Да, слишком частый. У вас были головокружения за последние несколько дней, нет? Туман перед глазами иногда? Я так и думала. Жанна, послушай, я уложу Мари-Лор в постель. А ты останешься с месье дю Плесси. Жорж, — позвала она лакея, — найди доктора Распая и скажи ему, что у гостьи мадам маркизы, возможно, токсемия. Да, ток-се-мия. — Она разделила слово на слоги с такой элегантностью, как будто они были изящной речью Мариво, и Мари-Лор начала понимать, как оттенки и тональности этого голоса могли заполнить и заворожить театр.
Она взяла Мари-Лор под локоть и помогла ей подняться. Но что такое токсемия? Ребенок в опасности?
— Я немного потяну вас, чтобы вы встали на ноги, хорошо, вот так. Вам будет намного удобнее в постели. Вот так сюда.
Она усмехнулась, когда Мари-Лор нерешительно сделала прощальный реверанс перед маркизой.
— Не наступите на Фигаро, — заметила она, когда мопс отправился за ними. — И не беспокойтесь о приличиях. Жанна — сноб, но часто забывает об этом и не будет возражать, если вы время от времени не станете делать этих реверансов. Моя мать раньше была акушеркой. Еще девочкой я помогала ей при множестве родов, — рассказывала она Мари-Лор, помогая раздеться в просторной бело-голубой спальне.
Стены были обиты тонким блестящим ситцем, на голубоватом фоне которого были изображены арлекины, коломбины и девушки с развевающимися юбками на увитых гирляндами качелях. Пол покрывали темно-голубые ковры с бордюрами из лилий, а кресла и шезлонг обиты бледно-голубым шелком. Даже оловянная ванна у камина была покрыта голубой эмалью.
— Вода еще достаточно теплая, — заметила мадемуазель опуская пальцы в ванну, — греется от камина.
Приятно было сбросить одежду. А еще приятнее чувствовать, как маленькие, но удивительно сильные руки мадемуазель Бовуазен осторожно трут ее спину и живот, а затем вытирают нагретым у огня полотенцем.
— Но вы намочили ваше прелестное платье! — Мадемуазель Бовуазен пожала плечами:
— У меня есть другие. Пойдемте, я не хочу, чтобы вы простудились.
На покрывале лежала ночная рубашка, простая, широкая, из тонкого муслина, с рядами мелких оборок у ворота.
— Это рубашка Жанны, — объяснила мадемуазель Бовуазен, надевая ее на Мари-Лор. — Она сама вышивает оборки. Научилась в школе и до сих пор занимается этим, это ее отдых. Не говорите только, что я вам рассказала об этом. Конечно, она слишком велика для вас, но я подумала, что удобнее без всяких этих украшений — кружев или лент. А теперь ложитесь под одеяло. Вам тепло? Я подложу еще полено в огонь. И еще я хочу, чтобы вы легли на левый бок и положили ноги на эти подушки, да, вот так, вашему ребенку будет легче дышать.
Она наклонилась и погладила Фигаро, который, свернувшись в клубок, устроился на постели за спиной Мари-Лор, словно напоминая, что ей нельзя поворачиваться.
Мадемуазель стада серьезной:
— Но вы напуганы, не так ли? А я разболталась как сорока.
Она села на низенький стульчик у кровати и взяла Мари-Лор за руку.
— Никто не знает, что вызывает токсемию, — сказала она, — или как излечиться от нее. Но как говорила моя мама, а у нее огромный опыт, матери, которым повезло и они могут оставаться в постели в последние недели беременности, чувствуют себя очень хорошо. Так что, пожалуйста, не волнуйтесь.
Мари-Лор кивнула. Она постарается. Ей было тепло и удобно. И никогда в жизни она не лежала на таких гладких тонких простынях.
— Но Жозеф, — спросила она, вдруг представив, как он лежит на охапке соломы в сырой темнице, — он мерзнет и голодает?
Звонкий серебристый смех был ей ответом.
— О, простите меня, я была так бестактна. Но если бы вы только видели вереницу телег, которые Жанна отправила в Бастилию на другой день после его ареста. Ковры, гобелены, даже пара картин… И корзины с провизией, которые еле тащит туда лакей каждую неделю, в те дни, когда она навещает его, — сыры, и паштеты, и ростбифы, и запеканки, не говоря уже о винах и пирогах и свежеиспеченном хлебе. Я подшучиваю над ней, говорю, что он растолстеет, но большую часть провизии поглощает узник, с которым он часто обедает, некий маркиз де Сад, странно, но он тоже из Прованса. Очень порочный, как говорит Жозеф, но и очень остроумный и образованный. Он в хороших условиях, Мари-Лор, и вам нечего беспокоиться. Но я буду откровенной: ему грозит опасность быть осужденным.
Мари-Лор кивнула, решив быть такой же откровенной, даже если из-за этого узнает то, чего не хотела бы знать. Она с трудом сосредоточила взгляд на глазах и улыбающихся губах мадемуазель Бовуазен и сжала маленькую руку, так успокаивающую ее.
— Но как… почему… его любовница так добра ко мне? На мгновение этот вопрос вызвал лишь недоумевающий взгляд аквамариновых глаз, затем они засияли, как будто солнце неожиданно превратило море в бриллианты. — Мадемуазель Бовуазен поняла ее.
— Вы прочитали один из модных журналов, не так ли? Но как к вам в руки попала эта чепуха, ведь вы были в такой глуши, в Провансе?
— Герцогиня, его невестка, получает по почте эти журналы каждую неделю. Она… вырезала эти страницы для меня.
— А, невестка. — Розовые губы исказила гримаска легкого отвращения, как будто она попробовала шоколад, сделанный из прокисшего молока. — Мари-Лор, вы должны мне поверить, это все ложь, выдумки журналистов, которые пишут то, за что им платят. Нет, дорогая, уверяю вас. Я никогда не была любовницей Жозефа.
Мадемуазель Бовуазен повернулась к двери, услышав шаги.
— Она прочитала «Дамский журнал», Жанна! — воскликнула она. — Или «Модный Париж»! Эта стерва belle-soeur оказала ей услугу, показав маленькую ложь, которую мы состряпали.
— Дерьмо эта невестка. — Маркиза положила стопку книг в красивых обложках на столик возле кровати. — Я подумала, вы сможете узнать немного о вашем новом городе из романа «Ночи Парижа» Ретифа. Но если вас это не интересует, всегда есть Ричардсон. На английском.
«Должно быть, Жозеф сказал ей, что я знаю английский, — подумала Мари-Лор. — Как мило с ее стороны запомнить это. А эти приятные добрые слова „ваш новый город“…»
Но обо всем этом она подумает позднее. А сейчас Мари-Лор снова смотрела на этих двух женщин.
— Так она не знает? — спросила актриса.
— Нет, нет еще. Жаль, что Жозеф ей не сказал, но он беспокоился, что, может быть, она придает слишком большое значение условностям и не сможет понять. Он думал, что лучше подождать ее приезда.
— Не знает чего? — Мари-Лор покраснела от собственного повелительного тона.
Маркиза рассмеялась:
— Ну, видимо, это не очень удачная выдумка. Весь Париж радостно смеялся над этой нелепой маркизой — толстым глупым синим чулком и чересчур богатой, — которая познакомила своего красавца мужа с соблазнительницей актрисой. Дайте людям повод посмеяться над вами, и они всему поверят.
— Хотя на самом деле Жозеф познакомил нас несколько лет назад. — Мадемуазель Бовуазен улыбнулась. — И поступил очень умно.
— И мой дядя безумно хотел, чтобы мы именно это и скрывали, — добавила маркиза. — Начались разговоры, предрассудки в наше время становятся все сильнее, и нам был нужен приличный скандал, чтобы избежать неприличного скандала, который мы можем вызвать в любую минуту.
Она стояла позади мадемуазель Бовуазен, ее широкие ладони лежали на шелковой обивке спинки стула, а украшенный кольцами указательный палец касался округлой ямочки на обнаженном изящном плече. От легкого привычного поглаживания маленького напряженного мускула взгляд мадемуазель Бовуазен становился мягче, ямочки на щеках — чуть глубже.
— Я люблю Жозефа как брата, — сказала она. — И Жанна тоже. Но, — и Мари-Лор поняла, как этот мягкий, теплый, прекрасный в своем совершенстве голос может словно на ангельских крыльях взлетать, достигая самых последних мест галерки в самом большом театре Парижа, — он не мой любовник.
— Спасибо вам, — прошептала Мари-Лор, обращаясь к обеим женщинам у ее постели.
Странно, но она чувствовала себя польщенной тем доверием, которое они оказали ей, хотя всего лишь час назад она отвергла такое предположение как нечто отвратительное. Жозеф был прав: в ней было еще сильно уважение к условностям и приличию. Но она доверяла своему инстинкту — ее внутренний компас говорил, что страстная, нежная и взаимная любовь не может быть отвратительной или грешной.
— Спасибо вам, — на этот раз более уверенно произнесла она эти слова. — Спасибо вам обеим за все. И особенно за доверие.
Глава 7
