девушку лет двадцати, длинноногую брюнетку или блондинку из Омска, более простую, податливую, управляемую. Но Оливер не искал лёгких путей. Он очень правильный, принципиальный человек. Он мне понравился своими панковскими убеждениями и тем, что он живой, настоящий, а не какой-нибудь английский буржуа с золотой ложкой во рту. У меня самого была нонконформистская молодость, когда я носил странные стрижки, значки с изображением Цоя и тёрся на пятаке у Казанского собора в Питере. Оливер поездил по миру, жил в каких-то мотелях, был во Вьетнаме, Узбекистане, Азербайджане, Афганистане. Когда я поехал в Марокко, он мне порекомендовал, куда там пойти. Кажется, он был везде! И выбирает не Мальдивы с Гавайями, а места совсем не безопасные. Увлекается раскопками, выкапывает каких-то сфинксов в Крыму. Очень интересная личность. Я очень счастлив и благодарен Господу Богу за то, что он сводит меня с хорошими людьми.
Оливер Хьюз, президент банка «Тинькофф Кредитные Системы»:
То, что Олег подошёл к этому проекту как к обычному нефинансовому бизнесу, – очень правильно. Банк или не банк – какая разница? Банк очень похож на любой другой бизнес. Глобальные универсальные принципы создания бизнеса одни и те же: здравый смысл, стратегия, тактические моменты, построение организации, подбор людей, исполнение.
Изначальная концепция была привлечь деньги с долговых рынков и завести их в портфель. Вполне обычная задача. Но для нас это стало ахиллесовой пятой, так как долговые рынки умерли. Это было мировой проблемой. Но даже с учётом этого наш очень маленький стартап привлёк больше 200 миллионов долларов во время самого глубокого кризиса со времён Великой депрессии. Огромные акулы и маленькие рыбы грохнулись в период кризиса, а мы живы. Мы абсолютно уникальный проект. Есть похожие в банки в мире, но специфика стран, законодательные требования, качества потребителей, развитость банковского сектора – очень сильно влияют. Проекты могут быть в чём-то похожи, но все-таки они разные. По подходу и по технологии мы, в моём представлении, похожи на Capital One на раннем этапе.
С Оливером мы работаем до сих пор, вместе растём. Была пара тяжёлых моментов за два года. Но, в общем, всё достаточно ровно, я им доволен, думаю, и он тоже доволен нашим сотрудничеством. Оливер – мой партнёр, как и ряд топ-менеджеров нашего банка. Одно из условий роста компании заключается в том, что топ-менеджмент – это партнёры, заинтересованные в росте капитализации, прибыли. Первые десять человек – все акционеры компании, это делает нашу модель более устойчивой, это наша сильная сторона.
Подобную структуру нам помог разработать отдел Human Resources компании Ernst&Young, в частности, Тим Карти, очень профессиональный кадровик, рекомендую. Мы очень довольны сотрудничеством.
Ребята, мотивируйте своих сотрудников. Русские бизнесмены, предприниматели, управленцы – одни из самых талантливых. Я пожил в Америке, в Италии, но более талантливых, чем русские, не встретил. Проблема в том, что наши люди неправильно мотивированы, неправильно распределяются полномочия и неверно расставляются приоритеты. Если русского человека правильно мотивировать, ему цены не будет. Вы можете посмотреть на многие успешные компании – «Яндекс», «Лабораторию Касперского», «1С», «Магнит» и другие. Как правило, их успех базируется на том, что менеджмент и сотрудники правильно мотивированы. Много денег – это ещё не достаточная мотивация. Я знаю полугосударственные компании из нефтяной отрасли, где у топ-менеджера зарплата 50 тысяч долларов в месяц, но люди срать хотели и на эту компанию, и на эту работу. Деньги – это ещё не все. Нужна комплексная мотивация. Я уже говорил про корпоративные поездки. Не нужно считать социалистическим пережитком грамоты, вывешивание фотографий лучших работников и так далее. Никто не отменял моральную, человеческую оценку труда. Мы все тщеславны и любим, когда нас глядят по шерсти, а не против.
15 мая 2007 года произошёл полный запуск всех систем банка. Технологически мы были готовы к захвату рынка кредитных карт. В мае же мы в качестве теста разослали 75 тысяч приглашений клиентам, в основном живущим в Волгограде. Первый отклик от этой рассылки составил 1,5 тысячи заявок на карты, часть из которых мы одобрили, а летом начали массовые рассылки – примерно по 200 тысяч писем в месяц.
Параллельно с поиском менеджмента я искал инвесторов, понимая, что один банковский бизнес не подниму. Построить и вложить в него первоначально 50-60 миллионов – это было возможно. Но бизнес нужно фондировать, привлекать деньги с рынка, чтобы потом сдавать их посредством кредитных карточек. Для этого нужны крупные партнёры. Я переговорил со всеми на рынке: Citibank, Morgan Stanley, JP Morgan, но никого лучше ребят из Goldman Sachs я не увидел.
Их управляющий директор (сейчас – по всей Европе и Азии) Джулиан Солсбери как-то сразу в меня поверил. Впервые мы с ним повстречались в феврале 2007 года, а уже в апреле подписали Term Sheet – предварительные условия сделки. Потом они делали юридическую экспертизу, и в сентябре, когда ипотечный кризис в США уже начался, мы сделку закрыли.
Goldman Sachs сделал предложение о покупке доли в банке, не выпустившем ни одной карточки, то есть, по сути, не существовавшем. Они инвестировали в технологию, в команду, в нашу веру. И наш банк – единственный в России с участием Goldman Sachs. А это крупнейший и успешнейший инвестиционный банк мира. Джулиан сказал: «Мы давно на российском рынке, я смотрю каждый день пять-шесть проектов, не только в финансовом секторе, и впервые я увидел проект, где, помимо бизнес-плана, прописано feasibility study
1 сентября 2007 года я закончил свой отдых в Форте-дей-Марми, сел в самолёт и прилетел в Лондон. В офисе мы мельком встретились с Джулианом Солсбери, он был очень занят, в основном сделку вёл Ион Дагтоглу. Мы с ним сидели в переговорной, смотрели в окно, и он сказал: «Кризис начался». В России, когда говорят про кризис, почему-то считают точкой отсчёта сентябрь 2008 года. Хотя для меня совершенно очевидно такой точкой является лето 2007 года.
Ион говорил: «В Америке – кошмар, дефолты по ценным бумагам. Рынки падают. Мы не можем купить долю по этой цене, мы должны снижать цену». Я был взбешён, мы с ним сильно поругались, хотя ярость – не помощник в переговорах. Потом пришёл Джулиан. Со мной ещё был Валентин Морозов, наш финансовый директор, через полгода перебежавший в «Сбербанк» (именно перебежавший, другого слова у меня нет). Валентин пытался перевести переговоры в рациональное русло, а я неистовствовал: надо же, столько времени потерять!
Я прыгнул в кэб и поехал на другую сторону Темзы, в отель Baglioni, где у меня был обед с Николасом Джорданом, тогдашним управляющим директором Lehman Brothers по России. Николас – брат нашего знаменитого Бориса Йордана, который в 1995 году организовал «Ренессанс Капитал», а теперь руководит группой «Спутник».
Мы пообедали с Ником, и он сказал: «Слушай, тебе сделали хорошее предложение, но я думаю, что мы тебе дадим чуть больше и совершим эту сделку. Но закрыть сможем только под Новый год. Если хочешь двигаться быстрее, ты должен согласиться на их сделку». Спасибо Николасу за честный совет, это было очень профессионально!
Через два часа я вернулся в офис Goldman Sachs и сказал Иону: «Давай мы проведём сделку по цене, которую ты предлагаешь, но разобьём её на две части. 10 процентов ты покупаешь сейчас, а пять процентов – в июне. Если все показатели будут соответствовать бизнес-плану, вы выкупаете остаток, а цена компенсирует мой сегодняшний дискаунт».
И он согласился.
Уважаемые дамы и господа, товарищи бизнесмены! Помните, что не бывает тупиковых ситуаций, всегда можно найти выход. Нужно предложить что-то оригинальное, и, как правило, вы получите согласие. Конечно, не последнюю роль сыграла моя встреча с Lehman Brothers – вы же понимаете, я позаботился о том, чтобы произошла утечка этой информации. Но я тоже пошёл на компромисс.
Мы подписали сделку прямо в офисе Goldman Sachs на Флит-стрит, дом 133, спустились в бар, и
