сомнения, искомая деревня Уджаи. Лес поредел, появилось что-то вроде дороги с еле различимыми колеями от тележных колес. Стали попадаться и другие следы человека – надрезы на коре деревьев, срубленные стволы. У поворота дороги они наткнулись на очередной образчик джарского религиозного искусства – грубо высеченную из камня скульптуру существа, в целом напоминавшую человека, если бы не оскаленная клыкастая пасть и прижатые кошачьи уши. Дальше начинались поля, расчищенные огнем и топором, засаженные сладким картофелем, а потом показалась деревенская ограда и крыши домов, крытые тростником и пальмовыми листьями. Кругом все дышало мирной патриархальной безмятежностью. Спящая у ворот собака приоткрыла один глаз, проводила путешественников ленивым взглядом, брехнула пару раз для порядка и снова уронила голову на лапы. Ведя коней в поводу, они вошли в резные деревянные ворота.

Первыми новоприбывших заметили дети. Как видно, не утратив еще способности удивляться, они бросили свои игры и смотрели на них, открыв рты. Альва улыбнулся, и они заулыбались в ответ. Взрослые, занятые разнообразной домашней работой, приветливо кивали гостям, иногда махали руками, но отрываться от своих дел не спешили.

Всего в Уджаи было дворов сорок-пятьдесят. Несколько строений безошибочно распознавались как кузницы, это вселяло надежду, что они прибыли по адресу. Деревня была небедной – по крайней мере, шныряющие между свай черные джарские поросята выглядели упитанными, а сами жители – здоровыми и довольными. Однако от внимания Кинтаро не ускользнуло, что кое-кто из них носит шрамы, явно от звериных когтей, и даже в пределах деревни ходит вооруженным.

В центре Уджаи росло огромное вековое дерево вроде платана. Его крона накрывала всю деревенскую площадь. Здесь же, у корней, из горла каменной рыбы бил источник. Вода стекала в бассейн, а избыток ее по деревянному желобу бежал вдоль улицы.

Вокруг Кинтаро, Альвы и Итильдина понемногу начала собираться толпа. Видимо, невозмутимые джарцы сперва неспешно закончили дела, а потом решили посмотреть на гостей поближе. Ненавязчивое дружелюбие джарцев давно вошло в поговорку. Они радостно улыбались и что-то говорили на своем щебечущем языке, сопровождая речь плавными жестами, от которых позвякивали серебряные браслеты на запястьях. В Уджаи носили только серебряные украшения: золото, по всей видимости, ими не ценилось, как практически всюду в Джинджарате. Именно потому Альва привез в качестве валюты серебряные слитки. «На здровье!» – старательно произнес молодой джарец, по виду воин, явно гордясь своим знанием всеобщего. Пожилая женщина приблизилась мелкими шажками к Кинтаро, приподнялась на цыпочки – ее макушка едва достала высокому эссанти до груди – и с восхищенным цоканьем погладила его бицепс. Юная девушка, краснея – удивительно, но даже на темной коже джарцев был заметен румянец! – жестом попросила Альву нагнуться и надела ему на шею цветочную гирлянду. Женщина с улыбкой протянула им кувшин с молоком, а мужчина – оплетенную бутыль с пальмовым вином. Пухленький голый малыш дернул Итильдина за тунику и вручил ему банан. Альва расхохотался:

– Наверное, они думают, что ты худой и недокормленный!

Он снял с лошади один из тюков, раскрыл его и разложил на скамье у источника подарки для жителей деревни – разные мелочи, купленные в Кимдиссе, вроде стеклянных бус, ножниц, зеркалец, заколок для волос и шитых бисером кошельков. Уджайцы заулыбались еще сильнее. Без толкотни и спешки они стали выбирать понравившиеся вещи. Тем временем несколько человек отвели путешественников к большому дому и жестами показали, что они могут там поселиться. Дом был пуст и лишен всяких признаков пребывания постоянных жильцов. Было ясно, что гостеприимные джарцы построили его специально для странников.

Утром они обнаружили, что веранда уставлена тарелками, горшками и горшочками – с маслом, жареным бататом, сладким тростником и разными неопознанными местными кушаньями. Видно, каждая хозяйка спешила похвалиться перед гостями своими кулинарными способностями.

– В жизни не видел более мирного народа, – сказал Кинтаро, впиваясь зубами в поросячью ляжку и подмигивая девицам, глазевшим на него с другой стороны улицы. Девицы хихикали и толкали друг друга локтями. – Говоришь, они крепко наподдали Арислану?

– Было дело, – отозвался Альва. – Лет триста, что ли, назад. Халид Аставан Шахрияр вообще прославился своими великодержавными аппетитами. Успел оттяпать нынешнее Вер-Ло и часть Марранги. Но потом его погнали из Джинджарата, войско взбунтовалось… Поди-ка подерись в джунглях, где лихорадка, ядовитые змеи, дикие звери, да еще туземцы прячутся в кустах и стреляют из духовых трубок отравленными дротиками.

Кинтаро подумал и сказал:

– Не хотел бы я с ними драться. Они такие маленькие, что по ним мечом хрен попадешь.

Днем их представили местному старейшине – тому самому оракулу, о которых за пределами Джинджарата ходили самые фантастические слухи. Седой старик выглядел до крайности изможденным, и причина стала понятна, когда из дверей его дома вынесли носилки с больным крестьянином. Должно быть, старик не отходил от него несколько дней, разрешив перенести домой, только когда опасность миновала. Он еле поднял иссохшую руку, чтобы поприветствовать гостей. Но глаза у него были по-молодому живые и цепкие. Когда взгляд его остановился на эльфе, тот вздрогнул и в замешательстве сдвинул тонкие брови, словно прислушиваясь к чему-то, потом поклонился и произнес на всеобщем:

– Благодарим за гостеприимство и теплые слова.

Старик кивнул, повернулся и ушел в дом. Альва толкнул Итильдина плечом:

– С чего ты взял, что он понимает всеобщий? И что еще за теплые слова?

– Он сказал, что рад приветствовать нас в Уджаи. И что давно сюда не забредали путешественники. «Слышащие», так он выразился, – должно быть, местная идиома.

Альва посмотрел на него внимательно, помолчал и осторожно сказал:

– Знаешь, Динэ, я могу поклясться, что старик не произнес ни слова.

– Это глюки, куколка, – хохотнул Кинтаро. – Может, они чего добавляют в еду?

– Но я собственными ушами слышал… – начал Итильдин и умолк. Он уже и сам был не уверен, что в самом деле что-то слышал. Он растерянно пожал плечами и направился вслед за Альвой в сторону одной из кузниц, замеченных ими вчера.

Вот тут-то их и ожидал самый большой сюрприз.

Оружие из Уджаи действительно было уникальным. Ничего подобного не додумались делать ни в одном из городов, в которых они успели побывать. Дело было даже не в оригинальной форме сабель, кинжалов и наконечников для копий – пламевидной, с несколькими изгибами. И даже не в затейливом орнаменте, покрывающем лезвия, и не в крупных камнях «кошачий глаз», украшающих рукояти. Просто все оружие в Уджаи было сделано из серебра.

Кинтаро хмыкнул, повертел в руках ближайший нож. Сбалансирован отлично, только вот на что он годен, тяжелый и непрочный? Итильдин с тревогой взглянул на своего Лиэлле – не расстроится ли возлюбленный, что такой длинный путь проделан впустую? Но Альва только рассмеялся, хлопнув себя по колену.

– Глупо возвращаться с пустыми руками. Пожалуй, куплю себе сувенирчик, – сказал он и принялся выбирать. В конце концов остановился на одном из клинков, богато украшенном и отполированном до волшебного блеска. Навершием рукояти служила серебряная голова зверя, в котором Итильдин без всякого удовольствия признал того самого, виденного им в пророческом сне. Желтые камни, вставленные в глазницы, выглядели совсем как настоящие глаза.

– Это пантера, – беззаботно пояснил Альва. – Здоровая черная зверюга. Я видел такую в королевском зверинце. Интересно, их тут еще не всех повывели? Поохотиться бы!

Он щелкнул пальцем по лобастой голове, изображенной с большим реализмом, и попробовал жестами объяснить мастеру-оружейнику, что его интересует. Он махал руками, рычал, изображал выслеживание зверя и метание копья. Мастер нахмурился. Какое-то время он еще наблюдал за пантомимой, словно сомневаясь, правильно ли понял гостя, а потом оборвал его резким движением руки и яростно затряс головой, повторяя:

– Най! Най!

Слово «нет» по-джарски они уже знали.

– Может, у них табу на этого зверя, – подсказал Кинтаро. – Эутанги, например, лис не убивают. Примета плохая.