— Я был когда-то заядлым танцором, — нашелся я.

— Я сама была без ума от танцев.

Мы скользили по краю площадки, лавируя между танцующими. Она не просто хорошо танцевала, она была великолепной партнершей.

— Как хорошо… — прошептала она.

— И это только начало, — пообещал я.

— Плохо, что Джинкс не составил нам компанию…

— Кому плохо?

— Ему. Уж я-то знаю, что значит торчать в этой квартире в полном одиночестве.

— Сам виноват. Не стоит расточать на него свою симпатию.

— У меня и в мыслях не было.

— Тогда хватит распускать нюни.

— Меня он совершенно не волнует.

Зато волнует меня. И ты, и он тоже.

— Он все ещё злится из-за денег, которые я потратил на одежду. Думает, что от него что-то скрывают. Зануда. Не будем портить себе настроение такими разговорами…

— А как прошло с Вебером? Удалось договориться?

— Не говори глупостей, ведь я сам занялся этим вопросом.

'Я танцую со слезами на глазах' закончилась, отзвучал заключительный аккорд, раздались аплодисменты публики, оркестр сделал перерыв, а танцующие разошлись по своим местам.

Я взял Холидей под руку и повел к нашему столику. Она выглядела оживленной и почти счастливой. Весело улыбаясь, Холидей слегка погладила мою руку. Я тоже улыбнулся ей и в ответ слегка сжал её пальцы. На этот раз она казалась совершенно искренней…

Напитки уже были на столе, и Мэндон успел выпить добрую половину своего кофе.

— Вы совершенно правы, не стоит пить кофе холодным. Это удивительная гадость, хуже не придумаешь…

— Я же не знал, сколько времени вы будете танцевать, — ответил он, даже пальцем не шевельнув, чтобы помочь Холидей занять свое место за столиком. Подобная мысль скорее всего в его голове даже не промелькнула. Как же можно было ожидать хороших манер от его черного слуги, если у хозяина они начисто отсутствовали?

Я усадил Холидей за столик, присел рядом и принялся за свой коньяк.

— За все хорошее… — провозгласил я, поднимая рюмку.

Мэндон лишь кисло кивнул в ответ, и только Холидей поддержала мой тост. Я пригубил коньяк, поискал глазами официанта и сделал ему знак рукой.

— Не тот год?

— Даже не тот сорт.

— Неужели такое возможно, — процедил Чероки.

— Да, сэр, — обратился ко мне официант.

— Я заказывал' Деламейн'.

— Это и есть «Деламейн», сэр…

— Это «Мартель», — перебил я. — Принесите мне «Деламейн».

— Извините, сэр, но…

— Не будем спорить…

— Да, сэр, я заменю, — согласился он, ставя рюмку на поднос.

Мэндон высокомерно посмотрел на меня. Похоже это его забавляло.

— Какого черта… — разозлился я. — Я прилично одет, это первоклассный ресторан, мне нужно только то, за что я плачу.

— А ты уверен, что знаешь, чего хочешь?

— Можешь не сомневаться, — я повернулся к Холидей. — Ну и как на вкус эта фантастическая смесь?

— Довольно вкусно. Вот попробуй…

Та оказалась тошнотворно приторной.

— Какая гадость. Где ты приучилась пить эту дрянь?

— В Техасе. Я жила там пару лет, и мы обычно пили эту штуку во время игры в мяч, отливали пол- бутылки' Кока-колы', доливали туда «бурбон» и приносили с собой на игру. А уже на шестой подаче трудно было сказать, то ли мы в мяч играем, то ли пускаем воздушного змея…

— Каким ветром тебя занесло в Техас?

— Я влюбилась в спортивного журналиста. Уехала к нему и собиралась выйти за него замуж.

— А я и не знал, что ты была замужем.

— А я и не была. У него было две цели в жизни: продвинуться по работе и переспать со всеми бабами в городе. Жениться на мне у него никогда не хватало времени. Все, чему он научил меня — это плакать в подушку. Забавный парень, иногда просто замечательный, с налетом гениальности.

— И что же с ним стало?

— Уехал В Голливуд, я думаю. Стал статистом или чем-нибудь в том же духе.

— Мы вас не утомили? — обратился я к Мэндону.

— Я ловлю каждое ваше слово, — заверил Чероки.

Появился официант с подносом.

— Простите, сэр. Это действительно оказался' Мартель', — в его голосе звучали нотки уважения. — Ваш «Деламейн», сэр.

Я усмехнулся Мэндону, вдохнул аромат коньяка и слегка пригубил рюмку. Это был настоящий «Деламейн».

— Все в порядке, сэр? — спросил официант.

— Великолепный коньяк. Благодарю вас.

— Спасибо, сэр, — сказал он уходя.

— Извините меня за чопорность, — повернулся я к Мэндону.

— Ну… Это добавляет ещё один штрих к вашему портрету, вы тонкий ценитель…

— Хватит, Чероки. Я и так прилагаю колоссальные усилия, чтобы сохранить скромность. Перестаньте льстить, а то я расцвету как розовый бутон.

Он что-то проворчал в ответ и отхлебнул свой кофе. Я потягивал коньяк и улыбался Холидей, которая сосредоточенно поглощала свою смесь. Тут меня словно осенило. Я по-прежнему продолжал рассматривать лица людей, сидящих за столиками, прислушиваться к приглушенному гомону голосов в ресторане, но мне стало ясно: проблема подержанного «бьюика» с четырьмя трупами решена.

— Извините, — сказал я, отставив коньяк и вставая.

Мои спутники были настолько удивлены переменой в моем поведении, что наблюдали все происходившее молча.

Я вышел в коридор и узнал у посыльного, где находится телефон, разменял деньги у клерка, зашел в будку и стал искать в справочнике телефон гаража Мейсона. Уже через минуту на другом конце провода кто-то снял трубку, и я спросил Мейсона.

— Его здесь нет, — ответил голос.

— Где его можно разыскать?

— Трудно сказать… а кто его спрашивает?

— Поль Мэрфи, — представился я. — А кто у телефона… Нельс? Его спрашивает тот самый парень, что брал у вас «зефир», помнишь меня?

— Конечно.

— Если тебе неизвестно, где его можно разыскать, то дай мне номер его домашнего телефона.

— Эй-а-шесть-один-восемь-один-два.

— Эй-а-шесть-один-восемь-один-два, — повторил я. — Хорошо. Спасибо, Нельс…

Я набрал новый номер. Ответа не последовало. После шести или семи гудков я повесил трубку и снова позвонил в гараж.