С осужденным Владимиром Кашиным нам встретиться не довелось. Начальник отдела по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел прокуратуры Латвийской ССР товарищ Михлин рассказал нам, что по сведениям, полученным из колонии, можно судить о серьезном переломе в характере и поведении Кашина. По прибытии в учреждение (так теперь называют колонии) он был трудоустроен в кузнечный цех на поток изготовления бензиновых бочек. К труду относится добросовестно, сменные задания перевыполняет. Приобрел специальности резчика по металлу 2-го разряда и слесаря-монтажника 2-го разряда. Закончил 8 классов с удовлетворительными оценками. Преступление свое остро переживает и осуждает. В письмах к родителям неоднократно вспоминал о содеянном, искренне раскаивался.

И снова Даугавпилс. То моросящий дождик, то дивной красоты радуга в очищенном от туч небе. Город в последнем золоте осени. Идут из школы стайками ребята. Мальчишки похожи на мальчишек: брызги взлетают из лужиц от их торопливых шагов. Девочки вышагивают чинно, тонкими голосами обсуждают свои школьные дела. Вот один, обгоняя группу девочек, то ли толкнул, то ли дернул за косу крайнюю. Та, не раздумывая, хлопает обидчика по спине портфелем. «Янис, завтра будет сказано», — угрожающим голосом обещает другая девочка. Это она завтра пожалуется учительнице. Маленький инцидент, маленькое происшествие, такое привычное, даже родное нам по собственным воспоминаниям детства; кого из девчонок не задевали вот так мальчишки по дороге из школы домой? Не стоит в этом случае искать первопричину будущего преступления: сегодня толкнул, через десять лет избил. И все же в этом маленьком столкновении просматривается нечто такое, что наводит на размышление. Будь их двое, неизвестно, как вел бы себя мальчишка после того, как его огрели портфелем. Но девочек было много, а фраза: «Янис, завтра будет сказано», — прозвучала не просто угрозой ябеды, а обещанием расплаты.

...На скамейке в сквере под черным зонтом сидит старый человек. Солнце светит, дождя как и не было, а он под раскрытым зонтом. Рядом на скамейке книга, тоже на случай дождя одетая в пластмассовый плащик-обертку. Мирная осенняя картина. Знакомимся. Он охотно рассказывает о себе, о городе:

— Когда у меня еще были силы, я каждое лето навещал озеро Трикатес. У некоторых любовь распространяется не только на себе подобных. Одни любят собак или кошек, другие — птиц или цветы. Я всю жизнь любил озеро Трикатес. Моя покойная жена только к концу жизни поняла меня и перестала ревновать к озеру Трикатес. Оно для меня сейчас довольно далеко, за железнодорожной линией, возле станции Межциемс. Вы не были там?

Он рассказывает об этом озере так, что хочется подняться со скамейки и немедленно бежать, ехать к этому озеру, Когда-то их было два озера Трикатес — Большое и Малое. Большое заболотилось, а Малое не перестает удивлять людей: в нем есть остров, поросший березами. Необыкновенный плавучий остров, который в зависимости от того, куда дует ветер, перемещается от одного берега к другому.

— Я очень давно живу на свете и многое помню, — говорит старик, — человек может забыть то, что услыхал от других людей, что прочитал в книге. То, что он видел сам, забыть нельзя. Я помню, как семнадцатого июня сорокового года здесь, в Даугавпилсе, мы встречали Красную Армию. Так получилось, что до этого дня я был безработным. Я все помню: и как получил работу, и как однажды один мой друг сказал, что в Стропах открылся пионерский лагерь. Мне было почему-то стыдно его спросить, что такое пионерский лагерь, я не хотел ему признаваться в своем незнании и поехал в Стропы. Увидел детей, увидел этот лагерь, но так и не смог тогда соединить в одно целое детскую республику и слова «пионерский лагерь». Только когда жена сказала, что нашему младшему сыну дали путевку в пионерский лагерь, я понял, что это такое.

Он вспоминает войну. Гетто на левом берегу Даугавы. Концлагерь в молодом сосняке неподалеку от озера Трикатес. Более ста тысяч военнопленных и мирных жителей легли навсегда в эту землю от рук фашистских палачей.

Начинает накрапывать дождь, старик умолкает, сидит, ушедший в себя, и дождевые капли, сбегая с зонта, падают ему на колени.

Неожиданно он поднимает голову, лицо его озаряет улыбка. Он спрашивает:

— Почему молодость не приходит разрешать свои проблемы к старости?

Вопрос слишком общий, и он поясняет:

— Я почти каждый день сижу здесь. Когда хороший день и мест на скамейках нет, молодые люди мирятся с моим соседством. Иногда они шепчут что-то друг другу, иногда целуются, иногда ссорятся, я говорю им: «Дети, у каждого из вас на руке часы. Эти минуты, что вы мучили друг друга, — кусочек уже прожитой вашей жизни. Перестаньте ругаться, помолчите и подумайте об этом». Они удивляются, смеются, а иногда благодарят меня.

Он помнит о преступлении, которое взволновало тогда весь город, помнит, как провожали в последний путь майора Беломестных. Выслушав пересказ нашего разговора с осужденным Аксеновым, он качает головой, не соглашаясь с нашими выводами, и говорит:

— И все-таки есть сильные и слабые люди на свете. Я вам рассказал о Малом острове Трикатес. Он плывет в ту сторону, куда дует ветер. Это удивительное явление в природе, очень редкое. Людей же таких, плывущих туда, куда их гонит ветер, к сожалению, больше. Не спорьте со мной, есть сильные и слабые. И вот что я думаю: сильные в ответе за слабых. По собственному праву. По закону доброты. Сильный человек прежде всего добрый человек. Он богат добротой. А доброта — это в первую очередь отсутствие зависти. Сильный человек должен помогать слабому. Не из чувства жалости, а от полноты своей жизни, от своей сути. Но помогать — это и отвечать. Да или нет? — И, не дожидаясь нашего ответа, заканчивает: — Да.

Он вспоминает историю военных лет, рассказывает о человеке, который в трудную минуту по слабости душевной оступился, после войны, отбыв срок наказания, вернулся в родные места, попытался вычеркнуть из своей жизни прошлое и не смог. Он судил себя сам самым высшим судом — судом своей совести. Преступление свое во всей остроте ощутил он спустя многие годы и с тех пор не знал покоя, Нет, он не покончил счеты с жизнью. Приговор его над собой был более суровым. Он жил, ни на день не забывая о содеянном.

— За все человек платит. Ничто не проходит бесследно. Я согласен с вами: гуманизм не в том, чтобы не напоминать человеку, отбывшему наказание, о его прошлом. Жизнь гуманна, но и беспощадна. Приговор выносит не только суд, но и люди, которые тебя знают, и дело, которое ты делаешь, и любовь, если она есть, и старость, если она будет.