его для личного визита, и это единственное, что имело значение. Ему дается короткая передышка, и он обязательно воспользуется ею.

Вложив в голос все свое смирение, он ответил:

– Я польщен, мадам.

– Прекрасно. Значит, до четырех часов. – Никак не выдав, о чем будет речь, ничем не намекнув, будет это примирение или еще одна ссора, Грейс исчезла в глубине кареты, приказав кучеру трогать, и уехала.

Рочдейл остался стоять посреди Бонд-стрит, пораженный тем, что только что случилось. Возможно ли, что она все-таки хочет, чтобы он вернулся в ее жизнь? Можно ли хотя бы предположить, что она действительно готова простить его? Он отбросил все менее приятные причины для приглашения и позволил надежде расцвести пышным цветом. Главное, что ему был дан еще один шанс, и, Бог свидетель, на этот раз он не оплошает. Он проглотит все остатки глупой гордости, которые так долго заставляли его осторожничать. Он положит свое несчастное сердце и запятнанную жизнь к ее ногам и будет умолять ее о любви.

– Так и будешь весь день стоять посреди улицы, ты, тупоголовый баран, или все-таки сдвинешь свою чертову задницу?

За гневным криком последовал хохот прохожих. Рочдейл заставил себя спуститься с небес и обнаружил, что на него надвигается тяжело груженная телега. Он быстро отошел на тротуар, махнув в знак извинения кучеру.

– Чертов дурак, – пробормотал тот, проезжая мимо.

Его оценка была последней каплей. Рочдейл слишком долго был чертовым дураком. Полным гордости, циничных подозрений и трусости, да. Грейс была права на этот счет. Считая, что все женщины так же плохи, как те, которых он встретил в начале своей жизни, Рочдейл боялся доверять. Боялся снова испытать боль или разочарование. Он стал холодным, бессердечным искателем удовольствий, не позволяющим любви пробраться в его сердце или в его жизнь.

До Грейс. Отложив в сторону все свои доспехи, он был готов обнажить перед ней свою душу. Если Грейс бросит ее на землю и втопчет в грязь, что ж, так тому и быть. По крайней мере он должен попытаться. Это, может быть, его единственный шанс на настоящее счастье. Такое, как у его друга Кэйзенова с Марианной. Впервые в жизни Рочдейл был готов рискнуть болью и унижением в слабой надежде, что Грейс захочет стать частью его жизни. Потому что без нее его жизнь навсегда останется пустой.

Вместо того чтобы пойти боксировать в «Джентльмен Джексон», Рочдейл развернулся и пошел в противоположном направлении, туда, где находился самый дорогой ювелирный магазин.

Остаток дня Рочдейл провел в подготовке к своему визиту на Портленд-плейс. Он побрился и ополоснул лицо лавровишневой водой. Он тщательно оделся в бутылочно-зеленый сюртук, жилет с золотыми полосками и стоячим воротником, облегающие панталоны и отполированные до блеска высокие гессенские сапоги с кожаными кисточками. И подготовил дюжину разных речей.

Переполненный смесью возбуждения и тревоги, он прибыл к дверям Грейс ровно к четырем часам. Лакей взял его шляпу, перчатки и трость, и Стерлинг, дворецкий с каменным лицом, провел гостя наверх, в гостиную. Дворецкий открыл двойные двери, и Рочдейл увидел Грейс, встающую с кресла. Она была одета просто, но со своей обычной элегантностью в платье из цветного муслина с длинными рукавами, собранными на запястьях. Низкий вырез декольте был оставлен открытым, ни сорочка, ни косынка не скрывали ее грудь. Сердце Рочдейла подпрыгнуло. Грейс улыбалась! Он не мог больше подавлять надежду, которая расцветала в его груди. Рочдейл готов был ворваться к ней, но педантичный дворецкий не позволил пройти.

– Лорд Рочдейл, – объявил он, как будто бы она сама не видела, кто это. Только когда Грейс слегка кивнула, упрямец отошел в сторону и позволил Рочдейлу войти в комнату.

– Спасибо, Стерлинг, – сказала Грейс, проходя мимо Рочдейла к двери. – Это все.

Рочдейл как загипнотизированный смотрел, как она закрывает дверь, запирает ее и вынимает ключ.

– Вот, – сказала она. – Теперь нам никто не помешает.

Со странным ощущением потери равновесия Рочдейл протянул ей принесенный цветок. Одну безупречную красную розу, ее покрытый шипами стебель был обернут белой лентой и кружевом.

– Для вас, моя драгоценная любовь.

Ее улыбка стала еще шире, Грейс взяла у него цветок и поднесла к носу. Потом закрыла глаза и вдохнула пьянящий аромат розы. Когда Грейс открыла глаза, Рочдейл увидел то, чего никак не ожидал увидеть снова: искрящийся, блестящий взгляд чистого счастья.

– О.Джон!

Без предупреждения она бросилась к нему, обвила руками его шею и стала покрывать поцелуями лицо. Он весело рассмеялся и заключил ее в крепкие объятия.

– Грейс, любовь моя, что это? – Она продолжала целовать его щеки, и нос, и глаза, и висок, и ухо. – Смею ли я надеяться, что эти нежности означают прощение?

Поцелуи прекратились, и она посмотрела ему прямо в глаза:

– Нет, я не прощаю вас. Это было самое неджентльменское пари. Но я действительно люблю вас. Безумно. Всей душой. Глубоко. Я умираю от любви к вам.

Эти слова моментально лишили его дыхания, и он сжал ее в своих объятиях, зарывшись носом в золотые волосы. Его сердце парило. Он не заслужил этого счастья, но был полон решимости схватить его и никогда не отпускать. Рочдейл знал, чего, должно быть, стоило гордой, благородной Грейс так открыто признаться в своей любви, не зная, взаимна ли она. Он прошептал ей на ухо:

– И я люблю вас, Грейс, больше жизни.

Она посмотрела на него блестящими от сдерживаемых эмоций глазами:

– Больше, чем Серенити.

– Вы знаете об этом?

–  Вы отказались от нее ради меня.

– Да.

– Потому что любите меня?

– Да. И потому что причинил вам много вреда. Я не мог пойти к Шину и сказать ему, что соблазнил вас. Дать ему возможность представлять вас обнаженной в моих объятиях казалось недопустимым.

Странное выражение промелькнуло в ее глазах и исчезло, когда она снова улыбнулась.

– Мне жаль Серенити. Я знаю, что она значила для вас.

– Грейс, вы значите для меня больше, чем любая лошадь. Больше, чем любой человек.

– Я наговорила вам ужасные оскорбления.

– Не ужаснее, чем я заслужил. И ничего, что не было бы правдой.

– Я обвинила вас в том, что вы не заботитесь ни о ком, кроме себя. Но это неправда, и я всегда знала, что это неправда.

– Я забочусь о вас.

–  Я знаю. Вы настолько заботитесь обо мне, что заставили меня брать от жизни больше. Настолько, что помогли мне понять, как важно найти саму себя. Настолько, что показали мне, как получать чувственное удовольствие, не считая себя безнравственной. Я не хочу, чтобы это пари разделило нас, Джон. Мне ненавистна мысль, что вы пошли на это, но я готова забыть о вашем поступке. Я хочу, чтобы вы были в моей жизни. И в моей постели.

– Ах, Грейс. – Он поцеловал ее, очень нежно, так, чтобы высказать всю свою любовь.

Через минуту поцелуй стал безудержным, пьянящим и страстным. Его руки блуждали по ее бедрам и вверх по затянутой корсетом талии, чтобы накрыть ладонями туго стянутые груди. Он медленно двигал Грейс в сторону дивана. Когда они оказались рядом с диваном, Рочдейл воспользовался этим и усадил Грейс, повернув так, что она оказалась под ним.

– Я хочу тебя, Грейс. Прямо сейчас. Прямо здесь.

– Да. – Она тяжело дышала, каждый вдох заставлял ее грудь натягивать край корсажа.

– Насколько я помню, ты заперла дверь.

Она улыбнулась.

– Я приготовилась. Просто на всякий случай. И вижу, что ты тоже приготовился. – Она положила руку на выпирающий бугор, натягивающий его панталоны.

– Господи, детка. Ты ставишь меня в неловкое положение, как школьника.

– Возьми меня, Джон. Сейчас. Пожалуйста.

–  С удовольствием, мадам.

Она помогла ему стянуть сюртук и жилет, которые полетели через комнату; потом занялась его галстуком и расстегнула рубашку. Ее руки скользили по его обнаженной груди, а он в это время стягивал рукав с ее плеча, открывая грудь. Ему удалось частично высвободить ее из жесткого китового уса корсета, и он целовал каждый освобожденный дюйм ее кожи.

Его язык нашел ложбинку между ее грудей, потом он поднял ее юбки и стал гладить ногу. Затем рука поднялась по шелку чулка, над подвязкой, к обнаженной коже ее бедра. Грейс вскрикнула, и он принял ее крик в свой рот, надеясь, что слуги не сбегутся ей на помощь, думая, что ее убивают.

Она изогнулась под ним и сказала:

– Я хочу чувствовать тебя во мне, Джон: Пожалуйста!

Он собрал ее юбку на талии и расстегнул панталоны. Несколько быстрых движений с кальсонами, и его плоть вырвалась на свободу. Грейс помогла ему стянуть панталоны. Он подсунул руки под нее и поднял, чтобы глубже погрузиться внутрь. Она обняла его ногами и изо всех сил приподнималась к нему с каждым толчком, отвечая движением на каждое его движение. Ее дыхание превратилось в короткие судорожные вдохи, она снова и снова шептала его имя, пока не скорчилась под ним в конвульсии.

Ее освобождение довело его почти до грани, и он со стоном стал выходить. Но она крепко обняла его и сказала:

– Пожалуйста, останься. Не покидай меня на этот раз. Я люблю тебя, Джон. Я люблю тебя.

В любом случае было уже слишком поздно, потому что он не мог больше сдерживаться, освобождение настигло его в ее глубине.

Он рухнул и постарался успокоить дыхание. Он редко позволял себе такую беспечность. Рочдейл не желал попасть в ловушку, случайно дав жизнь ребенку, которого не хотел, и заботился о том, чтобы такого никогда не случилось.

Странно, но когда он, тяжело дыша, лежал на Грейс, то совсем не чувствовал себя в ловушке. Он чувствовал себя… свободным.

Через мгновение, испугавшись,