Но и двенадцать ярдов все равно, что миля. Перепрыгнуть мы не сможем, а перейти вброд или переплыть не смеем.

— А веревку кто–нибудь умеет бросать?

— Что нам это даст? Лодка, конечно, привязана, даже если мы сумеем забросить на нее крюк, в чем я сомневаюсь.

— Не думаю, что она привязана, — ответил Бильбо, — хотя, конечно, при таком освещении не могу быть уверен; но мне кажется, что ее просто вытащили на берег; а берег в том месте, где продолжается тропа, совсем низкий.

— Самый сильный у нас Дорн, но Фили моложе и у него лучше зрение, — сказал Торин. — Иди сюда, Фили. Видишь ли ты лодку, о которой говорит мистер Бэггинс?

Фили показалось, что он видит; он долго всматривался, определяя направление; тем временем принесли веревку. У них собой было несколько веревок, и к концу самой длинной прикрепили железные крюки, которыми прикрепляли мешки к ремням на плечах. Фили взял веревку с крюками в руки, примерился и бросил через ручей.

Крюк с всплеском упал в воду. — Недолет! — сказал Бильбо, который смотрел вперед. — Еще пара футов, и попал бы в лодку. Попробуй снова. Не думаю, чтобы волшебство могло тебе повредить, если ты просто коснешься мокрой веревки.

Веревку вытащили, и Фили недоверчиво взял ее в руки. На этот раз он бросил сильнее.

— Спокойней! — сказал Бильбо. — На этот раз ты перебросил через лодку. Тяни назад осторожно. — Фили медленно потащил веревку, и немного погодя Бильбо предупредил: — Осторожней! Веревка в лодке; пусть зацепится крюк.

Крюк зацепился. Веревка напряглась, и Фили напрасно ее дергал. К нему на помощь пришел Кили, а затем Ойн и Глойн. Они тянули, тянули и вдруг упали на спины. Но Бильбо, который внимательно наблюдал за лодкой, успел перехватить веревку и палкой задержал маленькую черную лодку, которую понесло течением. — Помогите! — крикнул он; Балин оказался рядом и схватил лодку, прежде чем ее унесло течением.

— Все–таки она была привязана, — сказал он, глядя на лопнувший фалинь, который свисал из лодки. — Неплохой рывок, парни; и хорошо, что наша веревка оказалась прочнее.

— Кто переправится первым? — спросил Бильбо.

— Я, — ответил Торин, — и вы со мной, и еще Фили и Балин. Больше лодка за один раз не поднимет. Потом Кили, Ойн, Глойн и Дорн; следующие Ори, Нори, Бифур и Бофур; и последними Двалин и Бомбур.

— Я всегда последний, и мне это не нравится, — сказал Бомбур. — Сегодня очередь кого–нибудь другого.

— Не нужно быть таким толстым. Тебе придется переправляться последним, когда лодка полегчает. Не ворчи и исполняй приказ, иначе плохо тебе будет.

— Но здесь нет весел, — сказал хоббит. — Как мы переправ им с на тот берег?

— Дайте мне еще одну веревку с крюком, — сказал Фили, и когда веревку приготовили, он бросил ее вперед в темноту как можно выше. Веревка не упала — должно быть, застряла в ветвях. — Садитесь, — приказал Фили. — Один из вас будет тянуть за веревку. Она с той стороны зацепилась за ствол. Другой пусть держит первую веревку. Когда мы переправимся, вы сможете подтянуть лодку назад.

Вскоре все оказались на противоположном берегу, благополучно переправившись через колдовской ручей. Двалин уже выбрался из лодки со свернутой веревкой в рука, а Бомбур, все еще ворчавший, собирался последовать его примеру, как произошло нечто ужасное. Впереди на тропе послышался топот копыт. Их полумглы показался бегущий олень. Он наткнулся на гномов и опрокинул их, а потом собрался для прыжка. Прыгнул высоко и одним могучим прыжком преодолел ручей. Но другого берега ему все же не удалось достичь благополучно. Торин единственный удержался на ногах и сохранил способность действовать. Высадившись, он сразу на всякий случай приготовил лук и наложил на тетиву стрелу: вдруг появится скрывающийся хозяин лодки. И вот он быстро и уверенно выстрелил в прыгнувшего оленя. Ступив на противоположный берег, олень пошатнулся. Тень поглотила его, но слышно было как вначале прозвучали звуки копыт, но сразу стихли.

Но не успели все поздравить стрелка с отличным выстрелом, как жалобный крик Бильбо заставил их забыть о добыче. — Бомбур выпал! Бомбур тонет! — кричал Бильбо. И правда. Когда олень столкнулся с ним и перепрыгнул, Бомбур уже поставил но на сушу. Он пошатнулся, оттолкнул лодку и сам упал в темную воду, хватаясь за корни. Лодка медленно поплыла по течению и исчезла.

Когда гномы подбежали к ручью, капюшон Бомбура еще виднелся над водой. Ему бросили веревку с крюком. Он ухватился за нее, и его вытащили на берег. Бомбур, конечно, промок с ног до головы, но это было не самое плохое. Когда его уложили на берег, он уже спал, одной рукой так крепко стискивая веревку, что ее не удалось высвободить; и что они ни делали, Бомбур не просыпался.

Они все еще стояли над ним, проклиная свою невезучесть и неуклюжесть Бомбура, оплакивая потерю лодки, что делало невозможным возвращение за убитым оленем, когда услышали отдаленный звук рогов в лесу и собачий лай. Все сидели молча; им показалось, что они слышат звуки большой охоты к северу от тропы, хотя ничего не было видно.

Путники долго просидели не шевелясь. Бомбур спал с улыбкой на толстом лице, как будто его больше не беспокоили никакие опасности и беды. Неожиданно впереди на тропе появилась лань. Если олень был совершенно черный, то у лани задние ноги и хвост ослепительно белые. Они мерцали в темноте. Прежде чем Торин успел крикнуть, три гнома вскочили и выстрелили. Казалось, ни один не попал. Лань повернулась и исчезла меж деревьев так же бесшумно, как появилась, и гномы тщетно стреляли ей вслед.

— Перестаньте! Перестаньте! — кричал Торин. Но было уже поздно: пришедшие в возбуждение гномы истратили свои последние стрелы, и теперь луки, данные Беорном, оказались бесполезны.

Вечером все были мрачны, и в последующие дни уныние путников все усиливалось. Через волшебный ручей они переправились; но тропа тянулась, как и раньше, и в лесу не видно было никаких перемен. Но если бы они больше знали об этом лесе и поняли значение охоты и белой лани, то поняли бы и то, что приблизились к восточному краю и, если сохранят храбрость и решимость, скоро придут в район, где деревья растут реже и сквозь листву пробивается солнце.

Но они этого не знали, к тому же их отягощал грузный Бомбур, которого приходилось нести на руках; несли его по очереди, а четверо других в это время брали мешки носильщиков. Если бы мешки за последние несколько дней совсем не полегчали, наверно, путники не справились бы; но спящий с улыбкой Бомбур — плохая замена мешков, даже туго набитых продуктами. Через несколько дней у них совсем нечего будет есть и пить. Ничего пригодного для еды в лесу не росло, только грибы и травы с бледными листьями и неприятным запахом.

Через четыре дня после встречи с заколдованным ручьем начался буковый лес. Вначале путники обрадовались перемене, потому что здесь подлеска не было, а тень стала не такой густой. Вокруг разливался зеленоватый свет, и местами можно было видеть на некоторое расстояние по обе стороны от тропы. Но при свете видны были только бесконечные ряды стройных серых стволов, похожих на колонны какого–то огромного зала. В воздухе появилась свежесть, ветер доносил шум, но звучал он печально. Упало несколько листьев, напоминая, что снаружи приближается осень. Шаги путников шуршали по опавшей листве бесчисленных других осеней; листва попадала на тропу с красного ковра леса.

Бомбур не просыпался, и все очень устали. Временами слышался какой–то беспокоящий смех. Где–то далеко пели. Смех не был отвратительным хохотом гоблинов, и пение звучало прекрасно, но оставалось причудливым и пугающим, поэтому путники не успокаивались, они старались как можно быстрее уйти из этой части леса, пока у них еще есть силы.

Два дня спустя тропа повела вниз, и вскоре они вступили в лес из могучих дубов.

— Неужели нет конца этому проклятому лесу? — спросил Торин. — Кому–то нужно залезть за дерево и осмотреться. Может, удастся просунуть голову над листвой. Нужно выбрать самое высокое дерево, нависающее над тропой.

Конечно, «кто–то» означало Бильбо. Его выбрали потому, что он должен был высунуть голову из листвы, а для этого подняться на самые высокие и тонкие ветви. Бильбо оказался самым легким из путников. Бедный мистер Бэггинс не часто лазил на деревья, но его подсадили на нижнюю ветку огромного дуба, который рос рядом с тропой, и он постарался, как мог. Он продирался сквозь ветки, они хлопали его,