этим проблемам и логически обосновывать свои взгляды. Кроме того, эти беседы давали мне еще огромный фактический материал — познания профессора были поистине неисчерпаемы.

Неожиданно Куртье попросил меня прекратить на время мою основную научную работу — я занимался иммунологией — и подключиться к Леону и Мартену, которые конструировали аппарат для подводного плавания, имитировавший большую рыбу.

Аппарат мы окрестили «барракудой». Он напоминал длинную сигару с рыбьим хвостом и плавниками. Под брюхом — углубление, куда помещался водитель. Перед ним было смонтировано что-то вроде мотоциклетного щитка, только опущенного вниз, и приборы управления. Руль также напоминал мотоциклетный. По бокам рыбины были скобы из прочного пластика, к которым могли прикрепляться еще два человека. Внутри «барракуды» планировалось расположить багажные отделения для перевозки снаряжения и оружия. Источником питания служили особые биоэлектрические аккумуляторы, постоянно самоподзаряжающиеся. Принцип действия хвоста и плавников был позаимствован у рыб.

Я не мог понять, для чего профессору понадобилась такая рыбина. Скорее всего, «барракуда» представляла собой идеальное средство для заброски шпионов по морю в соседнее государство. Но нам это было вроде бы ни к чему. Тем не менее Куртье очень торопил с завершением работы. Собственно, все было готово, оставался неотлаженным только механизм биоэлектрического управления хвостом и плавниками. Именно поэтому подключили к работе меня, а вскоре и Пьера. От меня пользы было немного, но Пьер быстро наладил нужную схему.

Как-то, гуляя по саду, я забрел в «японский уголок», напоминавший виденные мною в кино парки Киото — древней столицы Японии, резиденции ее императоров. В этой части парка мне особенно нравился «каменный сад» — небольшая, очень ровная площадка, усыпанная светло-серыми мелкими камушками, среди которых, словно айсберги, возвышались семь больших темных валунов. С какой бы стороны вы ни посмотрели на большие камни, вы видели только шесть из них, один всегда был скрыт другими. Мне камни напоминали острова в море. Только море было застывшим и каменным. На эти каменные острова можно было смотреть и размышлять о вечности вселенной и целях мироздания. Собственно, в Японии «каменные сады» — место для раздумий...

Итак, собираясь поразмышлять о жизни и о событиях последних дней, я приблизился к скамейке около «каменного сада», когда обнаружил, что место занято. На скамейке сидела симпатичная светловолосая девушка в белом платье и белых туфлях. Она читала и не замечала моего появления.

Я хорошо помнил результаты последних социологических опросов, опубликованных в модном парижском журнале. Социологи утверждали, что в нынешних молодых людях современные девицы больше всего не любят нерешительности. «Мужчина должен быть мужчиной» — такой вывод делали журналисты.

Вооруженный новейшими социологическими данными, я решил сразу же познакомиться с симпатичной блондинкой, презрев условности, принятые в английском аристократическом обществе. Вообще-то я не страдаю комплексом излишней скромности. У меня свой собственный взгляд на это человеческое качество. «Опасайтесь скромных людей, — говаривал мой школьный учитель, — никогда не знаешь, чего от них ожидать...» Учитель считал, что скромность — это нередко консервативное выражение тщеславия. В поддержание этого тезиса он обычно приводил из истории примеры «скромности» древних королей и императоров, которые подчеркнуто просто одевались и демонстрировали неприхотливость в быту, но одновременно обожали иметь пышную охрану и ставить себе при жизни исполинские памятники.

Итак, всячески осудив в душе скромность и застенчивость, я подошел к незнакомке и вежливо поздоровался. Девушка спокойно и приветливо посмотрела на меня.

— Здравствуйте, — сказала она. — Меня зовут Жаклин. А вы, наверное, мсье Виктор. Я слышала о вас от своих подруг.

Я уже собрался было весело спросить, что хорошего и что плохого рассказывают про меня ее подруги, как вдруг осекся. Сидевшая передо мною девушка оказалась не просто симпатичной, она была невероятно красивой. И это был тот самый тип красоты, от которого я мгновенно теряю голову, самообладание, уверенность в себе. Я встречал его дважды в своей жизни. И оба раза не мог заинтересовать собой понравившихся мне девушек. Вообразите стройных блондинок с большими серыми глазами, тонким точеным носом, безупречным овалом лица и длинной шеей. Один раз это была полька, другой — англичанка. И для той и для другой я был неинтересен, и я не мог бы уверенно ответить почему. До сих пор я тешу себя мыслью, что обе были просто крайне нелюбознательными. Зато они были практичны и точно знали, что именно нужно им в жизни. Поэтому и с первой и со второй мне пришлось расстаться, даже толком не познакомившись. Кажется, обе видели во мне прекраснодушного мечтателя или современного Дон Кихота. Ни в мечтателях, ни в странствующих рыцарях они не нуждались.

И вот я смотрел во все глаза на третью «девушку моей мечты» и не знал, что сказать.

— Что-нибудь не так, Виктор? — улыбаясь, прервала она молчание. — Вы действительно Виктор?

— Я действительно Виктор. И я боюсь сказать что-нибудь неудачное, что могло бы повредить нашему знакомству, — обезоруживающе брякнул я.

Девушка рассмеялась.

— Присядьте, пожалуйста! — сказала она. — И если хотите, давайте поговорим.

Я согласился.

Так состоялось наше знакомство. К моему удивлению, Жаклин вела себя удивительно просто и благожелательно, так, как если бы мы были хорошо знакомы много лет. Меня это поражало, я не привык, чтобы девушки с такой внешностью были простыми и добрыми. Лишь через какое-то время я понял, что за простотой и благожелательностью Жаклин стояли высокая культура и добрые отношения в ее семье. Девушка была очень хорошо воспитана. Теперь это, увы, редкость. Впрочем, внутренняя мягкость и доброжелательность не мешали Жаклин быть исключительно твердой в принципиальных вопросах, в чем я смог убедиться позже при совместной работе. Примером се стойких жизненных взглядов было и то, что она не курила. Кажется, это была единственная некурящая женщина среди наших сотрудниц. Неоднократные попытки подруг-искусительниц прельстить ее сигаретой ни к чему не привели.

Во время третьей встречи я сказал Жаклин:

— Мои отношения с девушками, которые мне нравились, всегда кончались неудачей. Наверное, потому, что я всегда торопился выяснять отношения.

— А с девушками, которые вам не нравились? — лукаво перебила она меня.

— С ними было легче, — несколько смутился я. — Беда только, что по отцовской линии мне достался очень сердобольный характер. Мне попадались, как правило, хорошие девушки, и я постоянно боялся нанести им душевную рану. И вообще, по мужской линии у нас в роду все бабуины.

— Кто-кто? — переспросила Жаклин.

— Бабуины. Знаете, в стае обезьян-бабуинов всегда есть один на сотню, у которого повышенное чувство ответственности за других. Это своеобразные альтруисты. Обычно такой бабуин не спит, когда вся стая дремлет. И он первым замечает подкрадывающегося леопарда, первым поднимает крик, спасая стаю, и первым попадает в когти хищника. Альтруист погибает первым, но благодаря ему стая продолжает жить. В нашей семье таких альтруистов называли бабуинами. И все наши мужчины попадали под это определение. Я не хвастаюсь, скорее, это всевышняя кара на наш род. Многие мои предки по отцовской линии погибали очень рано.

— Ничего себе наследственность! И вы это рассказываете девушке, которая, судя по всему, вам нравится!

— Прямота также всегда была нашей наследственной чертой. Я вижу тебя всего третий раз, Жаклин