была копешка прошлогоднего сена. Маленькая, растасканная на три четверти коровами. Можно и там спрятаться... Ах, дьявольщина! Все бы ничего, догадайся он захватить запасную обойму. Если бить снизу, то два-три патрона обязательно уйдут на пристрелку, и останется всего по две пули на изолятор. Если не одна. А расстояние будет приличное. Он подсчитал, пользуясь Пифагоровой формулой: пятьдесят метров до мачты и тридцать высота... извлечь корень... Метров шестьдесят. Это при стрельбе вверх из пистолета, понимаете? И неудобно, и недолеты, к которым не сразу приспособишься — белого поля вокруг изоляторов нет, как вокруг мишени. Даже из винтовки едва ли попадешь, а из пистолета — гиблое дело.

— А еще научный сотрудник, — злился Степка, раздергивая окаянное платье.

Дьявольщина! Вячеслав Борисович должен был рассказать ему на месте, что требуется. Тогда он захватил бы не одну даже, а две обоймы в запас.

Теперь вышка была единственным шансом на успех. Без нее даже одного провода не обрушишь, — попади снизу вверх, сам бы попробовал!..

Пыхтя от злости, Степка начал думать: нельзя ли добраться до кабеля, зарытого в землю? Ведь электричество только до будки подается по линии, а дальше в земле, по кабелю. Насчет кабеля он догадался сам — вокруг будки торчали палки с безграмотными плакатиками: «Кабель высокого напряжения. Без присутствия представителя облэнерго не копать».

А чем копать? Ломиком? И чем кабель рубить? Он небось толстый и в стальной рубашке. Выкопаешь его, как же!..

Дьявольщина, как есть хочется!

Степан решил оставаться на вышке. У него дрожали руки от усталости и голода. Как стрелок он стоил копейку с такими руками, стрелять снизу не стоило и пробовать. А если пришельцы такие продувные, что догадаются искать его, то найдут везде. Прекрасный план Вячеслава Борисовича висел на волоске... Чтобы придать себе уверенности, Степан выудил из кармана огрызок карандаша и на обороте инструкции написал боевой приказ. Открыть огонь в девятнадцать сорок пять... Так! До девятнадцати тридцати не открывать, хоть сдохни. Между этими временами — если будешь вынужден. Например, если они полезут по лестнице.

Он хотел сжечь инструкцию и приказ, но спичек не было. Степка разорвал бумагу на мелкие клочья и засунул их в валенок.

Через час Степку поднял на ноги чрезвычайно пронзительный и громкий женский голос. На дальнем берегу пруда показались две женщины в белых халатах, и одна распекала другую, а заодно всю округу.

— А кто это распорядился-я? — вопила она. — Три часа еще свету-у!! — Она набрала воздуха побольше. — А пти-ица недогули-инны-ы-я-я!!

От ее пронзительного вопля задребезжали зубы и появилось нехорошее предчувствие. И точно: вокруг птичников поднялась суета, утки повалили на пруд, как пена из-под рук гигантской прачки... Степка плюнул вниз. По воде скользил челнок с бородатым дедом-сторожем. Он причалил под вышкой. Степка сидел как воробей — не дышал.

— Тьфу, бабы... — сказал дед. Потом глянул на вышку и так же негромко: — Сигай вниз, кому было говорено!

И угрюмо, волоча ноги, двинулся к лестнице. У самого подножия выставил бороду и просипел снова:

— Нинка! Сигай вниз!

Степан сидел, вжавшись в угол. От злобной растерянности и голода в его голове ходили какие-то волны и дудела неизвестно откуда выпрыгнувшая песня: «Нина, Ниночка — Ниночка-блондиночка!» А дед кряхтел вверх по лестнице. Он высунул голову из лестничного люка, мрачно отметил:

— Еще одна повадилась... Сигай вниз! — и поставил валенок на место, в угол.

— Не пойду! — свирепо огрызнулся Степан. — Буду тут сидеть!

Дед неторопливо протянул руку и сжал коричневые пальцы на Степкином ухе. Тот не пробовал увернуться. Старик был такой дряхлый, тощий и двигался, как осенняя муха... Толкнуть — свалится. Степан не мог с ним драться. Он позволил довести себя до лестницы и промолвил только:

— Плохо вы поступаете, дедушка.

— Кыш-ш! — сказал дед.

Степан скатился на землю. Эх, дед, дед... Знал бы ты, дед, кого гонишь...

Он встряхнулся. Утки гомонили на пруду, солнце к вечеру стало жечь, как оса. «Гвардейцы не отступают», — пробормотал Степка и принялся выполнять второй вариант инструкции.

Он мотнул вбок, огибая пруд по правому берегу, чтобы добраться до совхозного шоссе, а там к седьмой мачте. Времени и теперь оставалось много, больше часа, но Степка от злости и нетерпения бежал всю дорогу. На бегу он видел странные дела и странных людей.

Провезли полную машину с мешками — кормом для птицы, — и наверху лежали и пели две женщины в синих халатах.

Целая семья — толстый дядька в джинсах, толстая тетка в сарафане и двое мальчишек-близнецов, тоже толстых, несли разобранную деревянную кровать, прямо из магазина, в бумажных упаковках.

Почтальонша остановила велосипед и крикнула: «По сорок пять брали?», а толстая тетка ответила: «В городе брали, в городе...»

На воротах совхоза ярко, в косых лучах солнца, алела афиша клуба: «Кино «Война и мир», III серия». Вчерашнюю афишу, про певца Киселева, уже сменили.

Большие парни из совхоза, в белых рубашках и галстуках бабочкой, шли к клубу. Степке казалось, что в такой хорошей одежде они не должны ругаться скверными словами, а они шли и ругались, как пришельцы.

Все эти люди шли в кино, несли покупки, работали в вечерней смене на фермах, вели грузовики на молокозавод, ругались, даже пели, как будто ничего не произошло.

Пролетела телега на резиновом ходу, запряженная светло-рыжей белогривой лошадью. Сбоку, свесив ноги, сидел длинный дядька в выгоревшем синем комбинезоне и фуражке, а лошадь погоняла девчонка с косичками и пробором на круглой голове, и лицо ее сияло от восторга. Занятый своими мыслями, Степка все же оглянулся и посмотрел вслед. Лошадь шла замечательно. Поправляя платок, он смотрел вслед телеге и вдруг внезапно насторожился и перебежал к живой изгороди, за дорогу.

Прямо перед ним было картофельное поле, на днях засеянное. За темно-коричневой полосой поля зеленела опушка лесопарка, вернее, небольшого клина, выдающегося на правую сторону шоссе, к Синему Камню. По опушке, перед молодыми сосенками, перебегал человек с пистолетом в руке. Он двигался справа налево, туда же, куда и Степка. Вот он остановился, и стало видно, что это женщина в брюках. Она смотрела в лес. Пробежала шагов двадцать, оглянулась...

Погоня.

«Опять женщина», — подумал Степан. Он давно полагал, что женщин на свете чересчур много. А пришелец не слишком-то умный — бегает с пистолетом в руке. Еще бы плакат нес на палке: ловлю, мол, такого-то... Только почему она смотрит в лес?

Дьявольщина! Как было здорово на вышке!

Загрохотало, завизжало в воздухе — низко, над самым лесопарком и над дорогой, промчался военный винтовой самолет. Были заметны крышки на местах убранных колес и тонкие палочки пушек впереди крыльев.

Женщина на опушке тоже подняла голову и повернулась, провожая самолет. И парни на дороге, и две девушки в нарядных выходных платьях проводили его глазами.

Было очень странно знать, что они даже не подозревают ничего. Один парень проговорил: «Во дают!», а второй, сосредоточенно пыхтя, расстегнул свой галстук сзади на шее и пошел дальше, а девушка взяла у него галстук и спрятала в сумочку.

Пришелец решительно отвернулся от леса и направился прямо к Степану. И хотя он никак не мог проникнуть взглядом за кусты, Степка кинулся наутек в прежнем направлении, обогнал компанию с галстуком, и в эту секунду загрохотал второй самолет.

Один самолет мог случайно пролететь над лесопарком. Но два!..

Алешка с докторшей добрались, у-ру-ру! Степка из-за кустов показал женщине нос. И увидел, что она