— После — но не теперь! — воскликнул дон Диего в отчаянии. — Хозяин, еще вина! Единственный способ остановить этого грубого хвастуна, сделать его широкую глотку такой гладкой от вина, чтобы слова не могли выкарабкаться оттуда.

Хозяин быстро наполнил кружки. Дон Диего пил медленно, маленькими глотками, как подобает джентльмену, между тем как сержант Гонзалес опорожнил свою кружку двумя громадными глотками. Затем потомок рода Вега подошел к скамейке и потянулся за своим плащом и шляпой.

— Как? — воскликнул сержант. — Вы хотите покинуть нас в такой ранний час, кабальеро? Вы хотите испытать ярость этой страшной бури?

— По крайней мере я достаточно храбр для этого, — возразил дон Диего, улыбаясь. — Я выбежал из моего дома лишь за горшком меда. Дурачье, испугались дождя так сильно, что не могли доставить мне меду из гациенды! Дайте мне его, пожалуйста, хозяин.

— Я провожу вас домой под дождем, — воскликнул сержант Гонзалес, так как слишком хорошо знал, что у дона Диего имелось превосходное старое вино.

— Вам лучше оставаться здесь у пылающего камина, — твердо сказал дон Диего. — Мне не нужно эскорта солдат из гарнизона, чтобы перейти через площадь. Я должен произвести расчет с моим секретарем, и возможно, вернусь в таверну позднее. Я хотел получить горшок меда, чтобы есть во время работы.

— Ха! Так почему же вы не послали своего секретаря за медом, кабальеро? Зачем быть богатым и иметь слуг, если нельзя послать их с поручениями в такую бурную ночь?

— Этот человек стар и слаб, — объяснил дон Диего. — Он также является секретарем моего престарелого отца. Буря убила бы его. Хозяин, угостите вином всех здесь присутствующих за мой счет. Я, может быть, вернусь, когда мои книги будут приведены в порядок.

Дон Диего Вега взял горшок с медом, завернулся в плащ с головою, открыл дверь и исчез в темноте.

— Вот человек! — воскликнул Гонзалес, размахивая руками. — Он мой друг, этот кабальеро, и я хотел бы, чтобы все знали об этом. Он редко носит шпагу, и я сомневаюсь, чтобы он умел владеть ею — но он мой друг! Пылающие черные глаза прекрасных сеньорит не трогают его. Все же, клянусь, он образец мужчины! Музыка и поэты, ха! Разве он не имеет права на это, раз это доставляет ему удовольствие? Разве он не дон Диего Вега? Разве в жилах его не течет голубая кровь, и разве у него нет обширных земельных владений, громадных складов, наполненных добром? Разве он не щедр? Он может встать на голову или носить юбки, если ему нравится — все же, клянусь, он образец мужчины!

Солдаты вторили его чувствам, потому что они пили вино дона Диего и не имели мужества оспаривать утверждений сержанта. Толстый хозяин снова обнес их вином, благо дон Диего платил за него. Ведь было ниже достоинства Вега следить за своим счетом в общественной таверне, и толстый хозяин много раз выигрывал от этого.

— Он не может переносить мысли о насилии или кровопролитии, — продолжал сержант Гонзалес, — он нежен, как весенний ветерок, но у него твердая рука и верный проницательный взгляд. Это лишь его способ смотреть на жизнь. Если бы я имел его молодость, красоту и богатство — сколько было бы разбитых сердец от Сан-Диего де Алкала до Сан-Франциско де Азис!

— И разбитых голов! — добавил капрал.

— Да! И разбитых голов, дружище! Я бы управлял страною! Ни один молокосос не стоял бы долго на моем пути. Шпага из ножен, и на них! Попадись Педро Гонзалесу! Ха! Насквозь в плечо — чистенько! Ха! Насквозь легкое!

Гонзалес вскочил на ноги, вытащил шпагу из ножен и принялся размахивать ею в воздухе. Он нападал, парировал и наносил удары, наступал и отступал, выкрикивал проклятия и разражался смехом, сражаясь с призраками.

— Вот способ! — визжал он у камина. — Сколько нас здесь? Двое против одного? Тем лучше, сеньоры, мы любим смелые выпады. Ха! Получай, собака! Издыхай, пес! В сторону, трус!

Он качнулся к стенке, задыхаясь. Острие его шпаги вонзилось в пол, большое лицо побагровело от усилий и количества поглощенного вина. Капрал, солдаты и толстый хозяин долго и громко смеялись над этой бескровной битвой, из которой сержант Педро Гонзалес вышел бесспорным победителем.

— Если бы был… если бы только был этот прекрасный сеньор Зорро передо мной сейчас! — задыхался сержант.

И снова дверь внезапно распахнулась, и в таверну с ревом бури вошел человек.

Туземец поспешил закрыть дверь, чтобы защитить всех от сильного ветра, потом снова удалился в свой угол. Вновь прибывший стоял спиной ко всем находившимся в длинной комнате. Они могли видеть, что его шляпа была глубоко надвинута на глаза, как бы для того, чтобы помешать ветру сорвать ее, а тело было закутано в длинный, насквозь промокший плащ.

Все еще стоя спиною к присутствовавшим, он распахнул плащ и стряхнул с него капли дождя, потом снова запахнул его на груди, а толстый хозяин поспешил вперед, потирая руки в приятном ожидании, так как полагал, что это какой-нибудь проезжий кабальеро, который заплатит не мало монет за еду, кровать и заботу о его лошади.

В нескольких шагах от хозяина незнакомец круто повернулся, и тот, издав легкий крик ужаса, поспешно отступил. У капрала забулькало в горле; солдаты тяжело переводили дух; у сержанта Педро Гонзалеса отвисла нижняя челюсть и он вытаращил глаза.

У человека, стоявшего прямо перед ними, была на лице черная маска, которая совершенно скрывала его черты, и сквозь щелки в ней глаза сверкали зловещим блеском.

— Ха! Кто это перед нами? — очнулся Гонзалес, так как некоторое присутствие духа наконец вернулось к нему. Человек, стоявший перед ними, поклонился.

— Сеньор Зорро к вашим услугам!

— Клянусь святыми! Сеньор Зорро, э! — воскликнул Гонзалес.

— Вы сомневаетесь в этом, сеньор?

— Если вы действительно сеньор Зорро, то вы потеряли рассудок! — заявил сержант.

— Что означает эта речь?

— Вы здесь, неправда ли? Вы вошли в гостиницу, не так ли? Клянусь всеми святыми, вы попали в ловушку, мой прелестный разбойник.

— Не будет ли сеньор так любезен объясниться? — Зорро говорил низким голосом, звучавшим как-то особенно.

— Что же вы слепы? Или вы лишены рассудка? — спросил Гонзалес. — Разве я не нахожусь здесь?

— А какое это имеет отношение ко мне?

— Разве я не солдат?

— По крайней мере вы носите солдатскую форму, сеньор.

— Клянусь святыми, разве вы не видите доброго капрала и трех наших товарищей? Вы пришли, чтобы сдать свою мерзкую шпагу? Кончили вы разыгрывать из себя плута?

Сеньор Зорро приятно засмеялся, не сводя однако глаз с Гонзалеса.

— Конечно не сдаваться я пришел, — сказал он. — Я пришел по делу, сеньор.

— По делу? — спросил Гонзалес.

— Четыре дня тому назад, сеньор, вы жестоко избили туземца, который навлек на себя ваше нерасположение. Дело произошло на дороге между этой местностью и миссией в Сан-Габриель.

— То был мерзкий пес, который встал на моем пути. А что вам до этого за дело, мой прекрасный молодчик с большой дороги?

— Я друг угнетенных, сеньор, и я пришел, чтобы наказать вас.

— Пришел, чтобы — чтобы наказать меня, дурак! Вы наказать меня?! Я умру от смеха, прежде чем проткну вас насквозь! Можете считать себя мертвым, сеньор Зорро! Его превосходительство предложил прекрасную цену за ваш труп! Если вы человек религиозный, то прочтите свои молитвы! Я не хочу, чтобы говорили, будто я убил человека, не дав ему времени раскаяться во грехах. Даю вам время ста ударов сердца.