Во всяком случае Тур Хейердал считал, что римляне располагали сведениями о землях, лежащих в нескольких неделях пути за Гибралтаром. Они обследовали западноафриканское побережье, побывали на Канарах и, возможно, достигли и Нового Света. Достигли же пропавшие римские легионеры Красса границ Китая, куда они были занесены превратностями судьбы. Сведения вовсе не высосаны из пальца, но имеют историческое подтверждение. В 36 г. до н. э. в Согдиану, в Центральной Азии, была послана военная экс-педиция Чэнь Тана, «заместителя генерал-защитника западной границы» государства Хань. Об этом поведала «История ранней династии Хань», где, в частности, говорится о воинах, которые по внешним признакам очень походили на римских легионеров: «Около двухсот пехотинцев, выстроившихся с обеих сторон от ворот, маршировали в строю наподобие рыбьей чешуи». Многие востоковеды тотчас вспомнили о римских легионерах с их тактикой построения со щитами (в виде черепахи). К ней воины прибегали в конце I в. до н. э., соединяя щиты сверху и со всех сторон, словно это «рыбья чешуя». Тут же вспомнили и о поражении семи легионов Красса (на территории Сев. Ирака) от парфян в 53 г. до н. э. Полководцу отрубили голову, а его войско пришло в полный беспорядок (20 000 убили, 10 000 взяли в плен).

Пленных римлян отправили на восток, где они, возможно, переженились на местных дамах, в дальнейшем могли попасть в Китай и Японию. Есть сведения, что в границах китайской империи даже был город Чэн Лю, что переводится как – «потомки пленников». Римляне усилиями Друза и Тиберия совершали походы к северным морям, к Скандинавии; возможно, добирались они и до Цейлона. Во всяком случае, цейлонское посольство прибыло в Вечный город, а вскоре была направлена туда и римская торговая миссия (за тысячи лет до европейцев). Все это указывает на разносторонность усилий римлян по расширению границ их власти и влияния.

Культурные и торговые интересы древних римлян простирались далеко за пределы собственной империи, и даже за границы контролируемых ими территорий и регионов. Одним из таких регионов был Китай. Заметим, довольно велик был интерес и китайцев к Западному краю. Сиюй – так с периода правления династии Поздняя Хань (I–III вв. н. э.) называли они земли, расположенные западнее их страны. Особое значение играл экспорт шелка, являвшегося тогда стратегическим товаром. Исследователь экономических связей ханьского Китая Инши Юй писал, что «из всех товаров, вывозимых из ханьского Китая, шелк был исключительным товаром, безусловно больше всего ценившимся иностранцами. …Шелк так высоко ценился народами Западного края, что в некоторых местах китайцы должны были использовать его наравне с золотом при обмене на продукты питания». Так, в эдикте одного из императоров Китая (Чжан-ди) было указано, что тот, кто совершил тяжкое преступление, но мог уплатить 20 кусков шелка в порядке возмещения, избавлялся от смертной казни. Постоянным потребителем китайского шелка стал и Древний Рим.

По мнению исследователей, впервые китайский шелк появился на территории Римской империи еще при Августе (27 г. до н. э. – 14 г. н. э.). Вероятно, в те времена прямые связи между двумя этими странами отсутствовали. Основным поставщиком бесценного товара выступали Средняя Азия и Парфия, через которые и пролегал Великий шелковый путь. Начинался он в столице ханьской империи Чанъани, шел на запад вдоль коридора Ганьсу, пересекал бассейн Тарима и горы Памира, затем Туркестан, Ирак, Иран, Сирию и доходил до Средиземноморья. Парфяне получали от китайских послов подарки, среди которых был и шелк. Затем эти куски шелка попали на Запад. А после того как римляне (мужчины и женщины) с восторгом восприняли сей нежнейший и волнующий предмет роскоши, парфяне стали закупать его не только для собственного потребления, но и для продажи в страны Запада. Плиний во второй половине I в. н. э. включил китайский шелк в список самых дорогих и ценных товаров. Он высказал сожаление, что рим-ские нобили, их жены и любовницы столь сильно пристрастились к шелковым одеждам, что импортирование шелка ложится тяжким бременем на бюджет. По его мнению, «серы» (китайцы) вместе с Индией и Аравией выкачивали из Римской империи по меньшей мере 100 миллионов сестерций каждый год. «Вот, – отмечает он, – сумма, в которую нам обходятся наша роскошь и наши женщины». Разумеется, посредники делали этот товар особо дорогим. Не удивительно, что в Риме один фунт шелка подчас равнялся в цене одному фунту золота. Известно пристрастие царицы Клеопатры к шелковым платьям, в которых он появлялась на пирах. Спрос на древнекитайский шелк был столь велик, что император Тиберий даже издал специальный эдикт, запрещавший мужчинам носить шелковые одежды (Гроссет). В первую очередь следовало удовлетворить вожделенную страсть женщины к шелку, ибо та без одежд просто перестает чувствовать себя настоящим человеком. Римлянки считали, что прежде чем мужчина ее разденет, он должен постараться подобающим образом ее одеть. «Шелковые страсти» были использованы предприимчивыми западными купцами. Порой те специально представляли себя в Китае в качестве «послов» западных государей, выступая в роли своего «данников» и «вассалов». Так они получали доступ к желанному шелку. Торговля шелком помогла китайскому двору превратить в такого рода «вассалов» и ряд иностранных правителей, включая римского императора Марка Аврелия, о чем сказано в «Истории династии Поздняя Хань» (Фань Е). Понятно, что речь в данном случае шла лишь о желании цезарей и царственных особ получить от китайцев шелк, и не более.

Римская библиотека

В ту пору Рим переживает настоящую «культурную революцию». Его охватила настоящая «эпидемия» коллекционирования статуй, картин, гемм, герм, книг. В письмах Цицерона к Аттику (67 г. н. э.) выплескивается это чувство бешеного восторга перед творениями искусства, «гермами из пентеликонского мрамора с бронзовыми головами». Цицерон признается своему адресату, что «влюбился» в них заочно, по одному только их описанию. И тут же просит Аттика купить каменные ограды для колодцев и барельефы для покрытых штукатуркой стен зала. Оратор настоятельно просит друга посылать ему всё, что только подвернется и что подойдет для галереи и гимнасия в его доме – и «в возможно большем числе». Правда, тут же признается, что его страсть к таким вещам, как он опасается, переходит все границы разумного. С особой теплотой говорит он о стремлении украсить и пополнить библиотеку. Его библиотека, с очевидной гордостью сообщает Цицерон, словно «получила разум» с тех пор, как два обслуживающих ее раба переплели все книги, снабдив ярлыками. Поэт Гораций сказал о покоренной Римом Греции, тем не менее ставшей триумфатором в смысле влияния ее культуры на римлян:

Греция захваченная железом,Празднует победу:Искусствами своимиОна покорила Лаций…

В Греции основателями библиотек называют Писистрата Афинского и Поликрата Самосского. Известно, что крупные библиотеки были у Еврипида, Аристотеля Феофраста и др. В Афинах существовал книжный рынок. В эпоху Сократа книжная торговля велась в орхестре дионисского театра. Собирание книг было тогда дорогим удовольствием. Каждая книга должна была быть отдельно сверена, исправлена и переписана. Под конец Республики Рим обрел некие зачатки книгопромышленности. Книголюбы заставляли образованных рабов переписывать сочинения известных писателей, а затем обменивались экземплярами. Первым основал настоящую книжную торговлю друг Цицерона, Помпоний Аттик, задействовав для переписки книг массу рабов. Он издавал целые сочинения (цицероновские Quaestiones Academicae, Orator, письма, речи против Антония и т. д.), распространяя их не только в Риме, но и во всех городах Греции. В дальнейшем работа оказалась столь выгодной и востребованной, что к ней подключились и вольноотпущенники. Таким образом великий Рим расширял границы своего культурного и делового влияния. По словам ученых, иногородняя книжная торговля немало содействовала распространению славы замечательных писателей за пределы Рима и Италии. «Мог же приехать один человек из Кадикса в Рим только для того, чтобы взглянуть на Ливия и тотчас после возвратиться на родину» (М. Хертц). Самыми известными продавцами книг в эпоху императоров считались братья Созии, издатели Горация. Таковы были тогда культурные запросы эпохи в римском государстве.

Руины Помпей

Римский народ и его лидеры вызывали не только страх, но уважение и даже любовь у других народов (даже среди тех, кого побеждали). Причина тому культурные достижения римлян. Вспомним, как царевич Димитрий, сын врага римлян Филиппа, проведя в Риме в качестве заложника несколько лет, тем не менее стал восторженным поклонником Рима. Вернувшись в Македонию, он превозносил великую империю, защищал ее против нападок и страстно мечтал вновь вернуться туда, где находился в плену. Одним словом, вел себя так, что македонцы даже говорили: римляне вернули нам лишь тело юноши, а душа его осталась в Риме. Так же некогда был очарован Римом и сирийский царевич, знаменитый впоследствии Антиох Эпифан. Став царем, он одевался в рим-скую тогу или разыгрывал римского магистрата. Грек Полибий, великий историк, восхищался римским полководцем и политиком Сципионом. Дружеские отношения между ними были таковы, что молва о их дружбе обошла Италию и Элладу. Именно по этой причине Полибию и удалось создать яркий образ великого и мужественного народа. Римляне готовы пожертвовать всем ради родины. Они казались честными и порядочными, в отличие от Карфагена ведя войны благородно и открыто. Но времена меняются, и народ стал иным. Триумфальные арки украсят города империи. Но за сценическим великолепием этого блистательного декора империи уж виделся страшный призрак катастроф.

Руины Стабии

Тревожным становилось положение Рима. Казалось, против него шла природа. Казалось, она еще раз напомнила могущественному Риму, что все тленно в этом мире. Гибель городов и вообще трагическая участь некогда цветущей Кампании произвели на жителей империи крайне тягостное и даже жуткое впечатление. Помпеи являлись местом, где находились виллы аристократов, знати, сенаторов. Тут были два театра, амфитеатр на 20 тысяч зрителей, храмы почитаемых божеств, прекрасный форум (длиною 142 и шириною 38 м). Когда жители после катастрофы вернулись на пепелище, они увидели огромное серое кладбище, в отдельных местах которого можно было с трудом разглядеть признаки былых жилищ и построек. Словно похоронные команды, они бродили по засыпанному пеплом городу, стараясь добраться до жилищ и откопать самые ценные вещи. Во время пребывания в Помпеях император Тит приказал вывезти из города все, что было еще возможно (в особенности статуи богов и императоров). Срывали даже мрамор с колонн и аттиков. Геркулануму в этом смысле «повезло» чуть меньше, ибо его покрыл вулканический панцирь 15-метровой глубины, сквозь который невозможно было пробраться. Так он и застыл, словно доисторический ящер, захороненный в породе лавы. Правда, большинство жителей Помпеи и Геркуланума успели покинуть город накануне извержения или в самом начале. Та катастрофа стала преддверием более грозных событий. Извержение казалось знамением, о котором писал тот же Цицерон, – но только уже для всей Римской империи: когда весь Рим будет залит кровью и разграблен, когда все постараются его покинуть, а бегущие увидят позади себя «печальное зрелище пожаров». Марк Аврелий, вспоминая о судьбе двух погибших городов, привел их как пример бренности нашей жизни и всего человеческого существования. Как пишет автор исследования о Помпеи Р. Линг, этот город представлял собой шедевр античной скульптуры и архитектуры. Причем особенно замечательно выглядели мозаичные панно города, являющиеся своего рода «золотым веком» античной настенной живописи. Именно так называемый четвертый стиль явил собой самый фантастичный и игривый образец художественного мастерства и декоративной отделки. Его отличали теплые золотые тона желто-красного цвета с изображением различных фигур и сцен из известнейших мифов. Создавалось впечатление, что это актеры выступают пред зрителями в известных спектаклях.

Фрески Помпей

Итальянцам тогда не повезло, но повезло историкам. Известный английский археолог, прославившийся находками могил царей в Уре шумеров, Л. Вулли, как-то заметил то ли в шутку, то ли всерьез: «Если бы события разворачивались по желанию археологов, то все без исключения древние города должны были бы погибнуть под пеплом вулканов, расположенных по соседству. У археологов, ведущих раскопки в других местах, разливается желчь зависти, когда они посещают Помпеи и видят прекрасно сохранившиеся дома, фрески на стенах, предметы повседневного обихода, лежащие там, где их оставили хозяева в момент бегства из города, на который обрушилась катастрофа». В самом деле, археологической науке крупно повезло, что Везувий проснулся и выплеснул потоки лавы столь «удачно», что набросил вулканическое покрывало на целый город, сохранив его для потомков так, как, пожалуй, ни один другой город на земле. Природа сохранит то, что уничтожила. О последствиях для науки этой катастрофы Косидовский писал: «Историческая наука многим обязана Помпеям и Геркулануму. Благодаря этим городам перед нашими глазами, как живая, предстала материальная культура Италии во всей ее полноте и богатстве, как бы остановленная в своем развитии силами могучих чар. Никакие другие археологические находки, сделанные на огромных просторах Римской империи, не могут с ними сравниться. В обоих городах мы увидели не только храмы, дворцы, бани, амфитеатры и общественные здания почти такими, какими их покинули римские граждане, но и повседневную жизнь обычного человека, которому так мало внимания уделяет древняя историография». До конца XVI в. все эти сокровища оставались в земле. Люди и забыли о точном местонахождении Помпеи и Геркуланума. Города, «словно сказочные рыцари, в течение многих веков ждали своего пробуждения». Словно заколдованные красавицы, ждали они прикосновения жезла феи или поцелуя возлюбленного, дабы те вернули их к жизни. Однако в подлинной реальности все произошло гораздо более прозаично, чем это случается в сказках. Все знали, что под холмом Чивита лежат руины какого-то города, но лишь в 1594 г. инженер Д. Фонтана, получив задание построить подземный акведук, наткнулся на какие-то загадочные развалины. Но особого значения тогда этому не придали. И еще прошел целый век, прежде чем жители тех мест и искатели сокровищ время от времени стали находить статуи и мраморные плиты, что побудило к поиску.

Вилла знатного жителя Помпеи

В 1710 г. житель деревни Ресина, возникшей над Геркуланумом, наткнулся на мраморные плиты и колонны и, ничтоже сумняшеся, стал продавать в качестве сырья неаполитанским камнерезам. Узнавший каким-то образом о сей находке австрийский военачальник, герцог Эммануэль Морис д, Эльбёф, чья резиденция была в Неаполе, строивший себе виллу близ Портичи (Италия тогда находилась под австрийским правлением), тотчас прибыл на место, приобрел тут участок земли и стал вести поиски. Найдя в яме, выкопанной крестьянином, несколько великолепных статуй, и среди них прекрасную скульптурную группу матери с двумя дочерьми, он отослал их в Вену, где они и находятся в одном из музеев.

А. Канова. Три грации

Винкельман так описывает найденные там фигуры… «Три весталки достойны восхищения по двум причинам. Они принадлежат к числу первых крупных находок в