Так весной 1862 года, примерно в то время, когда родился Роберт Эдгар, началось организованное наблюдение за муравьями. На карту были нанесены сам муравейник и его пригороды, скрупулезно отмечены все входы и выходы. Мэтти Кромптон нарисовала закрытые на ночь с помощью баррикад из прутиков городские ворота и спящих за ними сторожей. Были составлены карты троп муравьев-фуражиров, тщательно исследованы каморы инкубаторов с яйцами, личинками и коконами, составлявшими одновременно и население города, и его живое сокровище. Своего рода переписи подверглись гости и паразиты сообщества: крупное «стадо» тли в Вязовом стволе — муравьи-пастухи без устали гладили и ласкали тлю, тем самым побуждая выделять росинки сладкой пади, которые затем поспешно поглощали и относили в хранилище; множество бродячих гостей, чье присутствие тут поощряли или терпели: жук Amphotis , например, выпрашивал у возвращавшихся рабочих муравьев капли нектара и, в свою очередь, выделял некую чудесную манну, которую хозяева энергично соскабливали и слизывали с его надкрыльев и груди; или еще один жук, Dinaida , который тихонько отлеживался в туннеле и, когда хозяев не было поблизости, заглатывал пару яиц. Было составлено подробное описание уборки гнезда: караваны муравьев тащили на гигантскую мусорную кучу заплесневелые и несъедобные остатки пищи, тела умерших и умирающих собратьев. Многие внутренние процессы: как неустанно разрешается от бремени матка, как рабочие муравьи не переставая чистят ее и кормят, как они выносят из родильной каморы и пестуют яйца, как переносят яйца и личинки из более прохладного инкубатора в более теплый и наоборот — все это удобно было наблюдать в стеклянном муравейнике, и младшие девочки, когда была у них на то охота, просиживали часа два в классной и составляли хронику жизни инкубатора и царицы. Вильям установил наблюдение за двумя входами в муравейник и на протяжении долгого времени отмечал, какую пищу муравьи доставляют в гнездо, чтобы прокормить миллиарды иждивенцев; оказалось, что выбор и количество пищи меняются посезонно в зависимости от того, предназначена ли пища для построения кокона, или, позже, взрослого насекомого, или же для поддержания угасающей жизни сообщества ближе к холодам. Вильям и мисс Кромптон взялись составлять военную историю сообществ и обнаружили замечательные черты сходства между сражениями муравьев и военными предприятиями человека: они так же устраивали внезапные нашествия армии захватчиков на соседнюю державу. Случалось, осада завершалась победой, иногда же сражение выливалось в затяжную позиционную войну или заканчивалось стройным, одновременным отступлением. Мэтти Кромптон, сидя на травяной кочке, делала очень живые зарисовки дерущихся formicae , а Вильям лежал, растянувшись на земле, и пытался понять, кто нападает и кто отражает атаку.

— Никак не пойму, как можно жить, если у тебя талия с волосок, — сказала она. — Они на вид такие беззащитные, ножки у них как щетинки, усики хрупкие, правда, у них есть жала и страшные жвалы; словно закованный в доспехи рыцарь, они рубят и колют и так же закованы в броню. Как, по-вашему, может, поместить в книгу несколько рисунков-карикатур… посмотрите, одного муравья я нарисовала со стилетом, а вот еще один — в шлеме, с тяжелым гаечным ключом в лапе.

— По-моему, эти рисунки очень понравятся нашим читателям, — сказал Вильям. — Вы заметили, с какой сноровкой муравьи лишают друг друга усов, ног и разрубают пополам? Заметили, как часто, когда они идут в атаку на противника, за их ноги цепляются несколько помощников? Какое это дает преимущество? Не помеха ли это скорее?

— Позвольте взглянуть, — сказала Мэтти, опускаясь рядом на колени. — Так и есть. До чего же они интересны! Посмотрите, бедняжка вцепился в противника, а тот своими страшными жвалами, как тисками, сдавил ему голову. Им суждено погибнуть, как погибли Балин и Балан… [31].

На ней была коричневая юбка и полосатая блузка с закатанными по локоть рукавами. Ее лицо затеняла старенькая соломенная шляпа с мятой малиновой лентой; в этой одежде она выходила наблюдать за муравьями. К тому времени Вильям составил представление о ее гардеробе; он не был обширен: на лето — пара хлопчатобумажных юбок и воскресное платье из темно-синего поплина с набором белых крахмальных воротничков да несколько коричневых и серых блузок. Мэтти была худа и костлява; когда она рисовала, он невольно наблюдал за движением ее запястий и сухожилий на тыльной стороне смуглых рук. Ее движения были быстрыми и решительными. Штрих, черта, несколько мелких дуг и изгибов — и возникал хотя схематический, но точный рисунок муравьиных жвал, вгрызающихся в муравьиные ноги, муравьиного тела, скрюченного от боли или изогнувшегося, чтобы причинить боль. Рядом с этими точными рисунками были изображены крошечные антропоморфные муравьи-воины в шлемах, с мечами, круглыми щитами и трезубцами. Мэтти была поглощена работой. Вильям невольно начал различать ее запах, острый запах пота, который исходил от разогретого солнцем тела и смешивался с запахом лимонной вербены и слабым ароматом лаванды — должно быть, так пахнет ее мыло или травы, которыми переложены ее блузки. Он глубже втянул этот запах. У него было чрезвычайно развито охотничье чутье, не находившее сейчас применения. В джунглях он ощущал близость животных всеми органами чувств, которые, полагал он, у горожан недоразвиты: у него покалывало кожу, щекотало в носу, по телу пробегали мурашки, кружилась голова. На лондонских улицах он испытывал истинные муки: его чувства слишком остро реагировали на запахи жареного лука и нечистот, запах одежды бедняков и дамских духов. Он снова тайком вдохнул аромат мисс Кромптон, присущий ей, когда она находилась вне дома. А позже, в спальне, когда Евгения призвала его к себе, и он окунулся в запахи свежего белья, ее любовной влаги, жарких волос и судорожного дыхания, этот острый слабый запах на короткое время посетил его, словно дух внешнего мира; и, вдавливая Евгению в пышную перину, он на секунду с удивлением вспомнил оторванные усики и занятые рисованием запястья рук Мэтти Кромптон.