если они не хотят обогнуть Селхир как можно дальше… Ведь командир тамошнего гарнизона, эта стриженая баба – она подружка Альвы, так?

– Они старые друзья, – кивнул Итильдин.

– Сходится! – Кинтаро хлопнул себя по колену. – Теперь там такие патрули, что и мышь не проскользнет. Значит, они пойдут, скорее всего, через Нийяр на Джефлу, на юго-восток, потом на юг…

Он встал и возбужденно прошелся по комнате. Потом новая мысль пришла ему в голову, он остановился и повернулся к эльфу.

– Почему ты пришел ко мне, а не к королю?

– Только ты сможешь преследовать энкинов в Диких степях. Пожалуйста, найди их. Не дай ему умереть. Или хотя бы подари легкую смерть, а не такую, какую приготовили энкины.

– А ты не боишься, что цена за мою помощь окажется слишком высока? – Кинтаро усмехнулся, подходя ближе к эльфу.

– У меня есть деньги. Сколько ты хочешь?

– Разве я упоминал о деньгах? Деньги – пыль. Я предпочитаю удовольствия. Что ты можешь мне предложить, куколка? – И Кинтаро окинул эльфа взглядом с ног до головы, как товар, выставленный на продажу.

– Я сделаю все, что захочешь, только помоги мне спасти его.

– Все? – переспросил эссанти с похабной ухмылкой.

Итильдин опустился перед ним на колени и расстегнул на нем ремень. Кинтаро наблюдал за ним, продолжая ухмыляться. Он явно наслаждался унижением эльфа и не остановил его, пока тот не начал развязывать шнурки на его штанах.

– Тебя я уже имел, и не скажу, что ты был особенно хорош, – сказал вождь, отталкивая его руки.

Отчаяние мелькнуло в глазах Итильдина. Опустив глаза, он сказал тихо:

– Я многому научился и стал более искусен в любви. Ты получишь больше удовольствия, если я буду ласкать тебя добровольно, а не по принуждению.

– Цену себе набиваешь, куколка? Отличная из тебя вышла проститутка!

– Называй меня как хочешь, только помоги спасти Альву.

– А если я захочу большего? Например, чтобы ты оставил Альву и уехал навсегда, ни слова ему не говоря?

Итильдин сказал бы «да» без колебаний, но в первый момент мысль о расставании с Лиэлле была такой мучительной, что у него перехватило горло. Он справился с собой и ответил тихо:

– Я это сделаю.

– Бросишь своего любовника? Отдашь его мне?

– Зато он будет жить.

– А если я прикажу тебе отправиться к эссанти, чтобы там тебя снова трахали все подряд?

Эльф вдруг рассмеялся, горько и зло, и поднял голову, с вызовом глядя на вождя:

– Я оставил ради него свой народ. Неужели ты думаешь, что и этого я не сделаю ради него?

Кинтаро смотрел на него некоторое время в задумчивости, потом знаком велел ему подняться.

– Жди меня здесь. Я вернусь через час, и мы сразу же выступим. Свою награду я выберу сам, когда мы закончим дело.

…Итильдина вывезли из столицы тайно, в одежде степняка, на косматой степной лошадке, вместе с отрядом Кинтаро. Эссанти пересекли границу Криды и повернули на юго-запад. Кинтаро решил пойти наперерез энкинам, опасаясь не застать их в Нийяре. Кругом расстилалась бескрайняя однообразная степь, лишенная каких-либо ориентиров, но вождь уверенно направлял отряд, руководствуясь одному ему известными приметами. Они неутомимо гнали лошадей, почти не делая привалов, и Итильдин мимолетно поразился выносливости этих людей, почти такой же, как у Древних.

Он был готов к тому, что во время краткого отдыха Кинтаро предъявит на него свои права, но этого не случилось. Поглощенный погоней, вождь почти не обращал внимания на эльфа. Итильдин был готов и к тому, что на привале ему придется обслуживать весь отряд варваров. Почти все они были с ним когда-то, и не один раз, он помнил их, за исключением нескольких – может, он был тогда без сознания, а может, эти были слишком суеверны, чтобы лечь с эльфом. И все они помнили его – голого, в ошейнике с цепью, у столба в становище, эльф читал это в их взглядах, когда они глазели на него, пересмеиваясь и толкая друг друга локтями. Но Итильдину было все равно. Кроме жизни Альвы, ничего больше не имело значения. В любой момент Кинтаро мог приказать ему раздеться – и эльф послушался бы немедленно, покорно лег и терпел бы молча издевательства кочевников, как он был согласен терпеть грубую страсть Файриза и утонченное сладострастие Реннарте. Однако, судя по всему, вождь отдал прямо противоположный приказ – не трогать эльфа, и ни один из эссанти не приблизился к нему на расстояние вытянутой руки. Итильдин отметил это равнодушно, не испытав даже облегчения.

Он знал, достоверно и точно, что в любой момент отдаст свою жизнь за Альву и пожалеет в этот момент только о том, что больше никогда не увидит его улыбки, его ясных зеленых глаз. Только сделает ли это Лиэлле счастливым? Он сомневался. Все-таки Альва любил его, несмотря на всю разницу между ними, и это было чудо, как он теперь понимал. Ведь красивый кавалер Ахайре мог одарить своей любовью кого угодно, любого из благородных дворян королевского двора, и каждый почел бы это за величайшую честь. Он мог даже выбрать этого варварского вождя, со всей его дикой степной страстью, на которую никогда не будет способен эльф.

От Кинтаро сейчас зависело спасение Альвы. Это примирило эльфа с вождем эссанти, он теперь даже мог взглянуть на него без внутреннего содрогания, без мгновенных вспышек в памяти: сверкание меча, кровь, боль, степная пыль. Он видел его в бою, а после удачной осенней кампании и вовсе не сомневался, что Кинтаро как никто овладел искусством войны. Он разыщет энкинов и освободит Альву. Кошмарное видение больше не являлось Итильдину, а это значило, что они изменили будущее или хотя бы отложили его.

Впервые в жизни эльф остро пожалел, что не владеет способностями мага. Впрочем, он и так не собирался быть мертвым грузом. Во время их недельной погони Итильдин только тем и занимался, что прокручивал в памяти свое видение, стараясь определить и запомнить каждую деталь: количество врагов, их вооружение, положение солнца, лошадь, на которой везли его возлюбленного, связанного и раздетого. Степь летела под копыта его коня, солнце всходило и заходило, и все это время мозг его не переставал напряженно работать. Изо всех сил эльф напрягал свое сознание, стараясь услышать, почувствовать Альву, проникнуть сквозь покровы будущего, представить, как будут развиваться события и приготовить себя к действию. С каждым днем Лиэлле был все ближе, и наконец Итильдин начал улавливать далекие отголоски его эмоций, слабые, призрачные, едва различимые. Лиэлле был невредим, слегка напуган, но еще надеялся на спасение, не собираясь впадать в отчаяние. Такова была натура Альвы: даже перед лицом смерти он не терял присутствия духа. Итильдин видел это в своем прозрении: окровавленные губы едва шевелятся, палач наклоняется ниже, желая услышать мольбу о пощаде… и, взбешенный, бьет по лицу измученную жертву, которая еще способна насмехаться; но даже это не может стереть с губ рыжего северянина глумливую улыбку, адресованную его мучителям.

– Завтра мы с ними встретимся, – сказал Кинтаро на привале.

Варвар был против обыкновения молчалив и серьезен. Не было нужды уточнять, кого он имеет в виду. Итильдин подошел к Кинтаро поговорить без помех, заметив, что тот сел в стороне.

– Мы умрем, куколка? Что говорят твои видения?

В голосе вождя не было страха или беспокойства, одно лишь любопытство.

– Мои видения не касаются моей собственной судьбы, – ровно ответил эльф.

– Ах, вот почему встреча с эссанти год назад стала для тебя таким сюрпризом. – Вождь криво усмехнулся, думая о своем.

Эльф вздрогнул, но справился с собой, и голос его остался ровным:

– Ты не надеешься выиграть битву?

– Их сотня, нас пятьдесят, – равнодушно сказал Кинтаро. – Не лучший расклад. Ты сказал, у них красные узоры на теле. Ветераны. У каждого лук и колчан. Открытая степь, ветер в нашу сторону.

– Зачем нападать днем?

– На ночь они встанут в холмах и будут стрелять на каждый шорох. Даже если мы сможем пробиться в