На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.

Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша «крепость» развалилась. Ее пожирал огонь».

Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «МЕ-262» «Штурмфогель» («Альбатрос»).

Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Взбивая кремнистую кастильскую пыль, мчался по горной дороге военный грузовик. В кузове пошатывались летчики-немцы и орали «Милую пташку». Они возвращались из Валенсии и еще были полны воспоминаниями о наслаждениях, которые сумел дать краткосрочный отпуск. Поэтому они неохотно прервали песню, когда увидели молодого человека с поднятой рукой.

— Нам по пути, комрады? — крикнул тот по-немецки.

Летчики подхватили соотечественника за руки и легко вскинули в кузов.

У новичка была типичная физиономия северянина: белобрысый, синеглазый, с конопушками на тонком, прямом носу. Одет он был в полувоенный френч, солдатские брюки. За спиной болтался тощий ранец из пегой телячьей шкуры. Оказалось, он направлялся в тот же отряд Мельдерса, куда ехали летчики.

Раскаленный от зноя аэродром был почти пуст. На стоянках остались лишь машины отпускников, остальные ушли на задание. Разгоняя солдат-марокканцев из аэродромной охраны, летчики бросились к бочкам с охлажденной кислородом водой. Новичок же сдал в штаб свои документы и вскоре подошел к огромному детине-механику, который отчаянно растирал полотенцем рыжую грудь.

— Пилот? — спросил механик.

Новичок кивнул.

— Тогда примите душ. Вода холодная, как в Шпрее. Сразу почувствуете себя ангелом.

— Разве что без крыльев.

— Крылья будут. Гедке заболел дизентерией, его машина свободна...

— Я не уверен, что мне сразу доверят самолет.

— Хотите, я поговорю с Вайдеманом? — простодушно предложил механик. — Альберт у Мельдерса[18] правая рука, а я у Альберта... Меня зовут Карл Гехорсман.

— Эй, новичок! — крикнул фельдфебель из штаба. — К начальнику оперативного отдела Зигфриду Коссовски. Немедленно!

Новичок побежал к палаткам, откинул плотный полог и вытянулся перед седоусым пожилым капитаном, у которого вдоль виска до скулы алел глубокий шрам.

— Рекомендации у вас веские, — проговорил Коссовски, лениво перебирая бумаги, — но почему вы захотели попасть именно в Испанию?

— Хочется настоящего дела, партайнгеноссе...

— Вам двадцать два... Понимаю. Но не понимаю, как вы в семнадцать научились летать?

— Когда у вас в кармане ни пфеннига и никого не осталось дома, и вы в какой-то дыре в Швеции...

— Там вы стали личным механиком у генерала Удета?

— Да. Он и ввел меня в авиаклуб Лилиенталя.

— Почему же вы не остались с Удетом?

— Я хочу заработать офицерское звание на войне.

Прямой ответ понравился Коссовски, хотя он по долгу службы привык и не доверять первому впечатлению.

Коссовски раскрыл диплом об окончании школы Лилиенталя, и тут до его слуха донесся рокот моторов. На аэродром возвращались двухкрылые «хейнкели». Обгоняя друг друга, они заходили на посадку и приземлялись, сильно делая «козла»[19].

— Пилоты измотаны боем, — проговорил, нахмурившись, новичок.

— Ну, да вам придется испытать такое, — ответил Коссовски.

— Спасибо, господин капитан. Вы еще увидите меня в настоящем деле.

Мотор одного из истребителей дымил. Машина косо промчалась по аэродрому, сбила крылом бочку, развернулась, взвихрив пыль, и замерла. Техники и летчики бросились к самолету. Пилот поднял на лоб разбитые очки, расстегнул привязные ремни, попытался встать, но не смог. Гехорсман, обогнав остальных, выдернул его из кабины и стащил на землю.

— Опять вы лезли в самое пекло! — заворчал он.

— Красные ощипали меня, как гуся, — вяло пробормотал пилот, стягивая шлем с мокрой, большелобой головы.

Сквозь толпу протиснулся Коссовски:

— Что случилось, Альберт?

— Мы попали черт знает в какую головомойку и едва унесли ноги, — ответил пилот.

— Вы родились в сорочке, господин обер-лейтенант! — крикнул новичок, рассматривая пробоины.

Пилот удивленно оглянулся и вдруг раскинул руки:

— Пауль Пихт! Ты ли это? Я не верю своим глазам!

Новичок и пилот стиснули друг друга в объятиях.

— Вы знакомы, Вайдеман? — удивился Коссовски.

— Еще со Швеции, Зигфрид, — ответил пилот радостно. — Дети рейха наконец собираются вместе...

В солнечный и тихий день 30 июня 1939 года над бетонной полосой испытательного аэродрома в Ростоке пронесся с необычным ревом маленький самолетик. Он сделал «горку» [20] и тут же зашел на посадку. Рев как будто захлебнулся. Из тесной кабины выбрался летчик. Он сорвал с головы шлем и ударил им по фюзеляжу.

— Я жив! — закричал он подбегающим техникам и механикам.

Тут же по полевому телефону набрали номер главного конструктора.

Хейнкель схватил трубку:

— Ну как, Варзиц?