За рассказы мне потом дали денег, мы на них с Казимировой  купили в кооперативе ветчину. А Ангел лет через пять навсегда улетел в Спб.

Вообще-то, Хирумицу-сан совсем неплохо говорил по-английски. Японцев, надо сказать, легко понять на слух: это не американцы какие-нибудь, привыкшие глотать фонетику, не жуя. Японцы говорят, спелленгуя. Когда Хирумицу-сан открывал рот, перед моими глазами отчетливо возникали квадратные скобки транскрипции.

Беда была в том, что по телефону я не видела Хирумицева рта.

Вдобавок, он меня разбудил. А просыпаюсь я весьма постепенно. Например, если я сплю, а мне снится, что звонят во входную дверь, я тут же встаю и иду открывать, не задаваясь вопросами вроде «кто бы там мог быть». Раз двадцать в своей жизни я открыла дверь цыганам, тридцать — ищущим штопор выпивохам, сорок — многодетным таджикам, пятьдесят — коммивояжерам и без счету — свидетелям Иеговы. Когда же меня будит телефон, то в течение примерно двух минут я не в состоянии идентифицировать язык, на котором пытается общаться со мной неопознанный собеседник. Сама я в это время молчу, потому что совершенно не помню слов. Однажды мне позвонил московский шеф, звонка которого я ждала весь день, поэтому проснулась мгновенно, схватила трубку и деловито сказала в неё: «Лё-лё?»

Хирумицу, тележурналист из Токио, представился: «Рола-сан, иц Хирумицу коллин». Хирумицу вообще молодец: если в слове есть несколько «л», то время от времени хотя бы одну из них он произносит правильно, а если «л» всего одна — то и вовсе ни к чему озадачиваться местом её расположения. Рола так Рола. Другие японцы вообще называли меня «Мадам».

Как раз перед его звонком мне снилось, что держу на руках небольшую шуструю обезьянку, наложившую мне в ладони полную кучу зелёного пастообразного кала. Я не виновата, что приснилась мне именно обезьянка, мы не выбираем себе сны, к тому же сон был в руку. Помню, я машинально вытерла её об одеяло, прежде чем схватить телефон.

Денег, как обычно, не было, а хотелось их сильно. Поэтому я поняла только то, что скоро они будут: во-первых, я держала в руках говно, а во-вторых, про деньги говорил Хирумицу, упомянув какой-то документальный фильм (подробности в эмэйле, он уже отправлен, Рола-сан прочитает — иц изи — и реплаем сообщит, если что-то непонятно). «Иц изи», — ответила Рола в стопятидесятый раз и полезла в постбокс узнавать, о чём именно она только что договорилась с японским коллегой.

Помимо того, что японцы понятно говорят, мне нравятся в них такие деловые качества, как конкретность, обстоятельность и потенциальная подозрительность в парадоксальном альянсе с кинетической наивностью. Мне нравилось работать с японцами: они ни разу меня не надули. Да и я их — только однажды, и то они не заметили. В том эмэйле говорилось, что через неделю мне предстоит выступить в роли продюсера документального фильма в духе журналистского расследования. Расследовать надлежало детали контрабандного ввоза в Японию огнестрельного оружия из России.

Загадочные харащникофумачигансы, щекотавшие моё левое ухо при орально-телефонном контакте с Хирумицу, обрели, таким образом, вполне угрожающую конкретику в виде автоматов Калашникова, а про макарофу и говорить не приходится. Мне стало плохо. Хирумицу хотел, чтобы я устроила ему интервью с воротилами криминального бизнеса. Именно в этом месте я и сказала ему очередное «иц изи». Неделю до приезда Хирумицу и его оператора я мечтала о том, чтобы форс-мажорные обстоятельства удалили меня вон из город В.

Кроме мафии, японцы желали отснять интервью с рядовыми перевозчиками контрабандных стволов, которыми те должны были похвастаться перед камерой. Мне хотелось застрелиться длинной очередью из харащникофу, но я даже приблизительно не знала, где его взять. Успокаивало только медитативное воспоминание об обезьяне, нагадившей мне в руки. Сны про кал, да еще явь об упавших ножиках — единственное, во что я верю из народных примет, а цвет и количество обезьяньего дерьма были многообещающими. За два дня до старта я позвонила знакомому менту из борьбы с наркотиками и предложила ему сто долларов.

— Наехать на кого надо? — понимающе спросил Стас.

— У тебя пистолет есть? — не ответила я.

— Ой бля, — сказал Стас, — погоди, щас приеду.

«Мне очень приятно работать с Рола-сан, — скажет неделю спустя Хирумицу, выставив нам с водилой и переводчиком отходняк на втором этаже «Бинго-Бонго», — для неё не существует невозможного. Обычно я расписываю техническое задание на 200 процентов, с расчетом, что продюсер обеспечит хотя бы 50, и лишь Рола-сан выполняет все 200».

И я даже не покраснела.

В пять съемочных дней я втиснула все восемь. «Хирумицу-сан, вы же понимаете, что эти серьезные люди не покажут лиц? — Конечно, Рола-сан, мы снимем их со спины». «Хирумицу- сан, вы же понимаете, что серьезные люди не согласятся называть свои имена?

— Разумеется, Рола-сан».

Японцы не знали роздыху от криминальных элементов, с готовностью соглашавшихся на интервью: в нашем фильме был задействован весь оперативный состав отдела УБНОН. Менты, исполнявшие роли торговцев пестиками, обошлись мне всего в пятьсот долларов.

Стас был восхитителен в роли лоховатого стармеха, которого злые бандиты заставили возить в Японию небольшие промышленные партии «Макаров» Бакинского производства: за то, что он врезался на своей «Королле» в бандитский «Prado» выпуска 22-го века. Весь этот дебильный сценарий был написан мною, за что, я думаю, мне еще предстоит ответить на вопросы рогато-хвостатых репортёров, организующих брифинги в антураже котлов и раскалённой серы.

Стас мялся, заикался и говорил, что понимает всю гнусность своих курьерских рейсов, но в милицию не пойдет, потому что она продажная. Его рука, которой он опёрся на оградку Михаила Ефимовича Свиридова, 1898-1963, дрожала, как будто он держал её на Библии, клянясь, что убил собственную мать только потому, что был сильно голоден (да, господа присяжные заседатели, это правда: идея провести съемку эпизода «Стармех» на заброшенном кладбище Моргородка тоже принадлежала мне).

Обладая некоторым свойством метафоризировать происходящее, я отвлеклась на наших молчаливых свидетелей и поразилась тому, насколько внимательно они на нас смотрят. Памятники заросли многолетним кладбищенским бурьяном выше портретов, так что казалось, мертвецы по пояс вылезли из-под земли и подглядывают сквозь траву, чтобы не пропустить главное. Я сделала «брррррррр» и подошла поближе к Михаилу Ефимовичу Свиридову, на глазах которого как раз в этот момент старший механик торгового флота, капитан милиции Стас Гурков кивнул японцу, подтверждая, что и сейчас, на кладбище, один экземпляр пистолета Макарова греет его криминальную душу.

Японцы не удивляются у нас абсолютно ничему. Их удивит, скорее, какое-нибудь случайное попадание нашего человека в норму. Например, большинство японцев искренне убеждено, что русские все поголовно знакомы друг с другом, и именно эта уникальная национальная особенность помогает нам сообща работать на мафию. Данная легенда о россиянах как раз и объясняет, почему Хирумицу на (чуть не сказала — голубом) карем раскосом глазу всучил мне совершенно нереальное техзадание — устроить ему съемки бандитских откровений.

Поэтому зря я боялась, что японцы расколят моего «стармеха» как фундук, когда этот видавший виды опер сунул руку за пазуху и неуловимым, годами отработанным движением большого пальца правой руки освободил свой штатный «макаров» от обоймы. И только потом вынул пистолет на обозрение Хирумицу, оператора Токадо и несчастного Михаила Ефимовича Свиридова, который к тому моменту уже так много знал, что был явно не жилец. Хитроумный Хирумицу ринулся было разглядывать идентификационный номер Стасова ствола, но ушлый ментовский палец предусмотрительно прикрыл циферки. Я облегченно вздохнула и, как родному, подмигнула Михал Ефимычу.

Весьма характерен и убедителен был в своей роли и оперуполномоченный Серёга Трифонов, сыгравший организатора канала переброски в Японию азербайджанских пистолетов. Как и положено такому солидному бандюку, Серёга пришел на встречу с японскими журналистами в дирижерском фраке, взятом напрокат у музыкального двоюродного брата... тут, справедливости ради, я вступлюсь за собственную честь. Вовсе не всё от начала до конца этого документального фильма было чистой воды мистификацией. Были настоящие интервью с колоритным владельцем оружейных магазинов, охранниками разных мастей и законными обладателями карабинов «Сайга». Были съемки города В., вид с Голубиной сопки, милицейских стрельбищ и памятника адмиралу Макарову, к которому все пять дней так рвался Хирумицу. Позднее я сообщила ему эмэйлом, что, хотя этот Макарофу и не изобретал одноимённого пистолета, но тоже был хороший мужик.

А если совсем честно, то и не сообщала.

Простите меня за это, господа присяжные телезрители.

Впрочем, какая вам там, на Хоккайдо, разница.