Юный же халиддин тосковал по мужским объятиям, даже не понимая толком, чего ему хочется. А может, он и понимал, только боялся и стыдился своих желаний, а также возможных последствий. Выливалось все это в истерики, капризы и жестокие эксперименты над ближайшим окружением, которое в подавляющем большинстве состояло из привлекательных молодых мужчин, ничего не имеющих против мужской любви – кридан, марранцев, степняков, тарнов, верлонцев. Кинтаро подозревал, что цель у халиддина вполне определенная – спровоцировать на то, чтобы его завалили и отымели не спросясь. Тогда ретивого любовника можно примерно наказать, а перед самим собой прикинуться невинной жертвой. Через некоторое время подозрение это превратилось в уверенность, а уж кого халиддин выбрал очередным кандидатом, было очевидно. Кого, как не дикого кочевника, у которого должно крышу сносить от одного взгляда на гладкую юношескую попку.

Кинтаро едва не скрипел зубами, когда халиддин непринужденно проводил рукой по его плечу или колену, будто бы невзначай толкал бедром, проходя мимо, на несколько мгновений прижимался всем своим гибким горячим телом во время импровизированных тренировок с мечом. В такие моменты вождь эссанти с бесстрастным лицом принимался усиленно думать о холодной тюрьме с железными решетками, скотоложестве или о толстой монахине, щупавшей его, десятилетнего, в монастырской кладовой. Только выдержка воина степи помогала сохранить самообладание, а еще – гордость. Мальчишке придется умолять его, и точка. Кинтаро не видел причин, почему бы этому не произойти.

До сих пор отношения с особами королевской крови складывались у него вполне удачно. Все они при ближайшем рассмотрении оказывались земными и плотскими созданиями, способными так же отдаваться страсти, как последний щенок из племени эссанти. Куда только девался их царственный вид! Взять, например, криданского короля. На свой лад он был не лишен привлекательности, несмотря на возраст, и как-то раз Кинтаро едва поборол искушение его поцеловать, когда они вместе склонились над картой. Возможно, он в итоге так бы и сделал, но король, видно что-то почувствовав, больше к вождю эссанти так близко не подходил. Тогда Кинтаро переключился на принцессу Тин-Тин, как ее все называли. Стоило влезть к ней ночью в окно – и она тут же сдалась, несмотря на весь свой неприступный вид. Покойного сынка Таргая с некоторой натяжкой тоже можно было причислить к особам королевской крови, коль скоро отец его гордо именовал себя королем. Кинтаро никому не рассказывал, что как-то поздним вечером подловил энкинского щенка в темном коридоре и трахнул – просто чтобы знал свое место.

С халиддином Кинтаро тоже мог бы так поступить, но это значило сделать то, чего тот и добивался. Такого степняк позволить себе не мог. «А вот хрен тебе!» – злорадно думал он, во время занятий рукопашным боем невозмутимо держа тяжело дышащего халиддина в объятиях или обнимая его одной рукой и показывая, как натягивать лук.

Так неделя шла за неделей, а юный соблазнитель сдаваться не собирался. Он взял моду шастать перед Кинтаро в одном полотенце на бедрах, постоянно норовящем сползти. Еще он пристрастился расспрашивать его о сексуальных привычках жителей степей, да с живописными подробностями. Во время таких разговоров принц откидывался на подушки, приоткрыв губы, словно для поцелуя, томно вздыхал, да еще как бы бессознательно поглаживал себя по разным местам. Дело обычно происходило в сумерках, наедине, за закрытыми дверями, и у Кинтаро после таких сеансов едва пар из ушей не валил. Сменившись, он даже не успевал дойти до дому: сворачивал по пути в первый попавшийся бордель и выбирал себе шлюху помоложе, с тонкой талией и узкими бедрами. Если он все-таки добирался домой сразу, то устраивал там полное непотребство. Только после пары-тройки бурных сексуальных актов воспоминание о прекрасных карих глазах несколько тускнело в памяти.

– Дай поспать, чокнутый жеребец! – стонал рыжий, пытаясь зарыться в подушки. Тогда Кинтаро перекидывал эльфа через плечо и тащил его в сад, где имел в свое удовольствие до рассвета. Как же славно держать в любовниках Древнего, которого можно трахать без сна и отдыха, не особенно боясь что- нибудь ему повредить. Впрочем, и рыжий был не так уж против аппетитов Кинтаро, как старался показать.

– Ну как, ты там еще себе кровавых мозолей не натер? – интересовался он за завтраком. И немедленно нарывался на наглядную демонстрацию.

Но как ни хороши его любовники, неизведанный плод всегда кажется слаще.

Закинув тонкие руки за голову, Кисмет потянулся и попросил:

– А расскажи мне про Цейгану. Говорят, там мальчишки после каждого любовника заплетают косичку в волосах…

Белки его глаз влажно поблескивали в полутьме, грудь вздымалась, на лице было написано жадное любопытство. Движением, полным чувственной неги, он вытянул босую ногу и коснулся бицепса Кинтаро, сидящего рядом.

– Уже поздно, мне пора, – отстранившись, отозвался эссанти невозмутимо.

– Куда тебе торопиться? – промурлыкал принц, снова потягиваясь всем телом.

– Меня ждут дома.

Кинтаро не отводил от него глаз, но смотрел бесстрастно, как будто перед ним лежал не прелестный полуобнаженный мальчик, а страшная баба.

– Ты так предан своей госпоже? Я могу платить тебе куда больше, чем она, ты же знаешь. А она пускай наймет себе другого телохранителя.

– У нее много других достоинств, кроме тугого кошелька, – сказал Кинтаро самым многозначительным тоном и позволил себе мечтательно закатить глаза.

Подействовало – мальчишка с досадой надул губы. Похоже, необходимость соперничать с красивой рыжей северянкой порядком его раздражала. Кинтаро внутренне ухмыльнулся и встал с подушек.

– Подожди, – нерешительно позвал его Кисмет, приподнимаясь на локтях. – Послушай… Ты умеешь делать массаж? По-моему, я слегка потянул плечо сегодня… – И скинул свою тонюсенькую рубашонку.

Все так же невозмутимо Кинтаро кивнул и легким нажатием ладоней уложил халиддина на живот. Тот немедленно раскинулся на подушках и даже слегка раздвинул ноги.

– Сядь сверху, тебе будет удобнее, – прошептал он.

Как только эссанти принялся за работу, мальчишка эротично прогнулся в пояснице и издал долгий вздох удовольствия.

«Китабаяши тазар!» – выругался про себя Кинтаро, чувствуя, как у него встает. Скрыть это вряд ли было возможно, когда мальчишка вот так лежал, зажатый между его колен, да еще и елозил на подушках, приподнимая задницу. Однако сей факт, по всей видимости, его не смущал. Степняк продолжал разминать спину мальчишки, и тот застонал, бесстыдно и открыто, снова двинул бедрами вперед и вверх… Кинтаро взглянул на ложбинку позвоночника, на лопатки, бедра, тонкую талию, вдохнул пряный аромат, исходящий от кожи принца, и в голове у него помутилось. Кажется, что проще – содрать с него шальвары, прижать к подушкам, заткнуть поцелуями рот… ведь не посмеет щенок никому рассказать, его самого выдерут, если узнают… Руки Кинтаро уже не разминали – ласкали, поглаживали, и мальчишка со стоном вцепился в покрывало, скомкал его, завозился под степняком, прерывисто дыша. Никто еще Кинтаро так не заводил. Никто – разве что рыженький со своим недотрогой-Древним…

Кинтаро глубоко вздохнул, поднялся, сказал спокойно:

– Мне действительно пора, ваше высочество. До завтра, – и кто бы знал, чего ему стоило это спокойствие!

Из подушек донесся полустон-полувздох, почти жалобный:

– Кинтаро!

– Что?

– Ничего, ступай, – разочарованно бросил принц и зарылся лицом в подушку.

Выходя за дверь, Кинтаро уловил краем уха яростный шепот:

– Тэйме! (Идиот!) – и удовлетворенно ухмыльнулся.

Следующие два дня принц держался с ним холодно и разговаривал подчеркнуто официально. Кинтаро и ухом не повел, даже когда принц начал отчаянно флиртовать с одним из своих наставников помоложе. С ним такие банальные штучки не проходили. Однако степняк уже как-то привык постоянно находиться под прицелом карих глаз и ехидных шуточек, поэтому слегка заскучал и после службы направил стопы свои в кабак.

Очень быстро он обнаружил, что за ним кто-то идет. Хвост прицепился к нему от самого дворца –