Во время самодеятельного спектакля Сизов, раздав в зале подшефной средней школы с десяток томиков Гоголя, не глядя в текст, читал на память любую страницу, которую ему называли. Преподавательница литературы восторженно аплодировала Сизову, а начальник заставы посмеивался в усы, полагая, что тут не обошлось без радиопередачи из другой комнаты. Назавтра он вызвал к себе Сизова, чтобы особо поблагодарить за удачное выступление. К его удивлению, Сизов заявил, что никаких технических приспособлений не было и что он все сам помнит.
С этого дня в жизни Сизова наступила резкая перемена. Ему поручили надзор за безопасностью целого ряда особо важных пунктов. Со скучающим видом он стоял у выхода с перрона, и толпа приезжих текла мимо него нескончаемым потоком. Оперативная группа ограничивалась проверкой документов только у тех из приезжих, на кого незаметно указывал Сизов. Он безошибочно узнавал людей с нездоровым любопытством ко всякого рода объектам военного значения.
Нет ничего удивительного, что с самого начала работы с архивными материалами Сизов указал на целый ряд моментов, связывавших два или три, казалось бы, различных дела в одно. К описываемому нами времени он окончил юридический факультет, но к самостоятельной следовательской работе, так и не приступил: новое начальство нашло, что Сизов придает архивному отделу небывало действенный характер. День за днем, он лросматривал пыльные папки с делами, и каждая строчка, каждый документ запечатлевались в его необъятной памяти навсегда. Таков был человек, который на следующее утро принялся за просмотр уже известных нам фотографий.
– Мы, конечно, не ждем от вас помощи, - прямо сказал руководитель группы, - но так уж повелось, что без вашего веского слова и начинать непривычно.
– Не ждете помощи? - улыбнулся Сизов. - Почему? Не знаю, Откуда у вас эта фотография, но лицо на ней мне знакомо. Дело, правда, очень старое, архивное дело в полном смысле этого слова, я его просматривал пять лет назад.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет. Это старое дело… Больше того, фотография прямо взята из того дела. Хотя… у меня нет полной уверенности. Будто бы фон другой? Но вы сами посмотрите.
Через полчаса Сизов принес папку, содержащую материалы двадцатилетней давности. Перебрав десяток фотографий, содержавшихся в деле, генерал натолкнулся на фотографию человека с простреленным виском. На обороте значилось: «Горбунов Афанасий Петрович». Это было то же лицо, только с закрытыми глазами. Сизов оказался прав: фон был другой, фотографии тут же были переданы для сравнения, и к вечеру пришел ответ экспертов, подтвердивший предположение.
Папка, принесенная Сизовым, оказалась только приложением к обширному делу в нескольких томах, часть из которых находилась вне стен Управления, и Сизов обещал доставить их к одиннадцати. В толстой папке было много фотоснимков.
Вот первая фотография, изображающая большую группу офицеров в мундирах царской армии. Подложка твердая, со старинным вензелем на обороте, поверх - писарской вязью - список офицеров. Ряд, место в ряду, воинское звание, фамилия. Двадцать один офицер. По-видимому, штаб. Руководитель группы расследования непроизвольно пересчитал лица на фотографии, их оказалось двадцать два. Пересчитал еще раз и опять получил то же число. В конверте из черной фотобумаги оказались снимки сгоревшей избы и обширного подвала, во всю длину которого протянулись крылья самолета устаревшей конструкции. И, наконец, целая серия судебно-медицинских фотографий, среди которых был и снимок человека с простреленной головой.
– Так кто же такой Горбунов? - вопросил руководитель на очередном совещании группы расследования. - Ничого достоверного, ничего…
– Живы ли участники дела? - спросил один из присутствующих. - Поговорить бы с кем-нибудь из них…
– Кому-то светит длительная командировка, - заметил второй.
– Верно, - согласился руководитель. - Вот вы, Козлов, и отправитесь. Если обнаружите хоть что-нибудь интересное, немедленно сообщите, и мы выедем всей группой. А пока я предлагаю составить полный список всех, кто принимал участие в этих событиях. - Он положил руку, на стопку дел. - Фамилию, характер участия и краткую характеристику. И вот еще что…
Напомнили мне эти листки Рубежанск первых послевоенных лет. Особенное было время, трудное время. Только-только отменили карточную систему, волна за волной прошла демобилизация миллионов вчерашних солдат из рядов Советской Армии, и люди страстно, именно страстно, восстанавливали и строили наш мир, нашу советскую жизнь. Но дело не только и не столько в построенных корпусах заводов и институтов. Дело не только в восстановлении материальной стороны мирной жизни. Что всего важней, - кто бы мог ожидать? - именно в те годы зародились и окрепли многие замечательные научные идеи, осуществленные в последующие годы с таким блеском нашими учеными, нашим народом. Мне дороги то время и те годы, как бы трудны они ни были… Может быть, еще и потому, что тогда я был несколько моложе, чем сейчас, - руководитель провел рукой по щетке седых волос.
И вдруг узнаем, что где-то в Рубежанске есть узелок, развязав который, мы, быть может, раскроем всю картину. Может быть, в одном из институтов Рубежанска разрешена какая-то грандиозная задача, причем исследователи сами не знают всех побочных результатов своей работы,
Я не хочу никому из вас навязывать своих догадок. Разбирайте тома, товарищи, и изучайте. Часа через два мы сведем все в таблицу, и станет ясно, кого и о чем расспрашивать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В Рубежанске Козлова ждали. Список был уже изучен, и почти против всех фамилий были проставлены крестики синим карандашом да два или три вопросительных знака.
– Иных уж нет, другие странствуют далече, - сказал сотрудник отдела, показывая на синие кресты и красные вопросительные знаки. - В живых и на месте бывший помдиректора по хозчасти Зайцев, но и он на пенсии, Чернышев болеет и только изредка консультирует. Да вот еще Дейнека Юрий Васильевич. Его можно увидать в любой момент. Завтра и устроим вам встречу.
Институт, в котором работал Юрий Васильевич, располагался за городом. Место было живописное. Вокруг - старый сосновый лес, невдалеке, за крутым обрывом, река, скованная льдом. Машина прошла как раз по краю этого скалистого обрыва и завернула в широкую аллею. В конце аллеи виднелись корпуса научного городка.
Лейтенант позвонил из проходной в отдел кадров, и их тотчас же пропустили.
Главный корпус произвел на Козлова внушительное впечатление обилием света и воздуха, простотой и изяществом мощных железобетонных конструкций. Начальник отдела кадров ожидал у входа и проводил Козлова в свой кабинет.
– Вас интересует Дейнека? - переспросил он Козлова. - Отличный работник, один из наших лучших специалистов. За полтора десятка лет - ни одного конфликта с сотрудниками…
– У нас нет к нему ни малейших претензий, - скзэал Козлов. - Мне нужно кое о чем расспросить его, только и всего.
– Ах, так?..
– Не сомневайтесь. Он проходил свидетелем по очень давнему делу, мне кажется, еще до организации вашего института, а вот сейчас создалась необходимость некоторых уточнений. Кстати, в вашем институте, конечно, есть просмотровый зал? Тогда вот что… Я пройду к Дейнеке сам, а вас попрошу организовать закрытый просмотр одной пленки.
– Закрытый для кого?
– Для всех, - сухо сказал Козлов, - кроме Дейнеки.
– Будет сделано.
– Я вернусь вместе с Дейнекой минут через тридцать. Пусть ваш киномеханик проверит к этому времени аппаратуру.
– Весь к вашим услугам, - сказал Дейнека, садясь рядом с Козловым.
– Я приехал из Москвы, Юрий Васильевич, по делу, которое вас, вероятно, удивит. Меня просили узнать, что вы помните о некоем Горбунове Афанасии Петровиче… Дело давнее, я понимаю, что вопрос для вас неожиданный.
– Да, давнее, очень давнее. Но меня не удивляет вопрос… Афанасий Петрович был человек особенный. Не скажу, что каждый день, но уж через день я вспоминаю его по самым различным причинам. Я, например, ему многим обязан в своей работе.
В этот момент комнату перерезан широкий цветной спектр. Свет шел от потолка семью яркими полосами. Юрий Васильевич подбежал к двери и крикнул:
– Миша, Славик! Начинайте заветную!
Юрий Васильевич вернулся к своему гостю и, проведя рукой по жиденьким сваглым волосам, спросил:
– Так почэму же вы заинтересовались Афанасием Петровичем?
Козлов не успел ответить. Дверь широко открылась, и большой стол на роликах медленно въехал в комнату. Он весь был установлен рядами пробирок в пластмассовых штативах. Распоряжался всем Миша. Вот от стола протянулись к электрическому щиту провода. Козлов обратил внимание, что стол был установлен поперек цветной полосы и красный свет упал на первый ряд штативов с пробирками.
– Вы обязательно должны присутствовать при эксперименте? - спросил Козлов Юрия Васильевича.
– Не обязательно. Миша, а где Славик? - спросил он неожиданно строгим голосом.
– Его не будет сегодня. Славка занят автоматизацией конвейера штаммов.
– Ну, тогда ты сам здесь командуй.
Козлов поднял с пола портфель и вышел на лестницу. По другую сторону площадки располагались лаборатории. Юрий Васильевич попросил обождать и, пройдя мимо него, быстро оделся. Сквозь полуоткрытую дверь Козлов увидел несколько осциллографов и в деревянном станке большую собаку, опутанчую сетью проводов.
В главном корпусе все было готово. Козлов усадил Юрия Васильевича в пустом зале, а сам ушел в комнату киномеханика.
– Заправьте эту пленку и будете свободны, - сказал Козлов киномеханику, доставая из портфеля катушку.
Козлов запустил киноаппарат и прильнул к окошку. Мелькнули силуэты самолетов, пальмы, здания. В середине зала одиноко белела голова Юрия Васильевича. Вот пленка окончилась. Козлов торопливо перемотал ее на свою бобину и прошел в зал. Юрий Васильевич неподвижно сидел в темноте.
– Момент взрыва вы видели? - спросил Козлов.
– Да, лицо…
– Это Афанасий Петрович Горбунов?
– Несомненно.
– Я привез фотографии, снятые через фильтр, хотите взглянуть? - спросил Козлов, раскрывая портфель.
– Нет, - быстро сказал Юрий Васильевич. - Не нужно…
– Что вы обо всем этом скажете?
– Я их ожидал…
– Вы догадываетесь, что это за аэродром?
– Да, это форт-фляй… Атака четырнадцатого ноября.
Козлов почувствовал, что у него задрожалим колени. Непроизвольно присел на стул.
– Да, четырнадцатого… откуда вы знаете?
