вызван к телефону. Командующий отменил его поездку — взял с собой на какое-то новое задание. Славка видел, как был огорчен Ватагин; слышал, как обстоятельно скрипел на нем ремень, пока он с невозмутимым видом назначал старшим майора Котелкова. Тот сразу же пересадил Шустова подальше от себя: с «виллиса» на мотоцикл.

Свежая могила, щедро засыпанная цветами, виднелась у дороги. Три девочки-сербиянки спускались по горной тропе к могиле, в руках у них зажженные свечи и сплетенные из цветов веночки. А сами — в празднично ярких, рыжих камзолах.

Славка притормозил:

— Чья могила?

— Нашего Бранко. Тут бой был. Сегодня похоронили.

— Чего ж вы такие нарядные? — не утерпев, спросил Славка.

— Белград освобожден.

И Славка, сняв фуражку, постоял под обгорелой сосной у свежей могилы — вчетвером с сербскими девочками в ярких охряных камзолах,

В горах звуки боя сливались в общий гул. Только пулеметы сохраняли пунктирную отчетливость звука. Третьи сутки немцы — группа аэродромного прикрытия — искали боем пути отхода из горного ущелья, но кто-то преграждал им дорогу и отбрасывал назад.

— Понимаете, это югославы! Они стекаются с гор, как на музыку! — возбужденно докладывал Шустов майору.

— А ну как запросит штаб — кто сосед справа? — усмехнулся Котелков из машины.

Линии боя в самом деле не было; вернее, она как бы покачивалась. Словно огромная цепь росла и росла через леса и горы, охватывая германский аэродром.

В осеннем бору то и дело выходили из-за деревьев югославские дозорные и автоматами показывали дорогу, усыпанную желтой листвой. Вдруг где-то впереди удивительно и сказочно зазвучала гармоника.

Шустов прибавил скорость.

На лужайке в свете костра, озарившего лохматые столетние дубы, плясали бойцы. Мелодия стремилась монотонно и бешено. Вооруженные люди, обняв друг друга за плечи, длинной чередой бежали на месте.

Цепь едва двигалась слева направо, меж тем как ноги в сыромятных обувках отбивали четкий ритм.

Сутулый и горбоносый серб в короткой черной, вышитой шелком безрукавке подошел к мотоциклу Шустова. Это был командир одного из маленьких отрядов, стекавшихся из лесов и гор на звук боя. Он был перепоясан патронташами и увешан гранатами.

— Аэродром взят в клещи. Ночью подойдет подкрепление, будем штурмовать. А пока у нас полчаса передышки: свадьба, — после первых слов приветствия рассказал сербский командир. — Санитарка Зага уходит в Белград. Ведь Белград свободен! Вы слышали об этом? Вот и остались живы наши дорогие студенты Зага и Душан. Полчаса передышки — их свадьба!

Может быть, от усталости слезы выступили на глазах у Славки. Он вспомнил свое прощание с Дашей. «Будет тебе еще свадьба!..» — сердито сказала она.

В буйном веселье горной свадьбы было что-то призрачное. Всё быстрее двигались слитые силуэты в высоких меховых шапках. Обняв друг друга за плечи, люди плясали, и карабины вздрагивали у них на груди. Она росла — эта цепь. Народ, доживший до дня освобождения своего Белграда, ликовал сегодня, видно, по всем лесам и горам. Лихая горская пляска вырабатывала ритм, все более шатучий и грозный. Цепь росла, то и дело кто-нибудь еще вставал от костра, на ходу надевал карабин на шею, разрывал цепь танцующих и тотчас замыкал ее собою.

— Разрешите и мне, товарищ командир! — с задором попросил Шустов.

Позади еще не слышался шум наших моторов. Худощавый и стройный Славка прошел мимо низких волов, которые жевали сено у повозок, приблизился к танцующим воинам, разорвал цепь и устремился вместе с ними…

— Ты русский? — спросил его на бегу сосед.

— Я русский. Нас много тут! — крикнул в ответ Славка.

— Это «коло»! Хорошо?

Яростная гармоника, короткие выкрики и смутный гул пляшущих ног заглушали их отрывистый разговор.

— Мы танцуем «коло», это моя свадьба! — крикнул серб.

— Ты Душан?

— Откуда знаешь? — удивился серб, но ответа не стал ждать. — Ты мотоциклист?

— Да.

— Я тоже мотоциклист…

В ту же ночь, по поручению своего командира, Душан вел советских автоматчиков и бронебойщиков на альпийский луг, служивший немцам последним аэродромом в горах Шумадии. Накануне он лично допрашивал пленного из аэродромной роты. Тот все рассказал: позапрошлой ночью из Германии самолет доставил какого-то тучного начальника; его готовят сбрасывать где-то на парашюте. На аэродроме полным-полно эсэсовцев. В двух автомашинах живут над обрывом важные эсэсовские господа — из-за их тайных махинаций все тут могут навсегда остаться. Пленный набросал Душану схему аэродрома.

Шли пешком, таща по двое бронебойные ружья по каменистым оползням, головокружительными тропами, в обход немецких застав. Броневик, грузовики и почти все мотоциклы остались внизу, у костров.

Славка и Душан — лишь двое — вели свои мотоциклы. Из-под заднего колеса мелкий гравий летел столбом, осыпал Шустова, согнувшегося над рулем, и Душана, который сбоку налегал на крыло у подфарника и на спинку люльки.

— Все спицы полетят! — хрипел Славка.

— Взяли! — страшно шептал Душан.

Потом протаскивали по оползню второй мотоцикл.

Душан был молод, но сед (он был серо-седой, как седеют только блондины), рослый, по-сербски спокойный, с крючковатым подбородком. До войны работал телефонным монтером в Нише, потом учился в Белграде. Еще в лагере, у костра, они со Славкой подружились, как могут сдружиться два мотоциклиста. На Славкином мотоцикле подгорели контакты. «Искра пропала…» — обиженным голосом прогудел младший лейтенант. И, положив свой мотоцикл, Душан присел рядом. Они быстро поправили дело. А потом в пути Славка коротко заметил: «Задние фары погаси!» Серб оглянулся: верно, забыл выключить красные светлячки.

Славка испытывал братскую нежность к этому седому парню, незнакомому и такому близкому во тьме горного ущелья — близкому и по родству ненависти к общему врагу, и по профессии… Душан поделился с ним своими соображениями, как захватить живыми важных господ на аэродроме.

План Душана был прост и ясен: на двух мотоциклах, без одного выстрела, они выскакивают на летное поле; Душан гранатами зажигает самолеты — «посветить, пошуметь надо!»; Славка блокирует важных господ «прямо в постелях», то есть в автомашинах, покуда немцы не побегут врассыпную. Шустову план показался разумным.

Котелков насупился, отвел в сторону младшего лейтенанта, сказал ему доверительно:

— День год кормит, понял?

— Не понял.

— Что ж ты, глупый, не понимаешь! — прищурился Котелков и отошел подальше. И в ту же минуту Славка — задним умом крепок — догадался: Котелков намекнул на то, что будут награды и не к чему