всех. Над ней одноклассницы посмеивались, а она всегда отвечала им одним и тем же:

– Если бы вы попробовали по два часа в день без перерыва играть на скрипке, то увидели бы, как это тяжелое занятие способствует возрастанию аппетита, и перестали бы хихикать раз и навсегда.

Поскольку больше никто в классе играть на скрипке не умел, ей верили на слово и отдавали свои нелюбимые блюда: Лера, например, ненавистную геркулесовую кашу, Даша – манную, а Талиева всегда отдавала Нельке печенку и вареную морковку. Русакова была всеядна и ненасытна. Геркулесовую кашу отказывались есть человек пять, и все порции по очереди исчезали в бездонной Нелькиной утробе.

Даша повертела в руках второй пирожок, который подавали к бульону, и подсунула его Русаковой, хотя, конечно, понимала, что уже через час проголодается. Однако заставить себя есть не могла. Она подвинула к Нельке гречневую кашу с котлетой и принялась задумчиво вылавливать из компота разварившийся чернослив.

Вот значит как! Мужская гимназия! Это интересно! Надо же!

Даша уже совсем отвыкла от мальчишек, хотя и двух полных месяцев не прошло с тех пор, как она оказалась в пансионе Бонч-Осмоловской. Ей даже стало казаться, что без парней вообще вполне можно обойтись. Во-первых, на уроках не стоит никакого вопроса о дисциплине, во-вторых, никто не плюется, не мусорит, не сыплет за шиворот кнопки и бумажки, в-третьих, никто не пытается заглянуть в девчачий туалет или раздевалку физкультурного зала… Нет, что ни говори, в женских школах все-таки есть свои преимущества…

Интересно, какие они, гимназисты? Отличаются ли от простых мальчишек? Наверно, отличаются, потому что, скорее всего, из богатых семей. Рабочий класс частную школу не оплатит. Наверняка сыновья банкиров и промышленных магнатов, как Лера с Гулькой. Неужели у них тоже форма? Даша почему-то представила старшеклассников в коротких штанишках на лямочках, в белых гольфиках и, хихикнув, расплескала по будничной клетчатой скатерти компот. Дежурная классная дама поспешила предупредить ее:

– Казанцева! Если вы еще раз будете замечены за таким недостойным поведением во время приема пищи, то будете сдавать зачет по этикету!

Даша смущенно посмотрела на желтое пятно, расплывающееся по скатерти, но продолжила думать о мальчишках, а вовсе не о зачете по этикету. Неужели их тоже учат танцевать пазефир? Неужели она, Даша, будет танцевать в паре с гимназистом бальный танец? Это так странно… На дискотеках в старой школе они, прошлогодние восьмиклассники, редко еще танцевали «медляки», но уж если танцевали, то по всем правилам, как взрослые, в обнимку. А тут танцы особые… Для них девочкам шьют специальные платья: длинные, с кружевами, нежных пастельных тонов. Красивые. Любая девчонка из старой Дашиной школы рада была бы надеть такое. Конечно, быстрые современные танцы в длинных платьях не потанцуешь, но падеграсы с пазефирами – самое то! Лера говорила, что всем девочкам даже прически сделают старинные, с локонами и заколками со стразами. И Даша второй раз за обед подумала, что в женских школах определенно что-то такое есть…

– Пошли, – ткнула ее в бок Лера, и Даша с готовностью бросилась за ней.

– Ну, слушай! – торжественно начала Лера Веденеева, когда они наконец уселись на диванчик в комнате отдыха. Она видела, что Казанцева от нетерпения покрылась красными пятнами. – Общий праздник будет продолжаться до 18.00. В это время уведут младшую школу. В 19.00 праздник закончится для пятых- шестых классов, в 21.00 – для седьмых-восьмых, в 23.00 – для девятых-десятых.

– Ну-у-у… – недовольно протянула Даша. – Почему такая дискриминация? Почему нас приравняли к семиклашкам? Почему мы не вместе с десятыми? Может, стоит поднять восстание, а?

– Не поможет.

– Конечно же, я пошутила насчет восстания, но, может быть, можно уговорить Модестовну, чтобы она пересмотрела правила?

– Неужели ты еще не поняла, что здесь раз и навсегда установленные порядки, которые никто не собирается нарушать, потому что, как говорит директриса, их надо превратить в традиции.

– Ну ладно, – отмахнулась от традиций Даша. – А как все остальное? Расскажи! Тебе кто-нибудь понравился из гимназистов?

От этого вопроса Лера почему-то моментально поскучнела и встала с диванчика.

– Никто мне не понравился, – недовольно сказала она. – Парни как парни. Ничего особенного. Пойдем лучше алгебру делать! Столько назадавали!

– Да погоди ты с этой алгеброй! Куда она денется!

Но Лере почему-то совершенно разонравилось разговаривать на тему празднования Дня девочек, и она, не оглядываясь на Дашу, вышла из комнаты отдыха.

Раздосадованная Казанцева шлепнула кулаком по подлокотнику диванчика, обтянутого мягкой кожей. Что Лерка за человек такой! Ни рыба ни мясо! То веселая-веселая, то вдруг раз – и не пойми что! Какая-то полуподруга. Понадеешься на такую, а она возьмет и в самый нужный момент тебя бросит, вот как сейчас… Даша хотела уже пойти вслед за Веденеевой, чтобы заняться алгеброй, по которой действительно много задали, но в комнату отдыха зашла Айгуль и встала напротив нее.

– Поговорим? – Талиева, как всегда, спросила тоном, не допускающим возражений.

– О чем? – Даша сделала вид, что не понимает.

– О ней! О той комнате! Как выбралась?

– О какой комнате? Не понимаю, о чем ты говоришь?

– Неужели? Не смеши меня! Я требую, чтобы ты мне рассказала, как выбралась!

– А мне плевать на твои требования, поняла! – Даша развалилась на диване как смогла небрежно и независимо.

Лицо Талиевой запылало малиновым румянцем, под цвет кожи, обтягивающей диванчик комнаты отдыха. Даше показалось, что Гулька вцепится ей в волосы, но Талиева справилась с собой и довольно спокойным тоном предложила:

– Хорошо. Тогда предлагаю бартер.

– Это еще что такое?

– Обмен. Тайну – на тайну.

– Н-не знаю… – покачала головой Даша. – А вдруг меня не заинтересует твоя тайна? Что тогда?

– Тайны вообще всех всегда интересуют, а моя и тебе понравится, потому что она о твоей подружке Веденеевой.

Гулька попала не в бровь, а в глаз. Лера была странной молчаливой девочкой, о себе почти ничего не рассказывала, и ее жизнь до пансиона действительно интересовала Казанцеву. Даша еще немного помолчала, взвешивая все «за» и «против», но все-таки решительно отказалась от предложения Талиевой:

– Нет. Я хочу остаться при своей тайне, а твоя, пожалуй, мне не нужна.

– Смотри, Казанцева, пожалеешь! – набычилась Айгуль.

– Как страшно! Неужели Лерка – глава петербургской мафии? – усмехнулась Даша.

– Зря остришь, между прочим. Я тебя предупреждаю, что не стоит так со мной разговаривать!

– Считай, что я приняла твое предупреждение к сведению. – Даша встала с диванчика и оказалась лицом к лицу с Талиевой, у которой от гнева подрагивали крылья носа. Даше тут же захотелось подлить масла в огонь, и она с самым невинным видом сказала: – Нам, Айгуль, очень много задали по алгебре. Пойдем, порешаем? – это предложение прозвучало настолько издевательски, что Талиева задохнулась от возмущения и не нашла что ответить. – Ну, как знаешь, – Даша пожала плечами и вышла из комнаты.

Спиной она ощущала обжигающий взгляд Айгуль, и ей было не по себе. Она вдруг вспомнила как-то упомянутую Лерой Валечку Федорову, которую Талиева с Танькой Евчак в прошлом году «сожрали».

– Слышь, Лер! – шепотом обратилась она к Веденеевой, которая в комнате для занятий с увлечением решала алгебраический пример. – Я вдруг вспомнила, что Модестовна на линейке в честь первого сентября говорила, что за прошлый год никто из пансиона не выбыл. Так?

– Ну… так… И что? – Лера с явным неудовольствием вынырнула из алгебры.

– А ты мне говорила про какую-то Валечку Федорову, на кровати которой я сплю.

– Ну?

– Врала, что ли?