посылать его к черту, выпутываться из его настойчивых объятий, награждать ударом или пинком, украшать синяками и ссадинами. Целуясь, они нередко прокусывали друг другу губы до крови, и во время оргазма эльф полосовал спину варвара глубокими царапинами. Глядя потом на эти следы, Итильдин испытывал странное удовлетворение. Это было своего рода реваншем за его былую беспомощность и покорность. Теперь Кинтаро не мог получить его без боя, и варвару никогда не надоедало играть в эту игру. Так же, как и эльфу. А Лиэлле не надоедало наблюдать. Итильдин все время чувствовал, как его возлюбленный смотрит на их возню горящими глазами с почтительного расстояния, выжидая, когда можно будет присоединиться. Когда же Кинтаро и Итильдин, выпустив пар, переключались на Альву и объединяли усилия, то за короткое время доводили его своими ласками до беспамятства. Эльф не уставал удивляться, какой нежный, горячий и чувствительный его Лиэлле.
И если его возлюбленному больше нравился прежний, сдержанный и бесстрастный Итильдин, с тихим голосом и безупречными манерами, это было незаметно.
– У тебя найдется кто-нибудь, кто отвезет письмо в Селхир?
Кинтаро перекатился на спину, чтобы взглянуть на Альву.
– Хочешь послать весточку своей стриженой подружке? Найдется, почему нет.
– А это не опасно? – подал голос Итильдин.
– Возможно, ты удивишься, но энкины и так знают, что рыжий жив и здоров, – довольно ехидно ответил вождь. – И не иначе как твой неудачливый поклонник тоже знает.
– Он не об этом, балда. Вдруг энкины перехватят твоего вестника? Они ведь наверняка следят за Селхиром.
– Не беспокойся, я не дурака пошлю, а настоящего воина. Такого энкинами не испугаешь.
– Ладно, убедил. Только пусть скорее отправляется. Лэй наверняка ему щедро заплатит, и я могу добавить.
– Все-то вы, северяне, о деньгах. Забудь, сладкий, в степи твое золото ничего не стоит.
– Ну да, вы натурой предпочитаете, – съехидничал Альва.
– Видишь ли, по нашему обычаю, вестник – это приятная и почетная обязанность, и посылают того, кто заслужил право отдохнуть, поразвлечься, ты понимаешь, о чем я?
Альва фыркнул:
– Вроде отпуска, да?
– Точно. Так каких мужчин предпочитает твоя леди-полковник?
– О, тут эссанти в пролете. Она любит сладких блондинов, в твоем племени вряд ли такие найдутся.
– Почему нет, – усмехнулся Кинтаро, вставая.
Он вышел из шатра и через четверть часа вернулся с молодым воином, при виде которого Альва просто остолбенел от изумления.
– А еще говорят, эльфы с людьми не скрещиваются, – сказал он, когда снова обрел дар речи.
– Лиэлле, он вовсе не похож на эльфа, это заметно по строению лицевых костей и скелета, – заметил педантичный Итильдин. – Кроме того, такой рост и цвет волос нехарактерен…
Не слушая его, Альва обошел воина кругом, бесцеремонно его разглядывая. Тот усмехнулся и принял более непринужденную позу, но ничего не сказал. Альва перевел глаза на Кинтаро.
– Ты хочешь сказать, что этот парень – эссанти? – спросил он с недоверием.
– Его зовут Рэнхиро. Он здесь родился, он знает оман эссанти. Он истинный воин племени.
– Я рад знакомству, доблестный кавалер Альва Ахайре, – сказал Рэнхиро на всеобщем и слегка поклонился, пряча улыбку.
Альва даже не стал делать вид, что смутился. Он приветливо улыбнулся воину, продолжая беззастенчиво на него пялиться.
Рэнхиро был почти так же высок, как Кинтаро, но поуже в кости, и к тому же еще довольно юн – не больше двадцати, а скорее, лет восемнадцать. Одет он был как кочевник, в кожаные штаны и мокасины, и носил такие же украшения, ожерелье и серьги из черного агата, но от эссанти в нем была только стройная мускулистая фигура, словно вылепленная лучшим столичным скульптором. Зато кожа была не бронзовая, а светлая – вероятно, от природы белая, а теперь тронутая легким загаром цвета топленого молока. И никаких высоких скул и слегка раскосых глаз, как у всех кочевников. Черты его лица были точеными, правильными, губы – нежными и пухлыми, как у девушки, глаза под мохнатыми ресницами напоминали цветом море: не то синие, не то зеленые. В общем, если бы природа чуть-чуть перестаралась, при взгляде на это лицо в голову приходила бы только одна мысль: «Какая куколка!» Но в глазах его и во всей фигуре была спокойная, уверенная сила воина. Такой, не изменившись в лице, выйдет на бой против десятка воинов – и наверняка одержит победу. Картину довершала грива светлых волнистых волос до пояса. Они выгорели на солнце до такой степени, что их можно было назвать белокурыми. Мечта романтической девицы. В столице из-за такой модели передрались бы все художники. А правитель Арислана не пожалел бы золота и драгоценностей, чтобы заполучить его в личную охрану.
Если подумать, то появление такого воина в племени было вполне объяснимо. Может быть, его захватили в плен ребенком вместе с матерью. Или он сын пленного. Или гостя. Если бы Альва тогда, во время своего первого пребывания у эссанти, согласился на женщину, то сейчас на свет уже вполне мог появиться какой-нибудь рыжий малыш.
– Ты знаешь в лицо командира селхирского гарнизона? – спросил Кинтаро.
– Я был в походе и видел леди-полковник.
– Передашь ей письмо кавалера Ахайре лично в руки и скажешь, что прибыл в ее распоряжение. Если распоряжений никаких не будет, можешь пошататься по Селхиру или вернуться сюда, на твое усмотрение. Согласен?
– Это честь для меня – встретиться с прославленной в боях Хазарат, – ответил тот.
– Если отпустит тебя раньше, чем через месяц, то прозвище свое носит зря! – воскликнул Кинтаро, обнимая за плечи молодого воина, и расхохотался.
Рэнхиро взглянул на него с улыбкой, и Альва решил, что в прошлом они наверняка были любовниками – столько тепла и симпатии было в этом взгляде. Ничего удивительного, Кинтаро точно мог хоть все племя перетрахать, при его-то темпераменте. Наверное, здесь сложнее найти того, кто не был его любовником…
Любопытный Альва вскользь спросил об этом у Кинтаро, когда молодой воин ушел. Вождь рассеянно сказал:
– Я с ним спал когда-то. Но Рэн мне вроде младшего брата. Мы еще в аюри сошлись, в учебном лагере для детей, я его от мальчишек отбивал. Он же в детстве хорошенький был, как картинка.
– Да и сейчас, в общем, очень даже ничего, – пробормотал Альва.
Кинтаро фыркнул, потом спросил:
– Как думаешь, понравится твоей подружке?
– Ты что, серьезно? Ты его в подарок, что ли, отправляешь? С приказом залезть к Лэйтис в постель?
– Не переживай так, сладкий. Никто никого не принуждает. Она хоть и баба, но воин отличный, в Диких степях ее знают. С такой переспать – действительно, честь. Эутанги наверняка посылают к ней красивых юношей: есть у них такой обычай, союзникам любовь предлагать.
Альва приподнял брови. Об этом Лэй ему не рассказывала. Должно быть, отсылала такие «подарки» обратно… э-э… нераспакованными. Брюнетов она не жаловала. Среди эутангов вроде бы встречались шатены, но Лэй просто не любила типаж степняка. Пока Альва не встретил Кинтаро, он ее, в общем, понимал.
Неделя прошла как в тумане. Они трое только и делали, что ели, спали и занимались любовью, иногда по целым дням не принимая вертикального положения. Наконец Альва сказал тоном капризной кокетки:
– Мне надоело погрязать здесь в безделье, распутстве и пороке.
– Можно поехать на охоту, – сказал Кинтаро, ехидно улыбаясь. Он заранее знал, какой будет ответ.
– Ну уж нет! – Альва содрогнулся. – Никакой охоты. Я хочу вернуться в лоно цивилизации, где есть горячая вода, мягкая постель и крем для лица. И апельсиновое масло у нас почти кончилось.
