мрачных лесных великанов; они были самыми высокими в Белерианде. Густые кроны высоко вверху образовали сплошной свод, совсем не пропускавший солнечного света. Здесь в вечном сумраке жил Эол по прозвищу Темный Эльф. Был он родичем Тингола и когда-то жил в Дориате, но там ему было не по себе — слишком много света; как только Пояс Мелиан охватил лес Региона, он ушел оттуда в Нан Эльмут. Любил Эол ночь и еще звездные сумерки, а Нолдоров не любил вовсе, считая их повинными в возвращении Моргота и нарушении покоя Белерианда. Зато к гномам благоволил как никто в Среднеземье. Это от него узнавали гномы о событиях в землях Эльдаров.

Два торговых тракта синегорских гномов пересекали Восточный Белерианд. Один из них вел через броды Ароса и проходил по самой окраине Нан Эльмута. Здесь и встречался с Наугримами Эол, здесь вели они неспешные беседы. Со временем дружба их возросла и окрепла до того, что Темный Эльф стал навещать друзей и гостил то в Ногроде, то в Белегосте. Было чему поучиться у синегорских мастеров. Скоро Эол достиг редких высот в работе с железом и однажды изобрел новый металл, тверже стали, которую варили гномы, но удивительно ковкий и гибкий. Даже самые тонкие пластины из этого металла прекрасно защищали от меча, стрелы и копья. Эол назвал сплав гэлворн, ибо был он черен и обладал глубоким агатовым блеском. Теперь Эол не покидал жилища, не облачившись в доспех, сработанный им самим из гэлворна.

Работа у наковальни ссутулила плечи Эола, но все же это был высокий, стройный эльф из благородных Тэлери; только черты лица посуровели за долгие годы одинокой жизни, зато глаза легко проницали лесной сумрак и ночную мглу. Поэтому он еще издали увидел Аредель Ар-Фейниэль, блуждавшую среди лесных исполинов подобно белому блику в вечном полумраке. Прекрасной показалась Аредель Эолу, он возжелал ее и чарами закрыл дорогу назад, подводя ее все ближе и ближе к своему дому в самом сердце леса. Там, в просторной темной кузнице, бесшумно сновали скрытные, молчаливые, под стать хозяину, слуги.

Скоро, усталая от долгих блужданий в этом странном лесу, Аредель подошла к жилищу Эола. Хозяин вышел навстречу, учтиво приветствовал ее и ввел в дом. Там она и осталась, ибо стала женой Эола. Шли годы, но никто из ее народа не слышал о ней больше.

Нельзя утверждать, что Аредель вышла замуж против воли или что ей не нравилась жизнь в Нан Эльмуте. Хотя Эол не позволял ей выходить на солнце, но под звездами в ночи уходили они вдвоем далеко от дома, и одна она могла бродить где угодно. Только о сыновьях Феанора и вообще о Нолдорах запретил ей и думать Эол.

Прошло время, и Аредель родила сына, назвав его про себя Ломион, что на запретном языке Нолдоров означало Дитя Сумерек. А вот отец до двенадцати лет не называл его никак, а после дал имя Маэглин, Острый Взор, ибо понял, что сын превзойдет его и зоркостью взгляда, и умением различать скрытое в сердцах под покровом слов.

Маэглин рос. Обликом он все более походил на своих родичей Нолдоров, а вот характером и умом пошел явно в отца. Был он немногословен, говорил только о важном, и тогда в голосе его звучала сила, способная повести за собой и преодолеть немалые преграды. Высокий, черноволосый, с темными яркими глазами, отличавшими Нолдоров, был он удивительно белокож, может, оттого, что рос в постоянном сумраке… Часто он сопровождал отца в путешествиях на восток, за Эред Линдон, и там усердно учился всему, чему соглашались учить гномы, а особенно — отыскивать в горах залежи металлов.

Говорят, однако, что мать любил Маэглин больше, чем отца, и, если Эола не было дома, часами просиживал подле нее, с жадностью впитывая рассказы о своих родичах, об их деяниях в Эльдамаре, о могуществе и доблести князей Дома Финголфина. Рассказы эти глубоко западали ему в сердце, но наипаче со вниманием слушал он о Тургоне, Владыке Гондолина, не имевшем наследников. Жена Тургона Эленвэ пропала в Ледовом Походе, и кроме дочери, Идриль Келебриндель, не было у правителя никого.

Эти рассказы побудили у самой Аредель желание повидаться с близкими; теперь она не понимала, как могла устать от светлого Гондолина, от искрящихся на солнце фонтанов, от зеленого ковра Тумладена, обласканного весенними ветрами под высоким ясным небом. Она теперь часто оставалась одна в вечном сумраке — у сына с мужем были свои дела. Но именно с ее рассказов начались у Маэглина с Эолом первые размолвки…

Мать ни за что не хотела открыть сыну заповедного пути в Гондолин, хотя он часто спрашивал ее об этом. Впрочем, Маэглин не огорчался. Он был уверен, что со временем сумеет выведать у нее и этот секрет, а нет — так прочтет в неосторожных мыслях. А пока решил он во что бы то ни стало повидаться с Нолдорами, поговорить с сыновьями Феанора, которые и жили-то по соседству. Однажды сказал он о своем желании отцу. Не сдерживая гнева, ответил Эол сыну.

— Ты из Дома Эола, Маэглин, а не из каких-нибудь Голодримов. Край этот исстари принадлежит Тэлери, и я не стану иметь дела с убийцами наших родичей, с захватчиками, пришедшими сюда незваными. Того же требую и от тебя. Будь покорен моей воле, а не то придется заковать тебя и держать взаперти.

С отчужденным видом выслушал Маэглин отца, промолчал и с тех пор не сопровождал его больше, а отец перестал доверять сыну.

Однажды в середине лета гномы по обычаю пригласили Эола в Ногрод на пир. На некоторое время Маэглин и Аредель вольны были распоряжаться собой по своему усмотрению. Все чаще направляли они коней к опушке леса, где уже пробивался меж ветвей солнечный свет. Постепенно росло и крепло в сердце Маэглина желание проститься навсегда с сумеречным Нан Эльмутом. И вот однажды обратился сын к матери с такими словами:

— Госпожа моя, матушка! Не уйти ли нам, пока еще есть время? На что надеяться и чего ждать нам здесь, в лесу? Чему еще я могу научиться от отца моего или от Наугримов? И почему бы не вернуться нам в Гондолин? Ты будешь проводником, а я буду охранять тебя в пути.

С радостью и гордостью посмотрела Аредель на сына. Сказав слугам в доме, что отправляются в гости к сыновьям Феанора, они повернули коней к северным границам Нан Эльмута. Быстро миновав неширокий Келон, они пересек ли Химлад и через броды Ароса двинулись вдоль границ Дориата.

Но случилось так, что на этот раз Эол вернулся домой раньше обыкновенного. Узнав о том, что жены с сыном уже два дня нет дома, он впал в такой гнев, что помчался за ними, невзирая на дневной свет, однако уже в Химладе поумерил свой пыл и дальше двигался осторожно. Перед ним лежали владения Келегорма и Карафина, могучих правителей, не испытывавших к Эолу никаких теплых чувств. К тому же все прекрасно знали вспыльчивый нрав Карафина.

Карафину уже успели доложить о миновавших броды Ароса Аредель и Маэглине. Правитель решил сам посмотреть, что это происходит на границах его владений, и через перевал Аглон спустился к Бродам. Вскоре дозорные доставили к нему схваченного еще в Химладе Эола.

— Что бы это делать Темному Эльфу в моих краях? — полюбопытствовал Карафин. — Видно, немалая забота погнала такого солнцененавистника в путь среди бела дня.

С трудом сдержал Эол горькие слова, рвавшиеся из сердца, и ответил осторожно:

— Ведомо мне, Правитель Карафин, что к тебе в гости отправилась моя жена, Светлая Госпожа Нолдоров, и сын мои, Маэглин. Я недавно вернулся домой и счел подобающим присоединиться к ним.

— Да уж, — расхохотался Карафин, — будь ты с ними, их бы встретили здесь куда прохладней! Да только не сюда они так спешили. Видишь ли, и двух дней не прошло, как твои домочадцы пересекли Арос и направились дальше на запад. Сдается, ты вознамерился обмануть меня, если только сам не стал жертвой обмана!

Ответил удрученный Эол:

— Раз их нет, позволь мне удалиться. Правитель, и самому разобраться в своих домашних делах.

— Изволь, — недобро ухмыльнулся Карафин. — И чем скорее ты покинешь пределы моих владений, тем больше удовольствия мне доставишь.

Не сдержался Эол, и, садясь на коня, горько произнес

— Сколь приятно, Правитель Карафин, обратиться в нужде к столь великодушному родичу. Я постараюсь не забыть о достойной встрече, оказанной мне здесь.

Мрачен был взгляд Карафина, которым смерил он Темного Эльфа.

— Напрасно кичишься ты передо мной происхождением своей жены. Те, кто крадут дочерей Нолдоров, а потом без даров и благословения женятся на них, не обретают родства с их Домами. Я